— Хорошо, как скажешь, — рассмеялась эльфийка, отпила вино.

— Не будет нормальный мужик в чужой башке копаться!

— Да, ты прав, — закивала Зеленоглазка. — Не мужское это дело.

— Вот! Правильно говоришь. Так вот, стали мы у этого морготова чудилы жить. Пришлось всем соседям дома построить, чтоб нас не сдали! Но зато мы теперь поняли: селиться у Моргота на окраине может кто угодно, главное, местных поить-кормить-одевать. И хоть целыми днями хвалу Голфину пой, тебе ещё и подпоют и гусли принесут. Но мы-т не жить пришли. Нам пришлось вглубь сунуться. И вот тут началось! На угольной шахте, которая там ближайшая, все главари, смотрители эти долбаные, они за места свои боятся очень. Пока они в шахте главные, им всё можно: и бить, и калечить, и сношать кого захочется, а потеряют власть… Сама понимаешь, тогда будут сношать и калечить уже их. И когда мы на шахту сунулись, нам сразу дали понять, что наши жопы тут лишние. Ну мы такие: «Да не вопрос, лишние, так лишние. А где не лишние?» На войну, грят, топайте. Вон, кнутодолбы, грят, армию собирают. Ну, мы с ребятами не дураки, спрашиваем: «На какую, долбаный стручок, войну? Мы ток с восточного фронта!» А те такие: «Да имели мы ваш долбаный восточный фронт и в хвост, и в гриву, и в уши, и в ноздри! Южный собирается! Южный! Валите туда!» Тут мы и смекнули, что дело жареным пахнет, отправили донесение Голфину, а тот такой: «Давайте подробнее!» Ну подробнее, так подробнее. Убедили мы чокнутого орка, что надо на север переехать, потому что там уж точно безопасно, никто его не знает и эльфохрены не потребует.

— Что? — Зеленоглазка расхохоталась.

— Ну хрены. Эльфов. Торгует он ими, чё непонятного? Уговорили его, значит, уехали, а там! Долбаный стручок! В общем, там темнотища, мороз, туман чёрный вонючий, пыль чёрная везде оседает. Дышать невозможно. А эти живут! У нас двое сразу заболели, мы их домой отправили. Оказалось, там на севере всё самое главное и происходит, и правда кто-то к войне готовится. Ну мы быстрей карты рисовать, где какие кузни, шахты, посёлки. Поняли, кто такие кнутодолбы или долбокнуты: это такие огненные гады с плетями — прислужники Моргота этого. Вот они сразу на нас стали косо смотреть, но мы такие: ничё не знаем, местные мы, вот этот орк подтвердит. Однако что-то этим гадам не понравилось, а орки-надсмотрщики над рабами в кузницах тут же выслужиться решили, собрали толпу и на нас. Марах тогда мне и дружку моему отдал все наши записи и сказал бежать обратно, чтоб донести хоть что-то до короля. Пожелал нам удачи и с остальными вышел драться, чтоб внимание от нас отвлечь. Вот так.

Мужчина замолчал, выпил. Зеленоглазка подлила ему вина, отхлебнула.

— А у тебя что? — спросил разведчик, отмахнувшись.

— Да ничего особенного, — пожала плечами эльфийка, — как всегда.

Можно было бы, конечно, рассказать о недавней новости, потрясшей Барад Эйтель, однако колдунья была уверена: разведчик не поймёт или поймёт неправильно, а что-то объяснять не хотелось.

— Тогда, — мужчина тяжело поднялся, — пойду я. Ехать пора. Я ж семью давно не видел, мож, внуки выросли уже, а я и не в курсе.

— Счастливого пути, — улыбнулась Зеленоглазка.

— А тебе — счастливо оставаться, бессмертная.

Дверь закрылась. Решив, что лучше не задумываться над разговором, а продолжить работу, эльфийка взялась за записи и увидела подробно описанное течение болезни того, чья смерть стала на удивление важным событием в Крепости Исток. Какая злая ирония! Тот, кто уверял, будто лекари нужны только тем, кто сеет искажение, последние годы жизни не мог без помощи знахарей и дня. Смешно? Митриэль смеялась, припоминая выступления на площади, а Зеленоглазке было неприятно думать о том, что лекарства вновь оказались бессильны против воли Рока.

***

В библиотеке было непривычно тихо: все, кто жили в здании, молчали, либо говорили шёпотом, ходили осторожно, словно боясь спугнуть чуткую дичь.

В последнее время хозяин книгохранилища тяжело болел, редко выходил из дома, чтения проводил короткие и не регулярные, пускал к себе лишь двоих учеников, а ещё лекаря-мужчину, не позволяя женщинам даже приближаться к своей комнате.

Не желая слышать о возможной смерти, Пойтар ругал и проклинал знахаря, требуя чудодейственные снадобья, однако в последний день жизни вдруг позвал учеников и сказал, не вставая с постели, что библиотеку отдаёт им. Было много невнятных слов о том, что чтецы и книжники не должны жениться, потому что женщины не дадут мужчине творить и украшать мудростью мир, что лучше вообще не пускать этих нечистых существ даже во двор хранилища, и слушать истории им не положено, однако как этих искажённых тварей остановить, коли лезут вечно? Потом Пойтар попросил лекарства, выпил и заснул. Навсегда.

На похороны библиотекаря собралось небывалое количество Фирьяр — столько не приходило даже на площадь во время выступлений странного книжника. Стража крепости на всякий случай следила за порядком, однако ничего плохого не случилось, народ в молчании постоял и разошёлся.

А на следующее утро, когда ученики, ставшие новыми хозяевами библиотеки, разбирали разбросанные по столу записи, им на глаза попался красиво разрисованный узорами листок, на котором не было привычных историй о сказочной любви или поучительных слов о правильном образе жизни. Текст был путаным, однако оба наследника единогласно решили, что это главный труд в жизни учителя и повесили листок на стену в гостевом зале, вставив в красивую рамку, чтобы каждый приходящий слушать истории видел важнейшее завещание победившего тьму собрата:

«Славьте Народ, славьте —

Великий во все времена!

И славьте свою душу —

Великую во все времена!

Счастливый Народ живёт там,

Где люди сознательны

И мечтают о совершенном человеке,

Об истине, ведущей к избавлению от искажения

Ради людей, ради добра,

Ради братства человечества.

Идеи человека — единственное, что никогда не исчезнет,

И сквозь время потомки узнают прошлое.

Нет среди нас способного править миром —

Человек умрёт. Но не его идеи.

Счастливый Народ!

Мы идём сквозь время —

Счастливый Народ,

Победивший Искажение».

Примечание к части Там в конце искажённый перевод песни «Happy nation» «Ace of Base»

Объединимся, ударим, победим!

— Алмарил? — Карнифинвэ отошёл от окна, удивлённо посмотрел на вошедшую Вирессэ. — Морифинвион?

— Да, — эльфийка заперла дверь и устроилась на постели. — Таргелионский принц. Прибыл из Барад Эйтель по поручению Финдекано Нолофинвиона.

Ночь постучалась в стекло крошечными льдинками, погода стремительно портилась, однако это не мешало каким-то весёлым гулякам распевать на площади песни о том, как прекрасно королевство Хитлум.

— Зачем он здесь? Вместо меня?

Глаза сына нолдорана Питьяфинвэ загорелись злобой. Вирессэ встала с кровати, обняла супруга и прижалась животом.

— Прошу, скажи мне правду.

— Никто не сможет заменить тебя, — промурлыкала эльфийка, пощекотав кончик носа мужа золотым локоном. — Алмарил здесь проездом. И мне удалось с ним поговорить. Если тебе есть, что передать лорду Маэдросу, это можно сделать.

Карнифинвэ опустил глаза.

— Послушай, — Вирессэ заговорила вполголоса, — я понимаю твоё состояние, но прошу — не сдавайся. Что бы ни было, не сдавайся! Нолофинвэ силён на своей территории, но шаг за границу — и всё! Его нигде не уважают, с ним не считаются. Он ни для кого не король и не авторитет, и то, что узурпатор держит тебя в заложниках, только ухудшает его положение. Уверяю тебя, ему придётся пересмотреть своё поведение, ты будешь свободен.

— Может, наплевать на всё и выходить? — принц посмотрел на дверь. — Гнать от себя стражу?

Вирессэ задумалась. Да, вероятно, это бы подняло дух возлюбленного, однако, чего может стоить такая краткосрочная победа? Усиления охраны? Заточения в подвале? Может, и ей самой больше не удастся никуда выйти? Нет, риск однозначно не оправдан.