Заиграв снова пальцами, сын валинорского нолдорана тихо запел, и ночь, сумрачная и холодная, показалась светлее:
— Сквозь туман,
Прочь от смятения души
Спешим к другим мирам.
Больше нет
Любви, что многих держит на земле.
Надежды нет!
Есть точка невозврата из мечты —
Лететь на свет таинственной звезды!
Плыть в серебре лунных морей,
Солнце нам вслед пошлёт свой ветер,
Плыть по волнам в тот океан,
Что называется Бессмертие.
Может быть,
Наивны мы, и нет нигде других дорог судьбы.
Может быть,
Нам не найти во тьме маршрут туда, где время спит.
Есть точка невозврата из мечты,
Похоже, мы смогли её пройти.
И плыть в серебре Лунных морей,
Солнце нам вслед пошлёт свой ветер,
Плыть по волнам в тот океан,
Что называется Бессмертие.
Есть точка невозврата из мечты.
Прятавшиеся за деревьями дикари начали подпевать, по-своему коверкая незнакомые слова. Самые навязчивые вышли из укрытия, направились к костру, и, смотря на одетых в небрежно раскроенные, неумело обработанные шкуры сутулых, тощих, кривоногих людей, нечёсанных и давно немытых, Халиндвэ думал только о том, чтобы случайно не встретиться с ними взглядами. Счастливое неведение вдруг показалось бесценным, а желание продлить его хоть на мгновение — жизненно необходимым.
Примечание к части Песня "Точка невозврата" гр. Ария
Великая ценность неувядающей красоты
Стряхнув с маскировочного плаща снег, Эрьярон повернул рычаги тайного входа в подземелье, прошептав слово-ключ. Перед тем, как исчезнуть во мраке, эльф зачем-то обернулся, проверяя, не оставил ли следов, хотя и знал — беспокоиться не о чем, бдительность не ослаблялась ни на миг.
Арда менялась безвозвратно, кто-то всё больше тосковал о прошлом, однако перемены были и в лучшую сторону: Майя Ариэн по-своему перекроила многое, следуя лишь одной ей понятной логике, некоторые вещи казались чудовищными, однако то, как лучи Анар повлияли на снег, не могло не радовать — белоснежный покров стал гораздо плотнее, чем тот, который приходилось преодолевать во тьме Хэлкараксэ, поэтому теперь, правильно распределяя вес тела, можно ходить, не только не проваливаясь в сугробы, но и не выдавая себя отпечатками обуви. Конечно, у Младших так не получалось, и это обстоятельство, вкупе с тысячей других, вызывало досаду и ощущение безнадёжности попыток обучить атани-ататани хоть чему-нибудь полезному.
Отбросив неприятные мысли и сосредоточившись на том, кому и какие письма необходимо раздать, верный короля Финдарато Инголдо двинулся сквозь мрак путаных коридоров, в которых заблудился бы любой, не знавший правильной дороги и не умевший распознавать оставленные Гельмиром отметины, указывавшие верное направление.
— Ха-ха-ха! А вот и гонец! — загоготали из-за поворота коридора, где находилось небольшое богатое рыбой озерцо. На его берегу часто кто-то разбивал лагерь и веселился, прихватив с собой выпивку, а закуску ловя и готовя по мере необходимости. На этот раз здесь оказались хорошо знакомые ногродские наугрим, уже изрядно хмельные. — Привет, кхулум! Ответ привёз?
Эрьярон коротко кивнул.
— Садись, выпей с нами!
Эльф сам не заметил, как оказался у костра с огромной флягой в руках.
— Твой король очень удачно исчез из города, — загоготал рыжий оружейник, часто курсировавший между Ногродом, Таргелионом, Тол-Сирионом и с недавних пор — Нарготрондом. — Его разыскивает ваш главный нолдоср…
Гном осёкся, переглянулся с собратьями, и наугрим покатились со смеху.
— Не выражайся так при эльфах, — пожурил приятеля седобородый лысый торговец. — Тебя Эол плохому научил.
— Ваш Эол был не далёк от истины, — процедил сквозь зубы Эрьярон, выпив больше, чем собирался. — В целом, ответ моего короля вы и так знаете, поскольку он не поменялся с прошлого раза: о местонахождении не сообщать, в Нарготронде правят сейчас лорды, которые не имеют права ничего решать без владыки, принц тоже не может подписывать бумаги, поэтому верховный нолдо… ран должен ждать возвращения Короля-Солнце.
— Может, расскажешь по секрету, где Фелагунд? — подмигнул рыжий оружейник. — Нам-то можно знать.
— Это и не секрет вовсе, — пожал плечами эльф, критически рассматривая жареную рыбу, — король устал от забот и уехал к родне. Просто владыка Фелагунд не хочет сообщать о месте, где охотится, чтобы его не заставляли решать дела государства. Сами посудите: если я выдам, где мой король, к нему тут же нагрянут гонцы. Отдых не удастся.
— За наших владык! — поднял тост самый пьяный гном, который, казалось, спал.
— За тех, кого мы сами признаём владыками, — многозначительно уточнил Эрьярон, выпил, отдал флягу и поднялся. — Ответ Фелагунда для вас и всех остальных таков: «Вернусь — всё сам решу».
— Замечательно! — обрадовался оружейник. — Именно на это я и рассчитывал.
— Все рассчитывали, — уточнил лысый собрат. — Мы погостим у вас ещё немного, а как мороз спадёт, двинемся в путь. Сани у нас по любым сугробам пройдут, а вот носы, увы, замерзают. Так что, кхулум, заходи на огонёк, как с делами покончишь.
Эрьярон кивнул и снова, погрузившись в не самые приятные размышления, двинулся вниз по створчатому коридору, всё больше напоминавшему дворец. Весёлый смех удалялся, а впереди был полумрак и тишина.
***
Равнодушно взглянув на письмо от старшего брата, Гвиндор фыркнул, словно лис, унюхавший что-то неприятное, и отвернулся к незаконченной картине, около которой лежала двустворчатая ракушка, залитая в кубик смолы.
— Думаешь со всеми подарками Гельмира так поступать? — улыбнулась Солмелиэ-Лайталиэль, помня, как маленький Гвиндор, боясь не найти жемчужину, не стал открывать раковину, которую достал из озера брат, и попросил превратить её в украшение для стола. Теперь надежда, что сокровище внутри всё-таки есть, никогда не умрёт. — Письмо тоже читать не станешь, чтобы ничем себя не расстроить?
— Я лорд! — снова фыркнул юный эльф. — Делаю, что хочу.
«Сейчас снова напомнит, что родился у великого охотника, который кормил весь народ Нолдор в Хэлкараксэ, доставая со дна моря чудовищ, — с досадой подумала супруга Гельмира, всё ещё мило улыбаясь, — потом скажет, что его мать — единственная во всём Нарготронде женщина-тавариль из народа Хранителей Леса. Это всё, разумеется, веские причины задирать нос даже ребёнку, который ещё ничего в своей жизни не сделал».
— Да, — согласилась эльфийка, не желая спорить с капризным юнцом, который непременно расскажет матери, как его не уважали в отсутствие главной леди семьи, а портить отношения со свекровью явно не стоило, — письмо твоё, и ты вправе сжечь его, не читая. Но я уверена: Гельмир написал много интересного. — Солмелиэ посмотрела на сияющую золотой краской картину: — Озеро Иврин?
— Да, — Гвиндор насупился. — Не хочу дорисовывать. Мне плохой сон приснился.
— Расскажешь? — леди села за стол, ближе к брату мужа.
Юный лорд нахмурился, подошёл к картине, с подозрением взглянул на гостью.
— Я красиво нарисовал, — даже не спросил, а констатировал факт эльф.
— Когда закончишь, станет ещё лучше, — Солмелиэ не стала обижать мальчика напоминанием, что пока хвастаться рано да и нечем особо.
— Мама назвала бы это шедевром, — напомнил, как правильно разговаривать с лордами, Гвиндор. — Мне приснилось, — взгляд эльфа снова усремился на рисунок, — будто всё, что я люблю принадлежит кому-то другому. Тому, кто совсем не ценит красоты моего озера, солнечного света, тепла и свободы. Ему ничего этого не нужно, он… Плохой.
— Да, — с удивлением согласилась супруга Гельмира, — это правдивый сон. Всё, что мы любим, хочет уничтожить один из Айнур.
— Моргот, знаю, — Гвиндор со злобой посмотрел в пустой стакан для смачивания кисточек. — Но во сне был не он. Я не видел лица, не запомнил голоса. Я просто не хочу, чтобы у меня забрали моё озеро.
— Оно не твоё, лорд, — покачала головой эльфийка, — потому что находится не в Нарготронде. А твои владения здесь.
