— Наоборот, — хихикнул Артаресто. — Владыка Нолофинвэ, кажется, больше не «Ноло».

— От восхищения красотой Артанис дядюшка потерял половину имени? — заулыбался Финдарато. — Это совсем не удивительно.

— Смеётесь, — разозлилась королева-сестра, сбрасывая покрывшийся каплями дождя плащ, — а Нолофиньо собрался воевать. Прямо сейчас.

— Надеюсь, не с нами? — король картинно ужаснулся. — Мы же устали с дороги, не знаем местность, да и враг может оказаться где угодно!

— Не переживай, братец, — прищурилась Артанис, — мы в одинаковых условиях. Если, конечно, у дяди вдруг не появится подкрепление в лице не-ноло-Финьо.

— Не появится, — усмехнулся Финдарато, — даже представить не могу, что должно случиться, чтобы они помирились. И я точно знаю, что не собираюсь присутствовать при их встрече.

— Никто из нас не собирается, — резко сказала королева. — Мы не станем играть по правилам Нолофиньо. Он мне не король. Надо узнать о нашем родиче Эльвэ. Может быть, он жив, может быть, поможет нам, если, конечно, его брат действительно ни в чём перед ним не провинился. В любом случае, надо найти местных эльфов, ведь, как мы предполагаем, это Тэлери. А с ними я договориться смогу.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Финдарато, закрывая книгу. — Я бы, увидев тебя, без разговоров сделал своей королевой. О, кажется, уже так и поступил. И когда успел, не напомнишь, дорогая моя сестрица?

Артанис села у огня.

— Артаресто, поухаживай за леди: налей вина, подай угощение. Учись быть приятным для женщин. У меня учись. Не у папы.

***

Голос дочери звучал словно из-за грани мира, настолько далёким он казался, а слова неразборчивыми. Иттариэль пыталась отвлечь отца от тяжких размышлений, утешить, читая стихи. Наверно, это была одна из книг Элеммирэ, написанная до того, как талантливая дева-менестрель встретила сломавшую её жизнь любовь.

Сломавшую жизнь любовь…

Турукано посмотрел на дочь, изображающую какую-то романтическую сцену и, через силу улыбнувшись, негромко произнёс:

— Не влюбляйся, девочка моя. Никогда и ни в кого. Поверь, ничего хорошего из этого не выйдет.

Иттариэль замолчала и удивлённо взглянула на отца. Изумление медленно, но неумолимо сменялось осуждением, перерастая в обиду: дева старается, декламирует, а единственный, но самый главный слушатель не обращает внимания!

— Прежде, чем злиться на отца, — Турукано резко встал и начал расхаживать по шатру, сцепив руки за спиной, — выслушай. Очень скоро, когда вернутся разведчики, войско нашего короля пойдёт в бой. И я тоже. Понимаешь? Как и ты, я не имею права осуждать отца. Тем более короля. Я просто хочу, чтобы ты отнеслась с пониманием к моему невниманию к тебе и стихам о любви. Особенно, стихам о любви. И знаешь, почему? Потому что любовь многих, прошедших Хэлкараксэ, оборвется в этом… бою.

— Бессмысленном?

— Нет. Не бессмысленном. Но… слишком поспешном.

Иттариэль хотела что-то сказать, но принц многозначительно прислонил к губам указательный палец, напоминая, что о короле и отце плохо не говорят.

Слишком самоуверенные враги

Пустота обрушилась внезапно. Сразу. И обычно запаздывающее осознание произошедшего навалилось неподъёмной ношей, заставив плечи поникнуть. По совершенно непостижимой причине, именно сейчас, а не раньше, пришло понимание, как много потерь было в короткой жизни юного Нолдо.

Армия уходила на восток, а Эльдалотэ — на юг. С будущим мужем, своим стремящимся к миру королём и прекрасной королевой, а летописец стоял один среди пытающихся обустроить лагерь подданных владыки Нолофинвэ, и ему казалось, что вокруг разверзлась пропасть. Словно в одно мгновение очутившись на остроконечной вершине скалы, на высоте, с которой земная твердь кажется утонувшей во мраке бездной, книжник прижал к груди прошитую серебряной нитью стопку листов и зажмурился.

***

Открыть глаза заставил пронзительный писклявый хохот, от которого содрогнулся каждый нерв в измученном теле. Зрение не фокусировалось, было видно лишь, как сквозь болтающиеся рваными тряпками волокна мрака в небе проглядывало дневное светило, красное и угрожающее, но холодное и равнодушное.

Рокот, гул и раскаты подземного грома всё чаще звучали скрежетом неочищенной руды, которой никогда не стать благородным, поющим при ударе металлом. К постоянно меняющемуся ритму невозможно было привыкнуть и перестать замечать, но свистящие, поднимающиеся на грань слышимости вопли были тысячекратно ужаснее. И они всегда являлись предвестником очередного издевательства, после которого «простое» висение на скале в прилипшем к коже промокшем и покрывшемся льдом плаще начинало казаться счастьем.

В свалявшиеся, смёрзшиеся волосы вцепились когти, но тянуть не спешили.

— Сейчас я помогу тебе посмотреть вправо, — мерзко захихикала некрупная, по сравнению с сёстрами, пятнистая летучая мышь, — и ты увидишь, кто к нам пожаловал.

Нельяфинвэ был уверен, что ничего увидеть не сможет: как только тварь Моргота потревожит искалеченые позвонки, боль лишит и зрения, и слуха…

Зажмурившись и стиснув зубы, сын Феанаро задержал дыхание.

— Вот будет потеха! — засмеялась менее пискляво крупная серая мышь, повисая на скале вниз головой рядом с пленным Нолдо. — Я не сразу поняла, зачем Владыка приказал нам как следует накормить нашу деточку.

— Много больше, чем обычно! — взвизгнула от восторга откуда-то сверху ещё одна монстрица.

— И пусть король встретит своих подданных с особым шиком!

Мыши нарочно пока не дёргали Нельяфинвэ за волосы, чтобы он расслышал слова и понял, о чём разговор. Когтистые лапы очень осторожно повернули голову пленного эльфа, и в чёрной волокнистой пелене, закручивающейся вихрями, сын Феанаро различил вдалеке очертания войска.

И синие с серебром знамёна Второго Дома Нолдор.

***

— И что они нам сделают? — искренне насмехался, стоя на смотровой площадке западной части Тангородрима, орочий командир, крутя в руках длинный нож с двумя лезвиями. — Эти идиотины не видят, что здесь крепость. Им гора мерещится! Лестниц у них нет. Чего они припёрлись? Будут у ворот ждать, что их в гости позовут и спать уложат?

Дозорные загоготали, каждый подумав о своём.

— У нас приказ, — рявкнул, делая важный вид, коренастый вояка, жуя корень «тошниловки», от которого бывали занятные галлюцинации, — забыли? Не нападать первыми! Членососка знает, почему! Я бы их всех поимел в каждую щель по два раза! А должен пялиться с этой обделанной стены, как эти обделанные тупицы ломятся в наши ворота!

— Да пусть ломятся, — равнодушно отмахнулся одноглазый орк, плюя себе под ноги и художественно растирая, — ворота всё равно у центральных. Они пусть и думают, в какую дыру иметь этих поиметых. А мы посмотрим и передёрнем.

— Может, бабу притащим? — предложил жующий.

— Сдурел?! — завопил командир. — Бабу в караул!

— А чё тут ещё делать?

Вопрос поставил в тупик всех дозорных. Действительно, что тут ещё делать?

Командир осмотрелся. Прислушался.

— Тащи, — вполголоса произнёс орк. — Двух. Только так, чтоб ни-и-икто-о-о…

Вояка закивал и с радостью побежал исполнять приказ.

***

Озарённый волшебным сиянием зал, своды которого состояли из подвижных зеркал, казался полностью иллюзорным, кружил голову, дезориентировал, заставлял ощутить свою абсолютную беспомощность в руках Владыки Северных земель.

«Моё войско слишком малочисленно, — размышлял Мелькор, любуясь холодным угасающим блеском Сильмариля, напоминавшего отражающийся в воде свет Телпериона, перемешанный с искрами, кварцевой крошкой из часов и льдом горных вершин. — Победить можно и с таким, но бойцам нужен полководец. Балроги пугают орков слишком сильно, их презрение переходит разумные границы… хм… Эльфы, похоже, решили нападать в два захода: сначала Нольо со своими подхалимами, потом подтянется Муж-Дева и её восторженные поклонники, сражающиеся за возможность быть униженными и отвергнутыми прелестной девой вперёд всех. Можно было бы принять бой, но это снова будет стоить мне армии. Нет, лучше преумножить силы. И гонцы на юг уже отправлены».