— Белег, — нахмурился лучник, — командуй тренировкой. Пойдём, советник. По дороге расскажешь, что к чему.

— Нет, воин, нет-нет, ты не можешь идти на праздник одетый… В это! — запротестовал приближённый короля. — Ты знаешь, что обязан прийти в парадных одеждах и с супругой? Никто не должен подумать, будто Дориату что-то угрожает, и военачальник вызван на торжество по срочному делу!

Маблунг пристально посмотрел на посланника Саэроса.

— Я ничего не говорил, — заговорщически произнёс советник, — но ты должен сделать так, как надо. Пламя войны разжечь легко, и только в нём может закалиться сталь. Увы, произойдёт это с одной-единственной целью — победить в новой войне, ведь зачем нужен меч в мирное время?

— Из стали можно делать много того, что пригодится в обычной жизни, например, на охоте, — сумел скрыть тревогу военачальник, услышав про пламя и меч.

— Эй, боец! — послышался оклик, и эльфы обернулись.

Со стороны залива по дороге ехал верхом на гнедом жеребце Амдир, рядом с ним, помимо троих собратьев, скакали двое Нолдор в красном.

— Привет, Маблунг! — снова закричал воин. — Встречай наших пещерных гостей! Они скоро подъедут. У них гружёные повозки, движутся со скоростью улиток.

— Гостей я беру на себя, — натянуто улыбнулся советник, обращаясь к военачальнику, — а ты поспеши к королю.

— Кто это с тобой, Амдир? — крикнул Маблунг.

— Это потомок самого Феанаро Куруфинвэ! — гордо заявил воин. — С очень сложным именем. И его друг и помощник. Наугрим считают их братьями.

«Только мы не наугрим», — подумал военачальник, но не стал говорить этого вслух, тем более Амдиру, любовь которого к Детям Ауле лишала эльфа способности объективно мыслить. А «придворные интриги» вообще никогда не волновали бойца, вызывая лишь тоску и желание уйти из Дориата «на разведку», чтобы опять веселиться с наугрим.

— Я должен сказать королю, кто они, — с нажимом спросил Маблунг.

— Тьелперинквар Куруфинвион из Тириона, — гордо заявил молодой Нолдо, наслаждаясь недовольной гримасой дориатрим. Синдар будет очень непросто повторить его имя. Но они, наверно, будут стараться.

***

Музыка леса звучала тревожно, сплеталась с танцем полёта птиц и насекомых, звучала в потоках воды и кружила хороводы листьев.

Если бы идущая по незримой для детей Эру тропе Лутиэн вспоминала о Даэроне, она бы подумала, что несчастный менестрель не понимает и никогда не сможет понять, чем является истинная музыка, и почему его пение и игра не может нравиться принцессе.

Но Лутиэн не вспоминала Даэрона. Кружась вместе с ветром, напевая в унисон с рекой и задавая природе ритм, дитя Майэ Мелиан возвращалась к своей истинной сути, освобождаясь, пусть и временно, от оков эльфийского происхождения. И пусть звёзды далеко, музыка Айнур и бездна, наполненная тьмой и светом, едины и неразделимы.

Песня, танец и воплощённое дитя сплетения разных тем расцветёт и угаснёт единым целым. Прекрасным и в жизни, и в смерти.

И в пророческом видении, фрагментами доступном лишь Айнур, Лутиэн любовалась опадающими лепестками прекраснейшего цветка, именованного Ардой, которому пока ещё не суждено погибнуть, но и первоначального благоухания практически не осталось.

Жаль… Арда была так красива…

Примечание к части Песня "Журавлик" Аллы Пугачевой

Звезда, сияющая вечно

Левая рука ожившего скелета, выбравшегося из могилы, подрагивая и напрягая скрюченные пальцы, медленно согнулась в локте и поползла по кривым рёбрам, поднимаясь к многослойным окровавленным бинтам…

«Что за ассоциации?! — ужаснулась своим мыслям даже больше, чем зрелищу, Зеленоглазка, зайдя в шатёр лекарей. — Это не восставший из мёртвых монстр! Это эльф. Которому нужна моя помощь».

Нельяфинвэ лежал молча, смотря в одну точку, часто моргая. С усилием сдавив костлявыми пальцами середину правого предплечья, Феаноринг зажмурился, уголки рта опустились.

Растиравшая розоватым маслом виски эльфа знахарка обернулась на Зеленоглазку, посмотрела устало и умоляюще.

— Как вы любите говорить? — почувствовала, что начинает злиться, колдунья. — Провались всё в бездну? Лети к Морготу? В общем, в выгребную яму ваши снадобья! И вас туда же! Иди, отдыхай! И ты тоже! — шикнула эльфийка на готовящего бинты знахаря. — Я позову. Может быть. И Митриэль передайте, что с её королём я уже поговорила. И разговор был… м-м-м-м… Наиприятнейший.

Проводив взглядом лекарей, Зеленоглазка подсела к Нельяфинвэ и, пробежавшись по неподвижному, находящемуся в полусидячем положении, телу оценивающим взглядом, хлопнула себя по бедру.

— Тебе надо выпить, — заявила колдунья. — Вина. Желательно, крепкого.

Феаноринг приоткрыл покрасневшие глаза, скривился.

— А что такого? — невинно спросила Зеленоглазка. — Хуже не будет. Тазик я поставлю рядом, на всякий случай. Так что, составь мне компанию. Ты же давно не пил вина с женщиной. Пора снова начинать.

Наполнив два бокала, эльфийка, тщательно скрывая неуверенность, произнесла тост:

— За звёзды в небе, на знамёнах и наградах!

Выпив своё вино, колдунья помогла Нельяфинвэ сделать несколько глотков и, убедившись, что ничего плохого не случилось, осторожно повернула Нолдо на левый бок, спустив одеяло на бёдра.

Пальцы надавили около позвоночника, провели в стороны и вниз.

— Ты знаешь легенду о себе? — спросила Зеленоглазка, нажимая точечно в районе лопаток. Нельяфинвэ казалось, будто пальцы колдуньи пронзают плоть насквозь. — Она гласит: только великая жертва способна избавить Арду от зла. — Горячие ладони принялись растирать шею, спускаясь к плечам. — Говорят, великий владыка-воин Маэдрос был рождён в огне горна, когда ковались мечи для армии Света. Воплотившись в слиянии пламени и стали, Маэдрос повёл за собой всех, способных идти. Он знал, что должен жертвовать, но поначалу жертвовал другими. Многие пали в войне со злом, и когда остались лишь самые близкие друзья и братья, Маэдрос не смог пожертвовать ими. — Пальцы надавили на поясницу, и Нельяфинвэ, вздрогнув, что-то прошептал. Дав Феанорингу ещё вина, Зеленоглазка продолжила: — И тогда Маэдрос принёс в жертву себя, запечатав своим телом Врата Крепости Зла. И Враг оказался заперт, словно в тюрьме, в собственной твердыне. Говорили, что, пока Врата закрыты, пока их стережёт Маэдрос, войны в Средиземье не будет.

— Дай ещё вина, — хрипло произнёс Нельяфинвэ. — Рассказанное тобой означает, что меня не надо было… спасать. Это придумали, чтобы оправдаться?

— Это просто красивая легенда о тебе, король Маэдрос, — Зеленоглазка надавила около крестца, долго не отпускала, затем начала растирать бёдра.

— Красивая… — выдохнул Майтимо. — Чересчур даже.

Колдунья не ответила. Повернув Феаноринга на спину, эльфийка растёрла ему ноги жгучей мазью и, взяв правую за лодыжку, начала осторожно поднимать, сгибая в колене.

— Если вернуться от легенд к жизни, — опять заговорила Зеленоглазка, распрямляя и снова сгибая ногу Нельяфинвэ, внимательно следя за его реакцией, — король Нолофинвэ приказал мне быстрее лечить тебя, потому что очень хочет с тобой поговорить. Ты знаешь, о чём? Я тоже не знаю — он не сказал.

Отойдя от постели, чтобы дать побледневшему, покрывшемуся холодным потом эльфу отдохнуть от лечения, Зеленоглазка выпила вина, краем глаза наблюдая, как Нельяфинвэ опять держится за искалеченную руку. Хотелось сказать, что потеря кисти — далеко не самое страшное, что может произойти, что колдунья лично знает безногих и вовсе неспособных двигаться, но, подумав, эльфийка промолчала и налила себе ещё вина.

— Есть и другая легенда, — тихо проговорила Зеленоглазка, — она гласит: однажды погаснут все звёзды на небе. Кроме одной. Это особенная звезда, которую не было видно среди братьев и сестёр. Она не была яркой или красивого цвета. Зато свет её оказался негасимым. И, знаешь, эльф-легенда, что даёт нашим сердцам эта сказка? Надежду, что каждый из нас — та самая звезда, что будет сиять вечно.