Пепел — это для них навсегда,

Слишком рано погасла звезда,

Обгоревшие клочья небес…

Только я зачем ещё здесь?

Вышедший к арфисту Нолдо в венце с гербом Второго Дома с пафосной печалью развёл руками:

— Красный цветок исторгает из себя

Ядовитые брызги безудержных чувств.

Страсть, жуткая огненная страсть,

Как жгучая лава, как раскалённая стрела.

К стулу подвели следующего участника представления, в котором немногие узнали принца Карнифинвэ, но все увидели Майтимо Руссандола со скрытой бинтами рукой, висящей на перевязи, идущего с помощью эльфа в синем, волосы которого сплелись тугими косами.

— Что это? — спросил «Маэдрос», указывая на пепел, но ему тут же завязали рот и, усадив на стул, привязали к спинке верёвкой.

— Увы, — развёл руками ещё пафоснее эльф в венце, — чтобы восстановить справедливость, чтобы корону получил Истинный Король, необходим справедливый суд над твоим отцом. А так как пепел безмолвен…

— Говорить за него буду я, — поклонился «Мотылёк». — И за тебя тоже.

Карнифинвэ замотал головой, пытаясь сказать «Нет», но вышло мычание. За столами начали смеяться.

— Ты сознался в делах, за кои вам век прощенье молить, — запел кучке золы желавший справедливости Нолдо. — Мой народ милосерден, значит, тебя готовы простить.

Кайся, брат мой, во всех деяниях, 

Повтори же свои признания.

Повтори и моли в смирении

О прощении, о прощении!

Ты сознался, что в Первом Доме не чтили память отца.

Оскверняли ученья Валар и отреклись от Творца.

Манвэ трон для вас был ошейником,

Нолдор гнали с земель священных вы.

Брата бросил на растерзание

Ради власти завоевания.

Попытки «Маэдроса» возразить ничего не дали, а «Мотылёк» печально вздохнул:

— Да.

— Вала Моргот учил вас истово от зари до зари, — запела хором толпа, — чтобы чёрной своею истиной щедро вас одарить.

— Да.

— Встав на путь разрушенья мира, вы

Объявили себя кумирами.

Светлый Аман с его твердынями

Заменили своей гордынею!

— Да!

— Уподобясь отродьям мерзким,

Себе искали рабов.

— Нет! — смог освободить рот Карнифинвэ, но его снова завязали.

— Да!

— С королями вы были дерзкими,

Где же дерзость клинков?

— Да!

— Финвэ память за власть вы продали!

Дважды продали! Трижды продали!

Признавая лишь флаги красные,

Вырезали народы братские!

— Да!

— Ваши лгут летоописания, лжёте вы и теперь.

Запечатав уста лобзанием, их замкнули, как дверь.

Исказили тенгвара символы,

Ради власти родню забыли вы.

Отворите уста нечистые

Ради истины, ради истины!

Свет всобщего просвящения —

Вовсе не Первый Дом!

Ваша слава — лишь допущение —

Чем грозила потом?

Сознаешься ли в этой мерзости?

Кайся, брат, пред народом в дерзости!

Повтори же свои признания!

— Он признался во всех деяниях! — радостно констатировал арфист.

— Да! — подтвердил «Мотылёк», подошёл к Карнифинвэ.

Эльф с косами снял с головы привязанного к стулу принца венец, передал в руки «голоса золы», а тот преподнёс своему королю.

— Что есть мудрость? — спросил, тронув струны, менестрель. — Накопленные за годы знания? Или умение их правильно трактовать? Мудрость — не просто хранение в памяти множества слов. Мудрость — умение расставить их в верном порядке и вложить в верные уста.

Сказав это, арфист скинул плащ, поклонился, и вдруг его образ дрогнул и расплылся, а потом стал чётким, и все присутствующие узнали короля Тол-Сириона.

Сквозь смех и аплодисменты, сотрясшие зал, громко и от души прозвучали слова одного из гостей-гномов:

— Да что б вас всех Моргот побрал, грёбаные эльфы!

Примечание к части Музыка:

"Утро Полины" гр. Наутилус

"Танец троллей" гр. Тролль гнёт ель

"Пепел" Fleur

"Отречение" из мюзикла "Тампль"

Иллюстрация от Ярино Подстолье

https://vk.com/photo-135271870_457240069

Белое деревце

Сталь клинков, столкнувшись, разбросала искры, заскрежетала, когда одно лезвие проскользило по другому, обманное движение лёгкой руки вдруг изменило направление, короткий неожиданный удар застал врасплох, и мастер оружия увидел свой меч, падающий на плиты под ногами.

— Второй раз тебе не удастся так сделать, — усмехнулся Нолдо, смотря на свою ученицу с ревностью, словно оружие должно было хранить верность только ему, но неожиданно совершило вероломное предательство. — Я запомнил последовательность твоих движений. Знаешь, что я подразумеваю?

— Знаю, — тяжело дыша, произнесла Линдиэль, смотря на учителя со злым торжеством.

— Сможешь?

— Смогу!

Дочь лорда Новэ сказала на эмоциях, устав от собственной слабости, неловкости и бесполезности, над ней открыто насмехалась сестра любимого, а остальные думали то же самое, только молчали. И вдруг… вдруг…

Успех!

Пусть незначительный, пусть мимолётный и вовсе случайный. Пусть!

Это успех, и он дал Линдиэль уверенность — такую же иллюзорную, но слишком сладкую, чтобы забыть и перестать в неё верить.

— Смогу! — повторила эльфийка, уже не замечая неверия в глазах мастера, понимавшего разницу между разоружением противника на тренировке и убийством врага в настоящем сражении. — Я поеду на Ард-Гален! Там моё место!

Линдиэль не заметила скептического взгляда Нолдо и была счастлива настолько, что до конца обучения не чувствовала ни усталости, ни боли от пропущенных ударов.

Глубокой ночью, побежав на побережье, с радостью несясь против ветра, дочь Новэ Корабела чувствовала, как поёт душа.

Волны разбивались о скалы, звёзды сияли волшебно ярко.

— Вала Улмо! — крикнула Линдиэль. — Слава тебе, великий Владыка! Спасибо! Спасибо! Теперь я знаю, что могу ехать навстречу любви! Спасибо! Негасимая слава тебе!

Ночь, своей безжалостной рукой обозначит цель, — сложились слова в песню, — неотвратимого движения клинка.

Что мне помешает завладеть его душой?

Печально странно — до чего она легка!

И смех разольётся на все времена и века, 

И ветер проснётся, поманит себе на крыла,

А я его обману, стану птицей сама!

Я взмахну сизым крылом!

Что была моя боль, то окажется сном,

И ветер закружится с песней вешней.

Один взмах стальным клинком 

Рассечёт мою кровь на «тогда» и «потом»,

И я забуду, что значит быть прежней.

Прочь! Сомненьям места нет на наших небесах.

Теряет чёткость загустевшая печаль в глазах,

И страх упасть и не очнуться на руках

Наутро превратится в серый прах.

И сладко, и горько, наивно плывут облака.

Создатель! Как ловко ты не дал эльфам крыла,

Я тебя обману — стану птицей сама!

Ночь замерцала звёздами, засияла лунным серебром, волны стихли вместе с замершим ветром. Счастливая эльфийка не замечала ничего вокруг, и даже странного оживления на главной площади белокаменного Виньямара, когда Галдор, отправившийся вместе с отрядом на поиски Белой Рощи, вернулся один и, ни с кем не заговаривая, поспешил на встречу с лордом Турукано.

***

Лес расступился, открыв взорам очередное болото.

— Остановимся на привал, — задумчиво произнёс Глорфиндел, сбросив с плеча сумку. — Нет ни сил, ни желания идти вперёд.

Галдор посмотрел на соратника с таким изумлением, словно у того выросли оленьи рога.

— Я пойду дальше, — сказал Синда, видя, что Эктелион тоже удивлён поведению друга, — скоро вернусь.

С северо-запада долетел свист-перекличка, и менестрель ответил голосом флейты.

— Иди, — равнодушно отмахнулся золотоволосый Нолдо, доставая купленное в недавно встреченном поселении медовое вино.

Эктелион посмотрел на друга с ещё большей тревогой, так и не решив, какой именно вопрос задать, однако, когда Галдор скрылся за деревьями, Глорфиндел, отпив уже немало хмеля, заговорил сам.