Эльфийка, в этот момент занимавшаяся втиранием масел в лежавшие на шёлковых подушках волнистые пряди, кивнула, мол, да, в жизни всё гораздо красивее стараниями усердной мастерицы.

— Дорогая, — принцесса угрожающе мило посмотрела на служанку с гребнем, — я надеюсь на тебя. Ты же понимаешь, что беременность может плохо отразиться на длине и красоте волос. Я тебе плачу не за простой уход, а за чудеса.

Мастерица поклонилась.

Когда Митриэль решилась родить ребёнка, работы прибавилось у целого королевства. Мирианы всех стоимостей потекли из казны в карманы, сундуки и кошельки знахарей, мастериц очарования, художниц, портних и многих-многих других эльфов и гномов, внезапно оказавшихся незаменимо полезными для принцессы.

Будущая мама стала страшно обидчивой, и постоянно прогоняла от себя тех, кто на неё работал, требуя жестокого наказания буквально ни за что. Боясь за своих мастериц, Пилинэль упросила мужа запретить казнить и сажать в тюрьму не совершивших серьёзных преступлений подданных и не оскорблявших королевскую семью. Пришлось пояснить, что не тот цвет платья или камней в ожерелье не является оскорблением принцессы, ни намеренным, ни нечаянным.

— Моя дочь, — Митриэль погладила слегка округлившийся живот, — должна видеть, как прекрасно её мать выглядела на свадьбе. Я не могу быть на портрете в платье, которое никто больше не мечтает носить.

— Разумеется, моя прекраснейшая госпожа, я всё сделаю, — согласилась художница.

В покои принцессы, сравнимые размером со средним домом, без особого разрешения позволялось входить только матери и то не всегда. На этот раз на появление родительницы Митриэль отреагировала нервно:

— Почему? — чуть не плача, крикнула дочь короля. — Почему ты не на совете?! Я ещё не причёсана! Моё платье не готово!

— Есть серьёзный разговор, — Пилинэль стремительно прошла между занятыми работой эльфийками, наклонилась к дочери. — Надо кое-что обсудить. Сейчас.

Уже собравшись возражать, Митриэль вдруг посмотрела на мать и согласилась. По одному едва заметному кивку принцессы все эльфийки вышли из покоев, оставив недоделанной бессмысленную работу, которая всё равно не устроит дочь короля.

— В чём дело? — губы Митриэль задрожали.

— Жадность наугрим вышла нам боком, — Пилинэль села рядом с дочерью и схватилась за голову, совсем не боясь испортить причёску. — Они заставили твоего отца вспомнить о законной жене!

— Вспомнить? Но… — милое личико принцессы стало обиженно-непонимающим.

— Гномы требуют от Карантира союз с Оссириандом! И… он поехал к Оэруиль!

— Тогда, — Митриэль резко встала, с тревогой тронула живот, усмехнулась и скрестила руки на груди, — тогда мы тоже к ней едем. Пусть отец, глядя мне и тебе в глаза, при этой Оэруиль скажет, насколько ему важны мы, его жена и Оссирианд. Не замечала опустошения казны без этого проклятого Семиречья!

— Всё жадность гномов! — чуть не заплакала Пилинэль. — Она губит их самих, толкая на опасные поиски митрила…

— Это правильно, — перебила принцесса, — мне обещали митриловый дворец!

— Но если у Карантира будут дети от королевы…

— Мама, я всё понимаю. И настаиваю — мы должны ехать к Оэруиль. Пусть видит — нам не всё равно, что делает король, и мы готовы бороться за себя. Серндор со своими воинами сопроводит нас.

— Твой муж, — Пилинэль совсем сникла, — в первую очередь служит королю и интересам короны! Как ты не понимаешь?

— Мой муж, мама, в первую очередь, мой муж. И действовать будет в моих интересах. Едем.

Любовница короля поднялась. Уверенность дочери вселяла надежды, однако что-то в глубине души трепетало и умоляло остаться дома.

***

Оэруиль проснулась от того, что стало некого обнять. Рука обхватила пустоту, и королева стремительно села на кровати. Между ног ощущалась тянущая усталость, болело внутри, тело просило нежности, однако никого рядом не было.

— Мой король! — позвала эльфийка, сбросив одеяло. — Ты вернёшься ко мне?

Чёрная тень скользнула в открывшиеся двери покоев из соседнего помещения, и нежных цветов узоры на стенах сразу же померкли.

— Вернусь, — силуэт обрёл очертания, засиял сквозь тьму пугающим огнём. — Возможно. Только сначала поеду в Ногрод. Ты сможешь сделать так, чтобы на обратном пути мне захотелось приехать сюда?

Оэруиль опустила ресницы. Чем можно приманить того, кто имеет всё, что хочет? Первая мысль про любовные утехи сразу же оказалась отброшена и названа глупейшей.

— А разве я должна что-то делать? — эльфийка спряталась за шёлком одеяла. — Когда ты вспомнил обо мне, я не делала абсолютно ничего.

Расхохотавшись, Морифинвэ ушёл. Не простившись.

Оэруиль посмотрела на украшавшие стены узоры. Да, нужно удержать неожиданно свалившееся в постель королевы счастье, но как?

Не одеваясь, эльфийка бросилась следом за мужем:

— Я могу поехать с тобой? Могу?

— Зачем? — искренне удивился король. — Это не твои дела.

Отступив в покои, Оэруиль села на постель и смяла в ладонях золотистый шёлк.

«Будущее Оссирианда и Таргелиона всё равно в моих руках, — подумала королева-отшельница, чувствуя, как сердце наполняется злобой. — Я могу убить дитя короля во чреве или после рождения, и Карантир это понимает. Он больше не бросит меня одну. Побоится».

В глубине души стало горько от осознания отвратительности происходящего, однако ощущение выхваченной у других власти затмевало досаду.

«Два королевства скоро будут у моих ног, и то, как я этим распоряжусь, станет моим и только моим решением».

***

К бело-красной крепости с севера потянулся чёрный туман.

Крылатый слуга Мелькора, прячась в колдовской мгле, посмотрел на засуетившихся эльфов, уверенных, будто на этот раз смогут дать отпор армии врага. Конечно, страшный урок, который преподал Владыка во время прошлого нападения на долину, усвоен, укрепления теперь построены с учётом прошлых ошибок, войска подготовлены лучше, позиции заняты грамотнее, однако не только эльфы делают выводы, основываясь на прошлых поражениях.

Запутать, рассеять, заставить думать в неверном направлении — вот настоящая цель Мелькора, а вовсе не очередной масштабный бой. Только наивные аманэльдар об этом не догадываются.

Увидев, как надвигающаяся на красно-белую крепость в долине тьма сработала правильно, и воины со звёздами поступили предсказуемо, крылатый вампир полетел обратно в земли хозяина.

Если кто-то снова усомнится, что Владыка Мелькор способен всё предусмотреть, и скажет, будто это невозможно, пусть поглядит на бессмысленно мельтешащую армию очередного эльфийского королька и убедится — хозяин может предусмотреть всё.

Таргелион атакован?!

Мир померк.

Страх на мгновение парализовал, встав перед глазами воспоминанием о тех, кто пал в Славной Битве.

Стремительно надвигавшаяся с севера тьма хохотала и разевала чудовищные пасти, клубилась воронками, разила молниями, вселяла лишавший сил ужас.

Но самое главное — за чёрным воющим и грохочущим покровом не было видно и слышно приближавшейся армии.

Канафинвэ Феанарион не помнил, как отдал приказ зажигать сигнальные огни, в общем-то ненужные сейчас, как отправил воинов защищать вход в Долину… Может быть, он вовсе этого не делал, а бойцы сами знали, как поступать?

Тьма приковывала взгляд, и стоя на дозорной башне, владыка Поющей Долины пытался понять, что именно не даёт ему уйти в укрытие или броситься в бой. Что-то было не так с этими клубами мрака! Они звучали пусто, словно коробка, в которую не положили музыкальный инструмент.

Что-то не так! Но что? Что?!

Если арфы в коробе нет, это значит… Значит…

Она играет где-то в другом месте! Это лишь отвлекающий манёвр!

— На Ард-Гален! Быстро! В разведку! Проверить, где враги!

Макалаурэ заметался, в ужасе осознавая, что потерял целый день на бессмысленные приготовления к несуществующей атаке. Тьма в небе продолжала смеяться тысячами пастей, сверкая вспышками глаз.