Страхи…

Нет же! Нолофинвэ был уверен — после того как Феанаро припёр его к воротам, приставив к груди меч, он больше никогда и ничего не испугается. Проблема крылась в ином — Нолофинвэ всё, абсолютно всё напоминало о старшем брате. Ассоциации были самыми дикими и нелепыми, но отделаться от них не удавалось! Это что? Чувство стыда за письмо к Валар?! Но ведь поступок был правильным!

А ещё принц устал от бесконечных жалоб супруги. Нолофинвэ в душе понимал Анайрэ, но его выводила из себя неспособность жены противостоять обстоятельствам, находить силы, чтобы сохранять лицо, когда сердце сжимается от страха и дурных предчувствий, улыбаться, слыша пугающие вести о родне.

Непринужденно шутить, находясь среди врагов собственной семьи. Изображать любовь, ненавидя.

Нолофинвэ вдруг поймал себя на мысли, что думает о жене… Но не своей. Да, конечно, Нарнис бы стала прекрасной королевой, но ей не суждено занять трон Нолдор! Это не её судьба.

Прогнав из головы образ, которому было не положено занимать его мысли, Нолофинвэ обнял Анайрэ за талию, чуть поглаживая гибкое тело.

Супруги шли, утопая в свете Лаурелин среди недавно посаженных цветущих кустов, роса которых переливалась… Словно Сильмарили.

Мысленно выругавшись на себя, Нолофинвэ перевёл взгляд на жену, и Анайрэ, почувствовав внимание, сразу принялась за своё:

— Что нам делать, любовь моя? Никто же теперь не возьмёт Ириссэ в жёны! Как нам быть, скажи!

— Для начала, — отвернулся Нолофинвэ, — перестать жаловаться на судьбу. Если ты любишь меня, как говоришь, радуйся, что не овдовела.

Глаза Анайрэ наполнились слезами.

«Я был слишком резок, — подумал Нолофинвэ, — что я от неё хочу? Она ведь просто слабая женщина».

— Прости, — вздохнул Нолдо, крепко обнимая супругу. — Прости. Если ты заплачешь, моё сердце разорвётся. Я никогда не прощу себе твоих слёз, любовь моя.

Наклонившись к жене, Нолофинвэ нежно коснулся её губ. Постепенно поцелуй становился жарче и чувственнее, объятия наполнились страстью.

— Пойдём домой, — прошептал второй принц, лишь на мгновение прерывая поцелуй, — озеро подождёт. А я — нет.

Анайрэ, плача вроде бы от счастья, быстро кивнула. Сейчас она была такой же радостной и наивной, как много-много лет назад. Такой же влюблённой и беззащитной. О ней хотелось заботиться, укрывать тёплым плащом и угощать сладостями, рассказывать красивые легенды, стихи, дарить охапки благоухающих цветов.

Но с её именем на устах на смертный бой не пойдёшь. Смертный бой?! О, Эру! Бредни Феанаро о борьбе за свободу с оружием в руках совсем лишили рассудка!

«Нет! Мой Финьо не отправится на смертный бой! И я тоже. Мы будем жить вечно и счастливо! Главное, дождаться решения Круга Валар!»

Возможность поговорить на чистом Валарине

Феанаро долго читал письмо, снова и снова пробегаясь по тексту глазами, словно пытаясь найти скрытый между строк смысл. На фоне прозрачных изнутри и чёрных снаружи дверей стоял ожидавший ответа Майя Эонвэ, которого сейчас можно было принять за одного из подданных короля Ингвэ, если бы не золотой орёл, вышитый на простой бело-голубой рубахе.

Находившиеся рядом с троном родителя Морифинвэ и Куруфинвэ-младший молча наблюдали за посланником Манвэ, то и дело переводя взгляд на отца.

— Вы ожидали чего-то иного? — осторожно поинтересовался Эонвэ, видя, что безмолвие может затянуться надолго. — Ты, Феанаро, рассчитывал на другой результат?

— Это ещё не результат, — поднял глаза от текста нолдорский принц, — это лишь один из предложенных путей решения, который ведёт в тупик. Однако я приму правила игры, чтобы показать, насколько сильно твои господа ошиблись.

Майя, поджав губы, опустил взгляд.

— Что происходит?! — начал багроветь Морифинвэ.

— Я должен явиться на суд Валар, — усмехнулся Куруфинвэ. — И не откажусь от столь заманчивого приглашения. Воспользуюсь шансом поговорить на чистом Валарине.

— Мы с тобой! — выпалил Атаринкэ, и Карнистир кивнул, скаля сжатые зубы.

— В Круге Валар нет места для посторонних, — вежливо произнёс Эонвэ, внимательно наблюдая за вооружёнными эльфами. — Даже для меня.

— Проводим до дворца, — твёрдо заявил Морифинвэ.

— До подножья Таникветиль, — поправил Майя.

— Я бы поехал один, — неприятно улыбнулся Феанаро, однако взгляд был пустым и разочарованным, — но не хочу держать столь знаменательное событие в тайне. В Тирионе все узнают, куда я отправился, и любой сможет присоединиться ко мне по дороге до Таникветиль. Посмотрим, сколько свидетелей глупости Валар наберётся в итоге.

Эонвэ опустил взгляд. Айну хотелось говорить с аманэльдар «на одном языке», только глашатай Манвэ Сулимо слишком мало времени уделял эльфам, а особенно Нолдор, поэтому не слишком хорошо понимал, как лучше вести диалог. Однако чутьё уже начало подсказывать различные варианты продолжения разговора.

Наилучшим выбором сейчас казалось молчание. Слова Валар для родни Куруфинвэ у глашатая всё равно не было.

***

— Не могу поверить! У меня в голове не укладывается! — вцепившись в волосы, Финвэ спрятал лицо за руками, чёрные пряди упали на стол, скрыв собой письмо.

— Что же столь неожиданного ты прочитал, венценосный супруг? — почти не ехидно поинтересовалась Индис, сев обнажённой среди смятого шёлка местами влажного постельного белья. — Что единственным преступником во всём Амане является твой сын, и Валар это признали? Что Феанаро будут судить, как некогда судили Мелькора? Интересно, кто же в этом виноват?

— Намекаешь, что я? — голос нолдорана дрогнул, однако по интонации было понятно — король не считает себя корнем проблемы. — А я тебе вот что скажу, ценнейшая супруга: вы все сцепились между собой за мой трон! За мою корону, которую дали мне Валар! Мне! Но я вижу, как ослепляет жажда королевских почестей. Что ж, глядя на вас, я понимаю, как должен поступить.

— Поддержать Феанаро в трудный момент жизни? — поинтересовалась Индис.

— Как ты проницательна!

Больше не говоря ни слова, нолдоран быстро переоделся в более подходящий для дороги наряд и покинул покои. Королева укрылась одеялом, обняла подушку. Вроде бы всё хорошо. Главное — самой не допустить ошибок. Как раз выдалось время всё обдумать.

***

— Времени на сборы нет! — Куруфинвэ Атаринкэ осторожно вошёл к брату, снова закрывшемуся в тёмной комнате и опустошавшему запасы вина. — Отец уже собрал в библиотеке своих помощников! До слияния света выйдем в путь!

— Как ты представляешь, что я там буду говорить и делать? — Туркафинвэ отставил в сторону бутыль и, с трудом справляясь с языком, заговорил: — Я люблю эльфийку, чьему отцу угрожал мой безумный родитель. Я считаю своим другом и учителем одного из тех, кого обязан сейчас считать врагами!

— Вала Оромэ и мне друг, но отец…

— Ближе? Роднее? А мне нет! Он сломал мне жизнь, Курво! Вечность, что ждёт меня впереди, будет наполнена болью и одиночеством, и виновен в этом тот…

Куруфинвэ кивнул и вышел за дверь, не дослушав.

— Кого я почему-то обязан защищать, — договорил пустоте и полумраку Тьелко.

Долго неподвижно смотря на закрытую дверь, беловолосый Феанарион снова взялся за вино. Жить хотелось всё меньше.

***

Тьелпе чувствовал себя очень глупо. Ехать с отцом и дедом на Таникветиль было бы проще, нежели оставаться и, как сказал родитель, следить за помощниками Вала Ауле, которые временно оказались предоставлены сами себе, пока их Владыка должен был присутствовать на собрании Круга.

«Что я должен делать? — мысленно спрашивал Куруфинвион, не в силах найти себе место в хорошо знакомой кузнице, которую мог считать своим домом. Нет, не вторым! Просто ещё одним. Сочетание «второй дом» было почти ругательством для семьи Феанаро. — Я должен шпионить за Майяр? Но я не хочу! Какой в этом смысл? Пусть отец сам остаётся и следит, за кем хочет!»

Помощники Вала Ауле, видимо, знали цель присутствия принца Тьелперинквара, поэтому намеренно говорили на совершенно посторонние темы, обсуждая, например, новую причёску Майэ Ильмариэ.