А с принцем Финдекано всё ещё сложнее.
— Аклариквет, — вздохнул нолдоран, — возьми жену Варнондо в свой театр. Пусть поёт о подвигах воинов, о судьбе их жён, о том, как прекрасна доблесть… Так и скажи, что это моё решение, мой приказ, совет, что угодно. Мистель должна стать любимицей народа, если это недостижимо для Варнондо. И ещё, — Нолофинвэ улыбнулся уже искреннее и спокойнее, — надо петь о единстве. Аклариквет, я прекрасно понимаю, мне не избежать ещё одной крупной потери в рядах армии, когда Феанарион уйдет. Но после этого я не допущу дезертирства. Любые попытки будут жёстко пресекаться, и, понимаешь сам, меня не должны за это осуждать.
Менестрель опустил глаза. Да, нолдоран прав, всё абсолютно верно, но… Как и что можно про это спеть?!
***
Ощущение, что упустил нечто крайне важное, с течением времени усиливалось, волнение становилось невыносимым. Отправив певцов и летописцев заниматься важными для нолдорана делами, Нолофинвэ остался в одиночестве, наедине с расстеленными на столе картами и фальшиво-красивым текстом, рождённым пером в руке советника короля Эльвэ. Если бы владыка Нолдор сам не был искусным лжецом, он вряд ли бы заметил подвох в присланном тексте, однако интуиция не подводила: карты были фальшивкой.
— Первый Дом настроил против меня Дориат! — хлопнул по столу ладонью Нолофинвэ. — Наверное, у них завязалась дружба, когда род Феанаро прошёлся по Белерианду победным маршем освободителей от гнёта врага с севера! Моя слава должна перекрыть всё это! Если бы не Финьо… Почему от меня ушёл Турукано, а не он?! Насколько было бы проще, поменяйся они местами! Надо поговорить с сыном. Заставить его ответить, каким он видит наше будущее королевство. И кем видит себя. Но, главное, объяснить Финьо, что Первому Дому рядом с нами не место! Нельяфинвэ ясно дал понять, что подчиняться не собирается. Мне придётся применять силу, если он будет рядом, а этого нельзя допускать! Однако, знать, где засели потомки Феанаро, я обязан. И я это выясню!
Оттолкнув от себя карты, нолдоран накинул плащ, поправил венец и волосы, и с гордо поднятой головой вышел из шатра, давая знак охране сопровождать его к принцу Астальдо. Разговор предстоит неприятный, но неизбежный.
***
— Что есть власть? — перебирал струны Аклариквет, думая о том, что должен сочинить, — сладкий яд.
Её пьянящий аромат
Вдохнёшь однажды,
И нет пути назад.
Что есть власть?
Менестрель понимал, что даже племянницам вряд ли споёт эту песню, но вдохновение требовало исполнения. Хотя бы один раз. Ни для кого. В полном одиночестве.
— Это честь или напасть? — ехидно спросил сам себя Аклариквет. — Дивный сад и тёмный лес.
Сладкий яд и дар небес.
Все сокровища земли,
Все признания любви,
Жар объятий страстных жён,
Аромат заморских вин —
Всё отдашь за миг один
Воцарения на трон,
Где в руках твоих закон.
Беспределен власти пир,
Власти яд — ты всех слаще!
На миг задумавшись, менестрель перестал играть. Над чем же властвует он сам? Над кем? Вильварин вспомнил, как благоговейно его слушают другие музыканты, как соревнуются за лучшие роли в постановках. Это ведь тоже… власть. Сладкий… яд? К себе применять эти слова желания не было.
— Власть — вершить верховный суд,
Чёрным белое назвать.
Одарить иль наказать,
Иль прощенье даровать!..
«Или не даровать… отложить наказание до тех времён, когда оно покажется особенно страшным».
— Власть — быть с вечностью на «ты»,
Верить в свой высокий дар.
И под возгласы толпы
Пить божественный нектар
Незаслуженной любви.
Решив, что про любовь сейчас лучше не вспоминать, Аклариквет посмотрел на выход из шатра. Никто не войдёт. Наверное, так лучше.
— Власть — факир, она творит
С нами тысячи чудес.
Власть тебя преобразит,
Власть — и чистым стал подлец.
Власть — и в мудрецах балбес.
Это показалось забавным, менестрель решил, что однажды обязательно это кому-нибудь скажет. Разумеется, не Мудрому Финвэ. Его власть не обсуждается, ум не подвергается сомнению.
— Пусть несёт она беду
Вашим близким и друзьям,
Но в горячечном бреду
Добровольно не отдашь
Ты свой царственный венец.
Власти нет — и ты мертвец.
Что есть власть?
Примечание к части Ария принца Веронского из мюзикла "Ромео и Джульетта"
Отголоски Дагор-нуин-Гилиат
Ритмичный бой барабанов, сопровождающий тренировку воинов, ускорился, эльфы побежали быстрее, делая кувырки и сальто через каждую дюжину шагов.
Отрабатывавшие приёмы рукопашного боя Нолдор взялись за тренировочные затупленные мечи и деревянные щиты. Грохот усилился, стал оглушающим.
Финдекано заметил приближение отца и отложил оружие, сделав знак напарнику, что продолжит позже. Если нолдоран решил явиться лично, значит, дело настолько серьёзное, что важность разговора требуется продемонстрировать публике. Принц, скривившись, пшикнул.
Сопровождавшие Нолофинвэ защитники смотрели по сторонам с подозрением: поблизости, конечно, не было ни Телперавиона, ни его сообщников, однако приближённые нолдорана были готовы к любому развитию событий.
Смотря на отца и пытаясь понять, что же произошло настолько серьёзное, что он пришёл самолично, Финдекано, вспомнив появление в лагере Макалаурэ, абсолютно не зная зачем, пошёл навстречу нолдорану, напевая начало песни о Битве-под-Звёздами:
— Ночь.
Лишь звёздный свет.
И тянет, как бездна,
Судьбы неизвестность,
Но страха нет.
Ночь.
Капли росы.
И лес обречённый
Склонился покорно,
И все видят сны.
Не спим только мы.
И мы вспоминаем о прошлом своём
И мир до войны.
Ночь перед боем коротка,
Что будет утром, знает только Рок,
В тумане светится река,
Как сверху брошенный клинок¹.
Мысленно восхитившись непревзойдённым актёрским качествам отца, ничем не выдавшего истинные эмоции, но изобразившего скорбное почтение, принц без особых церемоний поприветствовал родителя.
***
— Интересно получается, — усмехнулся Маэдрос, обернувшись на брата, — я хотел поговорить с Финьо, но, оказалось есть и другой желающий. И с ним я тоже не против перекинуться парой слов. Одна проблема — пока мы дойдём, Нолофиньо может успеть сбежать. Хотя, — старший Феаноринг прищурился, — ему невыгодно от меня бегать. Нам есть, что обсудить, и для него лучше сделать это на своей территории, в окружении своих верных.
Менестрель видел: брата раздражает неспособность нормально ходить, необходимость опираться на костыль и носить корсет. Посмотрев на беседующих напряжённо, словно чужие эльфы, отца и сына, Макалаурэ подмигнул Маэдросу и быстро пошёл вперёд, помахав нолдорану и принцу рукой. Лицо старшего Феаноринга, мгновение назад казавшееся живым, по мере того, как брат удалялся, снова начало каменеть. Осторожно делая шаг за шагом, бывший пленник Моргота устремил неподвижный взгляд на того, кому хотел сказать всего пару слов.
***
Нолофинвэ не хотел смотреть в глаза тому, кто сейчас очень медленно, но неумолимо приближался. Рядом с нолдораном был сын, его воины, собственные верные, подошёл самый бестолковый из сыновей полубрата, однако король видел только одного эльфа. Совершенно игнорируя приветствия, вопросы и дежурные фразы вокруг, Нолофинвэ двинулся навстречу очередному тяжёлому разговору.
— Я благодарен тебе, Нельяфинвэ, — тепло улыбнулся нолдоран, — за то, что избавил меня от необходимости решать дела твоих верноподданных. Приветствую тебя, я несказанно рад, что ты уже встал на ноги.
— Лорд Маэдрос, — напомнил Феаноринг. — И тебе привет, нолдоран. У меня дело к Астальдо, однако оно и тебя касается. Мои верноподданные — это и твоя армия тоже. И то, что они лишены возможности тренироваться совместно с основным войском, не принесёт пользы никому, кроме Моргота.
— Это означает, лорд Маэдрос, — прищурился Нолофинвэ, — что я должен впустить верных Канафинвэ в свой лагерь?
