Непоправимо… Война — это непоправимо!

Следующая лестница спускалась вниз, минуя залы, и сразу вывела короля и гонца на мост над могилой.

— Пойдём в бой, — услышал постепенно приходящий в себя эльф, — окажемся в таком же захоронении. Возможно, не целиком, возможно, после долгих пыток и страшных ран. Бросимся в бой — погибнем и обречём на смерть сотни и тысячи собратьев. Готов приговорить их всех к публичной казни? Пойдём к обелиску, и ты прочтёшь вслух имена всех, чей приговор уже был приведён в исполнение.

И подданный верховного нолдорана покорно начал читать. Где-то в глубине сознания гонец вспомнил, что когда прибыл в Дыру, ему сообщили об осведомлённости лорда Канафинвэ о цели его визита, а значит, лорд Маэдрос предупредил брата о планах верховного нолдорана заранее, и надо было бы это учесть, но…

Война — это непоправимо, это публичная массовая казнь, это… Страшно!

Надо сообщить об этом верховному нолдорану! Он должен знать! Обязан понять!

Всё ещё видя перед собой обелиск и слыша звучание выбитых в камне имён, молодой эльф поспешил назад в Хитлум.

***

Сидя в покоях с книгами и записями для смертных о Валиноре, Финдарато не хотел, чтобы его прерывали, однако Эдрахиль пообещал принести вина и медовых лакомств, если король всё же отвлечётся от дел и выслушает донесение.

— Твоя взяла, мой верный помощник, — вздохнул владыка Инголдо, впуская оруженосца. — Ты же знаешь, что меня нет в Дортонионе для прихвостней Нолофинвэ и для него самого тем более? Надеюсь, гонцу не проболтались?

— Твоя воля исполнена без малейших неточностей, мой король, — поклонился Эдрахиль.

Пробежавшись глазами по письму, Финдарато сделал очень печальное лицо.

— Всё подтвердилось, — вздохнул сын валинорского нолдорана, — Хитлум действительно получил данные разведки, что Моргот готовится к войне, однако лорд Маэдрос делает это всегда, и у нас давно есть договорённость о размещении войск, передвижении армий и отступлении мирного населения в случае большой беды. Менять что-либо по прихоти самопровозглашённого правителя…

***

— Бессмысленно! — бросил на стол бумагу Туркафинвэ, пронзая взглядом Атаринкэ. — Что за чушь?

— Всё просто, — Куруфинвэ налил вина, откинулся на спинку кресла, — наш дядя отчаялся, осознав, что корона и титул — не есть власть, что можно называться хоть Айну, хоть самим Илуватаром, но если с этим не согласны остальные, окажешься посмешищем.

— Или трупом, — зло сощурил небесно-голубые глаза Тьелко.

— Может быть, и трупом. Дядя видит — в военное время, даже если нет боёв, его авторитет ниже, чем у сыновей Феанаро, решил, видимо, что если перехватит инициативу полководца, сразу станет важной персоной.

— Поистине мудрый Финвэ, — рассмеялся беловолосый Феаноринг.

***

— Не последний из мудрецов, — равнодушно пожал плечами Телперавион, отправляя гонцов в королевство Амбаруссар. — Печально, что нам приходится считаться с его мнением.

***

Море бросилось на скалы мощными штормовыми волнами, пена и брызги взлетели высоко в небо, выбросив на берег плохо опознаваемый, в основном ржаво-железный мусор во впечатлившем корабелов количестве, словно в подтверждение слов верховного нолдорана Нолофинвэ о том, что в землях Моргота нет застоя и затишья, раз весь этот хлам с его территории доплыл по воде даже до Невраста.

Завывания ветра за окном заглушили и без того тихий разговор, лорд Новэ встал и, обернувшись к морю, поклонился:

— Великий Вала Улмо! Владыка наш! Вразуми свой народ!

Каленовэ, снова вынужденный присутствовать на каждом совете, устраиваемом отцом, словно ничего не случилось, всё равно до сих пор чувствовал себя крайне неуютно в кругу семьи, которая, конечно, не смеялась над родичем-неудачником открыто, но ведь очевидно думала крайне нелестные вещи! И уж точно не сочувствовала искренне.

— Великий Владыка! — попытался говорить, не заикаясь и не мямля, бывший оссириандский лорд. — Помоги нам.

Кирдан практически незаметно покосился на него, перевёл взгляд на остальных сыновей, внуков и правнуков, собранных для важного разговора.

— Не все из нас помнят войну во тьме, времён до ярких небесных светил, — начал речь Новэ, сев за стол, — не все застали те страшные годы, когда мы выживали, окружённые орками, однако по рассказам об ужасах того времени знает каждый. Никто из нас не хочет, чтобы подобное повторилось, поэтому мы готовы воевать за свою жизнь и свободу. Скажите, владыки морского побережья, что вы думаете о сказанном в письме из Хитлума?

— Тревожные вести, — мрачно ответил старший из сыновей. — Однако никто из нас и не думал об ином течении дел. Мы догадывались, что Моргот не просто так затаился.

— Теперь мы точно знаем, что не просто так, — резюмировал лорд Новэ. — Поясню нашу позицию: мы не решаем, кто пойдёт в бой, присоединившись к Финголфину, мы не решаем, пойдём в бой или не пойдём. Мы решаем, какие слова напишем королю Элу Тинголу, как преподнесём тяжёлые известия.

По лицу Каленовэ слишком ясно стало видно, что он боится предлагать и говорить, потому что страшится оказаться поднятым на смех.

— Поясню, — Кирдан наклонился над столом, — мы остаёмся защищать морскую границу и наши земли, которые являются удобным портом, откуда в случае крайней опасности можно уплыть от врагов даже в Валинор. Да, мы все знаем, что это практически невыполнимо, однако последний шанс должен сохраняться, даже если он кажется невозможным. От владыки Тингола же потребуется ответ: готов ли он послать часть своей пограничной армии на помощь братоубийце Финголфину, разрушившему город Ольвэ. Выгодно ли нам участие Дориата в такой войне?

— Нет, — твёрдо сказал старший из выживших сыновей. — Войско Дориата — это наша надежда на помощь в беде, численность армии короля Тингола нельзя уменьшать. Да, Дориат никогда не шёл нам на выручку, но и мы никогда не уплывали далеко. Последний шанс, даже невероятный, должен оставаться.

Кирдан кивнул.

— Эронел, — обратился он к юному эльфу, сидевшему за записями, — берись за послание к королю. Мы, как и положено преданным вассалам, сообщаем сюзерену, что захватчик северо-запада Белерианда, напавший на брата владыки Элу и устроивший резню в его городе, вздумал бросить армию в бой против Моргота, но жалеет своих воинов, поэтому собирает соседских. После победы над Морготом братоубийца Финголфин собирается затребовать власть над всем Эндорэ по праву освободителя. И пусть король Элу Тингол сам решает, как поступить.

— Но решили за него мы, — обрадовался юный Эронел.

— Нет, — осадил правнука Кирдан. — Последнее слово всё равно останется за королевой Мелиан.

Примечание к части Песни: Медея «Вестник всех бед»

«Плач Персефоны» из рок-оперы «Орфей»

Он этого не сделает

Ветер влетел в распахнутое окно и бросился бешеным вихрем в раскрывшуюся дверь.

— Айя, — коротко поздоровался с Маэдросом и его оруженосцем Финдекано, оказавшийся на пути шквала. — Я спешил, однако не всё в Арде подвластно мне, даже мои собственные планы. Есть разговор, Нельо.

Феаноринг кивнул, и Хеправион вышел, заперев за собой дверь.

Ветер тут же стих.

В осадном лагере на Ард-Гален давно ждали воинов верховного нолдорана, которых прислали бы для выяснения причин, по которым лорд Маэдрос посмел не просто ослушаться приказа своего короля, но и настроить других правителей против наступления на Дор-Даэделот. Это ведь был бы поворотный момент в войне! Моргот был бы окончательно разбит! Сейчас или никогда! Потом может быть поздно! Как можно не верить мудрости Финвэ Нолофинвэ?! Это неслыханно!

Садясь за стол, Финдекано сразу отказался от вина и остановил взгляд на том, как кузен что-то писал, закрепив перо между подвижными пальцами протеза.

— Это не завещание, — серьёзно произнёс Маэдрос, проследив направление движения глаз брата, — хотя, видимо, стоило бы подумать об этом.

— Смешно, — старший сын Нолофинвэ скривился.