— Па-а-ап! — Берен заискивающе заулыбался. — А па-ап! А что ты-ы пишешь?

— Вырастешь — узнаешь.

Строго ответив, книжник посмотрел на свои тексты. Да уж, рассказы о правосудии Свирепого, больше похожие на слухи, впечатляли. Может, в летописи подать эту историю как легенду? А то несчастная Бериль одиночкой останется — мужчины побоятся стать роднёй вождю. Мало ли, что ему взбредёт в голову? Он ведь Брегор. Свирепый!

***

Айканаро и Ангарато переглянулись.

— Инголдо должен знать, — старший из близнецов посмотрел в окно. — Эльдалотэ может написать в книгах, что угодно, но лучше, если король будет чётко понимать, чью власть столь рьяно защищает.

— Да, поступок почти орочий, — согласился младший близнец, — ещё бы трупы поимел, и точно морготов раб.

— Наши смотрители леса были потрясены! Они, конечно, не вмешались, но говорят, теперь будут вдвойне осторожны с Фирьяр.

— Я их понимаю, — Айканаро прошёлся по кабинету, тоже взглянул в окно, — и мне следовало. Но уже поздно сожалеть, увы.

— Скажи спасибо, что за тобой, как за каждым из вероятных заговорщиков целая армия не приехала! — хмыкнул Ангарато.

— Они побоятся, брат. Не переоценивай отвагу смертных.

— А ты не принижай.

— Хорошо, не буду.

Оба лорда одновременно посмотрели на осенний лес, пылающий в последних лучах холодного заката. Вечнозелёные вековые сосны гордо возвышались над лиственными деревьями, лишая их солнечного света, но одновременно защищая от ураганных ветров. Только от неизбежного сезонного увядания спасти никто не был способен.

***

Связанных по рукам и ногам людей сбросили с телеги прямо на дорогу, по которой обычно ездили торговцы. Трое юношей тоже были заложниками, однако их не связывали — только держали за плечи и демонстративно не убирали оружие.

Восемь взрослых мужчин, некоторые серьёзно избитые, неловко скорчились на влажной земле, стражники Фиримара подошли к ним и, пиная, развязали верёвки. Остальные верные вождя Брегора держали наготове луки.

— Пошли!

Топкий мох скользил под ногами, чем дальше становилась дорога, тем чаще попадались коварные кочки или гнилые брёвна, но упасть никому из преступников не позволили.

— Вперёд! Не останавливаться!

Кроны почти сомкнулись над головами, просвет между деревьями скрылся из вида.

— Копайте могилы! — Брегор вышел чуть вперёд, но так, чтобы не мешать лучникам. В руках вождя находилось нечто длинное, завёрнутое в мешок. — Берите лопаты! Ройте!

Грубая ткань развернулась, к ногам мятежников упали инструменты.

И лес содрогнулся от криков.

***

— Одни о пощаде молили, — по секрету говорила подругам всезнающая сплетница, муж которой был вхож в дом Фаранора, — другие проклинали, третьи плакали, но копать всем пришлось! А дети бедные смотрели! И когда каждый себе могилу вырыл, перестреляли их, а детей заставили закопать трупы, да приговаривали, мол, с вами то же будет, коли против вождя пойдёте. А Талан, он, поговаривают, под пытками признался, что девку белемирову сношал, так его избили до полусмерти! Сам вождь избивал! Дубиной! Да так жестоко! Племяшки Фаранора теперь спать не могут, плачут ночами. Но ваще правильно, лучше пущай поревут! Впредь подумают, с кем связываться, зная, что тоже в могилах в лесу можно оказаться! А вождь наш крут! Жесток! Брегор Свирепый!

***

Берен посмотрел на отца с фальшивым интересом. Карие глаза мальчика выражали скуку и желание сбежать, скрытые за попыткой добиться свободы лестью.

— Читай, что написал, — настойчиво произнёс Белемир, и вдруг в кабинет зашёл Брегор:

— Пусть Берен погуляет, его друзья и девочки влюблённые ждут.

— Что-о?! — возмутился, вскакивая ребёнок. — Какие ещё девочки?!

— Влюблённые. Иди давай.

Белемир всем сердцем хотел возмутиться и заявить, что не племяннику указывать мальчику, чем заниматься, однако догадывался — родича привело серьёзное дело, поэтому промолчал.

Удивительно легко одетый Брегор, глаза которого выглядели по-настоящему страшно, хотя лицо улыбалось, сел напротив дяди и наклонился над столом.

— Я поеду в Барад Эйтель, — сказал вождь, посерьёзнев. — Без Мельдир. Присмотри за ней, чтобы у меня потом дома неожиданностей не появилось.

Белемир согласно кивнул — правильно, зачем женщине мужские дела?

— Я должен разобраться, что это за крепость, откуда наши братья на войну уходят, — жестокие глаза сощурились. — Уверен, однажды нам придётся посылать кого-то на подмогу, и я обязан знать всё, что связано с этой проклятой войной. Если Моргот — действительно общая беда, мы не имеем права отсиживаться за чьими-то спинами. А если это блажь эльфийского короля, у меня состоится серьёзный разговор с Номом и его лордами. Думаю, ты поддержишь мою идею, останешься в Фиримаре за главного и не допустишь предательств ни с чьей стороны.

Снова кивнув, книжник пожал племяннику руку и указал на летопись, где уже красовались записи с новым значением имени беоринга. Брегор взглянул, беззаботно рассмеялся и спешно вышел из кабинета, что-то приказывая ожидавшей охране.

— Свирепый, — поджал губы Белемир. — А ведь был таким хорошим добрым мальчиком.

Прекрасный вечный народ

Обогнув по торговому пути Хитлум с северо-востока, дортонионский обоз подъехал к скрытой в горах крепости. Из-за слякоти, обычной для поздней осени, на дорогу потратилось больше времени, но Брегор хотел побывать в Истоке зимой, когда там идут приготовления к новым вылазкам, а ещё — залечивают раны и просто отдыхают те, кто уже побывали в Чёрных Землях.

Мысли то и дело возвращались домой к Мельдир. Ещё не добравшись до эльфийской твердыни, вождь отправил шесть писем жене, используя каждую возможность передать ей послание. Не покидало ощущение: одинокая поездка — ошибка. Да, Мельдир болезненно отреагировала на смерть несчастной Аданель, а после добавилась напугавшая многих казнь заговорщиков, но ведь муж и жена должны быть вместе, что бы ни происходило! Легко находиться рядом, когда всё хорошо, когда супруги удобны для соседей и друг для друга, но ведь так не может оставаться вечно!

«Мельдир — просто слабая женщина! — прочитанная и не раз слышанная истина то и дело вспоминалась, но тут же встречала отпор, рождаемый в сердце: — Нет, она сильная. Поэтому только ты виноват в том, что сейчас в одиночестве трясёшься в телеге по кочкам, сходишь с ума от ревности, пишешь письмо за письмом, и некому согреть тебя холодными ночами. Ты виноват! Ты!»

Одинокие ночи и правда стали кошмаром, потому что снились трупы. Раньше страх за свою жизнь перебивал голос совести, но то ли Брегор устал бояться, то ли чувствовал — теперь никто не осмелится идти против свирепого вождя, поэтому опасность стала восприниматься иначе: поднимите на меня руку — хохоча переломаю все кости! Однако ночью на смену жестокому веселью приходило осознание, что власть построена на крови. Рядом с женой всё переносилось легче, тепло её тела и души согревало, отвлекало, заставляло думать совсем о другом, либо не думать вовсе, но теперь ничто не защищало мысли от образа мокрой красной лестницы к трону, где на каждой ступени под ногами валяются отрубленные головы. Страшно, отвратительно, непоправимо.

Неизбежно.

Внезапная остановка обоза и донёсшаяся спереди гномья ругань вернули от чудовищных размышлений к вполне сносной реальности.

— Странная у них проблема, — пояснил вождю Фирьяр выяснивший ситуацию охранник, — встретились два торговца, нанятых некой мастерской «Золотой дворец». Оказалось, что у обоих единоличное право продавать изделия этой мастерской, то есть никто другой не может торговать тем, что этот «дворец» изготавливает. Они друг другу перекрыли дорогу и выясняют, кто здесь с поддельной грамотой, и кто мошенник — один из этих гномов или сам хозяин «Золотого дворца».

— Нас-то пропустят пускай! — Брегор почувствовал раздражение, хотя не мог не признать — ему стало интересно, как работает это единоличное право на торговлю, и в чём от него выгода.