***

Удостоверившись, что юная дева ушла, Гильдис снова посмотрела на Брегиль тяжёлым, словно бочка масла, взглядом.

— Какие дела в Ладросе? — будто строгая учительница нерадивой ученице, задала вопрос дочери Брегора жена дор-ломинского вождя. — Кто там будет править? Брандир попытается занять трон? В каком статусе видишь себя ты, старшая дочь Брегора, сына Боромира?

На лице Брегиль отразилось полнейшее недоумение. Возраст не сделал резковатые черты благороднее, скорее, испортил то немногое женственное, что было в аданет. И покрытые толстым слоем пудры синяки довершили некрасивый портрет.

— Ты не хотела возвращаться из-за отца, правильно? — Гильдис начала говорить так, словно диктовала текст для последующей проверки.

Брегиль неуверенно кивнула.

— Ты не простила ему смерть сестёр и оскорбление матери, да? Но теперь его нет, как это ни печально. А, значит, нет и причины для наших народов быть разделёнными. Да, мы подданные разных королей, но какое дело эльфам до наших дел между собой? Нам ведь всё равно приходится быть вместе на общей войне, значит, пограничные посты между нами важны лишь для королей, которые хотят точно знать, где кончается их земля, и начинается чужая. Но мы, жёны воинов, знаем иное: если наши мужья и сыновья не справятся, вся земля будет принадлежать Морготу, и неважно, кто, когда и какой флаг ставил на холме у речки.

«Записала? — всплыл в памяти дочери Брегора голос учителя грамоты. — Теперь читай!»

— Будет неважно, какой флаг стоял на каком холме, — монотонно проговорила Брегиль, и Гильдис кивнула.

— Сыграем свадьбу Бельдис и Хандира, — сказала так же, словно диктуя, жена Хадора, — и поедем в Ладрос.

Тяжёлый взгляд старой женщины устремился на Брандира:

— Кто твой вождь, сын Арахона?

Мужчина удивился в большей степени тому, что его о чём-то спросили, чем сути вопроса.

— Хадор Лориндол, — не задумываясь, ответил он.

— И так останется навек, — кивнула Гильдис, уже, похоже, оценив работу учеников на отлично, — даже если ты сам станешь вождём. Если будешь править Ладросом. Знай, я всегда готова помочь тебе, Брандир, сын Арахона.

***

Радость свободы от взгляда госпожи Гильдис окрыляла. Бельдис вылетела из дома, не замечая ни мороза, ни скользкой дороги, но вдруг одна незначительная мелочь прервала полёт и швырнула на землю: карета, любезно предоставленная женой вождя, оказалась не идеальной. Да и её собственный экипаж тоже не был совершенным! Вон — подножка продавлена, пятна на металле — в темноте непонятно, ржавчина или что, но это неважно! Неидеально! И ткань шторок… Она не новая! Это видно!

Пугающий образ рассыпался расколотым льдом, обрушился оттаявшими сосульками с крыши, и в сердце вспыхнул протест.

«Ты, госпожа, — надутая гусыня! Твои советы ничего не стоят! Ты ничего не знаешь сама, а требуешь с других! Не зовёшь домой, а приходишь сама, потому что у тебя дома ещё хуже, чем у нас, да? И советы твои такие же неидеальные? Посмотрим, что это за Хандир! Дурачок послушный, кивающий тебе? Безвольный увалень? Ха! Пусть попробует посмеяться над беорингами! Я ему покажу, какие мы трусы!»

Тема будущего супружества

Ночь стала звёздной.

Всю дорогу до рощи Бельдис копила разгорающуюся на Гильдис злость, и сейчас, увидев над собой прояснившееся небо и светила, в честь которых назвали эту ужасную женщину, едва не выругалась. Однако внимание юной аданет быстро привлёк большой костёр, а память услужливо подкинула рассказы женщин о прекрасном озере, на мосту через которое женихи и невесты Дор-Ломина приносят первые брачные обеты. Найдя глазами то самое место, Бельдис невольно заулыбалась. Вспомнились и другие традиции: по пути на заветный мост нужно считать шаги, при этом идя в ногу с суженным. Как только кто-то собьётся с единого ритма, счёт останавливается. Сколько пройдено — столько лет продлится супружество. Если встретится собака — друзья для мужа будут важнее жены, перелетит путь птица — к сопернице, если же попадётся лесная живность — тут уже супругу предстоит волноваться о верности жены. Ещё нужно чем-то одарить нищих, которые могут встретиться на пути, и если так сделать, то молодой семье никогда не суждено познать нужды. Кроме того, было поверье, что услышанная музыка задаст тему супружеской жизни, но такая примета давно не работала: будущих молодожёнов почти всегда кто-то сопровождал, и уж они изо всех сил старались, чтобы играли песни о безоблачном счастье. Видимо, из-за такого жульничества и встречалось столько несчастных в браке людей, но Бельдис, однако, тоже не была готова играть с судьбой честно. Поэтому, когда заметившие её встречающие, уже заметно нетрезвые, зато очень весёлые, заголосили звучащую на всех свадьбах песню, аданет начала задорно подпевать, а не требовать тишины, чтобы прислушаться к настоящей теме будущего супружества.

— Желаем, чтобы вы были здоровы! — перекрикивали друг друга, выдыхая густой пар и дым курительных смесей люди. — И чтобы над вами

Сияло солнце ярче, чем в благом Амане!

Чтоб до ста лет жили! Горя чтоб не знали,

И чтобы ваши дети вас радовали!

Невеста попыталась понять, кто из этих людей Хандир, но в темноте и отблесках высокого костра все молодые мужчины казались похожими на то давнее размытое воспоминание. К тому же эдайн были в шапках, у некоторых оказались шарфы или высокие воротники. И все словно из одной мастерской! Возница оставил карету помощникам, подошёл к Бельдис и указал взглядом в сторону самого легкоодетого адана. Девушка понятливо кивнула.

— Солнце, ярко светит и смеются дети, — поддержала она общее веселье, пошла к жениху. — И мы рука об руку идём с тобою рядом.

И говорить не надо, всё и так понятно,

И мне приятно всем вам говорить:

«Желаю, чтобы вы были здоровы! И чтобы над вами

Сияло солнце ярче, чем в благом Амане!

Чтоб до ста лет жили! Горя чтоб не знали,

И чтобы ваши дети вас радовали!»

Я желаю мира! Я добра желаю!

И каждому здоровья от всей души желаю!

И мне немного надо — хочу, чтоб были рядом

Любимые и вся моя родня!

Хандир взял невесту за руки. Рукавицы юноши оказались просто огромными, маленькие шерстяные варежки Бельдис утонули в искусно выделанной овчине. Сам жених не был высок для мужчины, девушка невольно подумала, что он вряд ли выше её мамы, но в светло-голубых глазах чувствовалась уверенность, не всегда присущая даже зрелым мужам, что уж говорить о молодых. Следуя традиции, будущие супруги, ещё ничего друг другу не сказав, двинулись на мост. Шаг сбился сразу же, но это показалось скорее смешным, нежели грустным. В голос расхохотавшись над попытками друг друга идти в ногу, хрустя свежим снегом, Бельдис и Хандир пошли по берегу и увидели закутанного в какое-то тряпьё нищего. Дочь Брегиль опустила голову, делая вид, будто не заметила этого человека — не хотелось ловить на себе похотливые взгляды грязного старика. Бродяга протянул руку, сильно сутулясь, но даже так было видно — роста он высокого, а ладонь не дрожит. Значит, молодой. И не стыдно попрошайничать? Девушка брезгливо отвернулась.

— Оставь копьё и латы, — стал напевать внезапно красивым голосом бродяга, обращаясь к жениху, — и не ходи туда.

Что, хочешь стать богатым

И славным навсегда?

Мои родичи понимали, какой страшный вред наносит война, и теперь мы вынуждены скитаться. Но можно всё изменить, правда? Как твоё имя?

Бельдис не услышала, ответил ли Хандир. От удивления девушка повернулась на нищего, посмотрела в его глаза — чёрные, глубокие, словно омут, затягивающие. Красивые… С пышными ресницами. Черты лица оказались типичными для беоринга, но очень привлекательного беоринга. Нищий заметил внимание к своей персоне со стороны невесты, перевёл на неё взгляд, но, стоило, посмотреть оборванцу ей в лицо, как он сразу замолчал, замер, отшатнулся и бросился бежать.

В голове дочери Брегиль мгновенно сложилась картина: мама рассказывала о страшных вещах, творившихся в Фиримаре, и девушка догадалась — бродяга увидел, что перед ним кареглазая аданет, значит, из беорингов. Из тех, кого он, возможно, ненавидит, кого убивали его родичи. Он бунтовал против деда Брегора! Или это очередной трус из тех, о ком любит рассуждать Брандир. Бельдис ощутила, как бросило в жар.