Ужаснувшись ощущениям и мыслям, Андрет стала целовать плечо и грудь будущего супруга, горячую, волосатую, напряжённую, и поняла, что не хочет прикасаться к этому отталкивающе-несовершенному телу.

Мысли о близости вдруг заставили внутренне сжаться: Фаранор грубоват во всём, его жёсткие сильные пальцы нажимают на чувствительные места так, что невольно вздрагиваешь от боли. Потом, конечно, привыкаешь, и можно получить удовольствие, но теперь совсем не хотелось этого неприятного начала.

«Я должна пересилить это!» — мысленно приказала себе Андрет и опустила руку в штаны будущего мужа.

— А потом — к лекарям, — через силу прошептала девушка, нащупывая стремительно твердеющее естество.

Невыносимо захотелось отдёрнуть ладонь, по коже пробежали отвратительно раздражающие мурашки. И запах ещё! Кошмар!

Фаранор хмыкнул и, несмотря на жар из-за раны, взбодрился. Стиснув невесту, мужчина впился в её губы, и Андрет захотелось вырваться из-за резкой неловкости движений, неприятного смешения хмеля с нездоровыми зубами и самого факта объятий не-эльфа. Не-эльфа. Не забавного ловкого дивного создания с золотистым пушком на теле, осторожного и внимательного даже с чужой женщиной.

Пересиливая неуместные эмоции, девушка зажмурилась, позволила любить себя и, едва не плача, изобразила удовольствие.

«С кем тебе быть рядом суждено?»

***

Для схода смертоносной лавины порой достаточно одного выкрика. Всего одно слово или зов — и смертоносная волна снега, грязи и камней понесётся, не разбирая дороги, сметая всё на своём пути.

Всего один крик. Случайный. Внезапный. Отчаянный.

— Да где вождь, Моргот его сожри! — проорал во всю глотку только что осознавший слишком многое для своего разума седой конюх. — Где этот скот?

Выразить словами всю полноту прозрения мужик не мог, хоть и учился когда-то грамоте, однако это не отменило внезапного понимания, что Борон запустил дела в поселении, потерял установленный Беором контакт с эльфами, позволял любому, готовому принести выпивку, принимать решения от своего имени, споил старшего сына, утратил уважение соплеменников, а, в конце концов, допустив большую беду, даже не явился к погорельцам, и теперь…

Всякий сброд, чьи халупы были неправильно построены, из-за чего и случился пожар, получит эльфийские дома?! С какой стати?!

В отчаянный крик было вложено столько эмоций, что равнодушным не остался никто.

— А ты на вождя не гони! — выпалил охотник, и на него тут же набросились согласные с отцом сыновья конюха.

Женщины полезли разнимать, за них вступились братья и мужья, потом присоединились дети и внуки, драка начала разрастаться новым стихийным бедствием.

Спасаясь от обезумевшей толпы, люди стали врываться в уцелевшие дома и прятаться, но за ними тут же вламывались разъярённые, потерявшие человеческий облик, окровавленные мужики, оря во всю глотку, что защищать вождя Борона никто не смеет.

Повсюду зазвенели разбивающиеся стёкла, затрещали ломающиеся доски, оглушительно заскрежетал металл срываемых петель и засовов. Распалённые разрушением и кровью поселенцы начали крушить всё, что попадалось на пути, просто так, бросали камни в окна, в людей или скотину, кидались друг на друга, готовые разорвать каждого безо всякой причины.

То и дело в общем гомоне тонули попытки успокоить народ, снова загорелся огонь, но вдруг кто-то выкрикнул:

— Идём к вождю! Пусть отвечает!

И беснующаяся живая лавина обрела единое направление.

***

— Что же будет? Что же будет? — заметалась по дому, мгновенно забыв про больную спину и ноги, старая жена вождя. — Борон! Боромир! Вы же мужчины! Успокойте народ!

Крики озлобленной толпы приближались, и Боромир, даже немного протрезвев, выбежал из комнаты, где сидел с отцом.

— Я всё сделаю! — заверил он и, покинув дом через окно, куда-то побежал.

Донеслись причитания и плач, слуги и охрана приготовились защищать хозяев.

Крики опасно приблизились, стали различимы слова, большинство из которых были угрозами, из комнаты, душной, захламлённой и пропахшей хмелем, показался старый вождь.

***

Когда с улицы донеслись плохо различимые, однако всё же понятные фразы, не обещавщие ничего хорошего Борону и его семье, старый вождь не поверил своим ушам — как же так? Неужели эльфы не разобрались с последствиями пожара? Чем недовольны поселенцы?

— Я позову на помощь! — не слишком чётко произнёс Боромир и неумело пущенной стрелой вылетел из комнаты, едва не уронив всё со стола. — Эльфов! Они должны разобраться!

Старый вождь согласно кивнул. Понимая, что уже не в том возрасте и совсем не в силах противостоять собратьям, Борон, холодея и вытирая моментально намокший лоб трясущимися руками, подумал, что зря осуждал брата за его выбор стать воином: смерть неизбежна, вот она, пришла — обозлённая толпа, от которой точно пощады не будет, и даже если Баранор погиб не героем и не достойно, это было в ужасной чужой земле, среди врагов, обделаться перед которыми не стыдно.

А наложить в штаны перед своими… Страшный позор!

«Уймись, брат, немного.

Неужто ты геройской жизни захотел?

Какую дорогу

Ты выбрал, что тебе на ухо эльф напел?

Ну что за жизнь! Кто друг, кто враг —

Ни ты, ни я понять не можем, к сожаленью, всё никак!

Бери добро, седлай коня, скачи судьбе навстречу!

Ну, а выпьешь — вспомни про меня!»

Баранор уже не вспомнит. Зато другие передадут детям и внукам, как постыдно закончилось правление никудышного Борона, сына Барана из рода Беора Старого.

«Нас время рассудит,

Лет десять пролетит, и ты меня поймёшь.

Меж нами не будет вражды, но помни:

Что посеешь, то пожнёшь!»

И время рассудило.

Едва не падая от головокружения, не чувствуя под собой ног, вождь вышел из комнаты, через силу переступив казавшийся спасительным порог. Лучше самому отправиться навстречу судьбе, и тогда, возможно, собратья пощадят семью опального лидера.

— Стойте! — долетел вдруг с улицы женский крик, однако в голосе звучал не страх, но приказ. Твёрдый, не преемлющий споров приказ. — Я заберу ребёнка! Бериль — дитя! Она ни в чём не виновата! Пропустите!

Примечание к части Песня гр. «КняZz» «Брат»

С бабами не воюем

Ведя приёмную дочь за руку по уцелевшей после пожара части Фиримара, Аданэль думала, что лучше было бы обратиться со своей новой проблемой к эльфийским знахаркам, однако понимала — им пока не до девочки, которая не может спать после внезапного отъезда опекуна, прихода в дом ещё троих сирот и вести о грядущем появлении родного для приёмных родителей ребёнка. В конце концов, Грибница тоже знает, какие травки заварить, что на ночь пошептать.

Ветер то и дело приносил запах гари, однако направление быстро менялось, и привычные ароматы занимали место горьких напоминаний о недавнем бедствии.

В доме знахарки дверь была открыта. Аданэль, постучав исключительно из вежливости, переступила порог.

— Привет, тётя! — раздался сонный голос Андрет, сидевшей на скамье у окошка. — Я с Фаранором здесь, руку его лечим, а то, — сладко зевнув и потянувшись, внучка Беора продолжила говорить, — работать не может. А от него уже что-то там требуют. Иначе не заплатят, говорят.

Супруга Белемира, посмотрев, как Грибница обрабатывает страшный обожжённый порез на предплечье мужчины, спешно отвлекла от жуткого зрелища Аданэль-младшую, вручив ей листок и завёрнутый в тряпицу уголёк.

Фаранор зашипел, дёрнулся и выпил что-то явно пьянящее из стоящего рядом на столе стакана.

— Нескоро заживёт, — словно в чём-то обвиняя Андрет, произнесла Грибница, посмотрев на внучку вождя. — Много гадости попало, а рана глубокая. Примочки нужны. И постоянно их менять надо!

— Хорошо, — сонно отозвалась девушка, — я поняла.

— Чего раньше не пришли? Меньше б гноилось.

— Ой, Грибница, — Андрет сделала крайне смущённое и счастливое лицо, — ну ты же была молодая, знаешь, чем можно с любимым увлечься так, что на несколько дней обо всём забудешь!