А три метра вышитого алой нитью чёрного шёлка спустя Анайрэ увидела в окно уезжающих верхом женщин Второго Дома, не желавших сидеть и ждать лживых противоречивых новостей. И среди них была её любимая доченька Ириссэ.
Знак судьбы
Когда деревья поредели, и в просветах показались городские башни, менестрель снова ощутил валящую с ног усталость. Но получится ли остановиться на привал? Теперь Нолдор шли уже не одни, за ними следовали беженцы, поверившие, что опасаться более некого. Надо собраться и дойти. Немного осталось. Вон уже белые стены, подсвеченные многочисленными фонарями, чаек в небе всё больше, их крики слышнее.
— Скажи, певец, — снова оказалась рядом юная эльфийка с умопомрачительно сложной причёской, в которую было вплетено такое количество лент, что не виднелся цвет волос, — как ты осознал, что музыка — твоё призвание? Что это было? Озарение?
«Жаль, что теперь она меня о чём-то спрашивает, — подумал менестрель. — Пока эта девочка говорила о себе без умолку, её щебетание отвлекало от усталости».
— Потом расскажу, — вздохнул Аклариквет.
— Но почему? Это ведь так интересно! Я, например, поняла, что моё призвание — плетение из жемчуга, когда маленький брат рассыпал мамино колье. Я очень сильно испугалась, начала собирать, но поняла, что не знаю, каким оно было, и решила сделать по-своему. И когда…
Но менестрель уже не вслушивался. Не спросив даже имени этой девушки, певец улавливал лишь интонацию, музыку голоса и темп речи. Эльфийка на самом деле хотела говорить совсем не то, что говорила. Интересно, что же ей нужно? Какой вопрос она боится задать? И какой ответ желает услышать?
В компании болтливой девушки путь закончился незаметно, и, обнаружив себя в городе, Аклариквет снова ощутил головокружение. Заплетающимся языком сказав попутчице, что концерт на Площади Фонтанов состоится через пару дней, менестрель отправился к королю, чтобы рассказать о результатах выхода в народ. Главное — не заснуть прямо во время доклада.
Охрана шла рядом, очень близко, видимо, заметив, что их подопечного пошатывает. Но вдруг звуки песни вырвали менестреля из полусна: на сцене кто-то репетировал и…
«Откуда эти Тэлери знают мою песню?»
Сил спросить вслух не было, но приятное ощущение славы взбодрило, хотя баллада, исполняемая со сцены, вызывала не самые приятные ассоциации.
— Прощай! Нам нечего сказать,
Нас разные дороги ведут.
И в твоём сердце нет куплета для меня, — пела среброволосая дева, и один из недавно присоединившихся ко Второму Дому перводомовцев восхищённо любовался ею. — Всю твою ложь
Не изменить,
Ты не любил,
Как мог любить.
«Может быть, услышанная песня — знак судьбы? — Аклариквет почувствовал, как сдавило грудь. — Феанаро ведь уплыл и, вероятно, навсегда».
Однако пытаться разгадать знамение менестрелю не удалось — усталость брала верх над фантазией.
— Как твоё имя, прекрасная леди? — сквозь полусон на ходу донёсся голос недавно обретённого соратника.
— Мистель, — ответил мужчина со сцены. — Хочешь подарить ей цветы? Увы, они все завяли.
— Новая тёплая одежда ей нужнее, — сухо произнёс новый втородомовец. — Мистель, примешь мою помощь? Позволишь угостить тебя и твою семью?
Аклариквет не услышал, чем закончился разговор, полностью погрузившись в мечты о постели. Любой. Главное, прямо сейчас.
Примечание к части Песня «Вечный дождь» гр. «Дыхание пустоты»
Короны примеряют пешки
Праздник. Сцена. Толпа.
Лица, лица, лица… Знакомые, незнакомые, важные, безразличные, весёлые, печальные. Сколько же их!
Аклариквет нервничал, и причин было больше, чем обычно: где-то в толпе стояла прибывшая накануне Нерданель. Супруга Феанаро здесь, в Альквалондэ, и сейчас возненавидит того, кто любит её больше, чем кто-либо другой. Но…
«Я менестрель короля, что бы это ни значило, —
напомнил себе певец. — Я верно служу ему. И, как бы ни было больно от сделанного выбора, я должен признать: Алая Леди не полюбила бы меня, даже если бы я не оказался верным подданным Нолофинвэ. Личного счастья иной жизненный путь мне бы не добавил, а сожалеть о несбывшейся любви всё же лучше в королевском дворце и дивном саду, нежели в скромном доме каменотёсов и добытчиков руды, где мой талант не был бы востребован».
Праздник в пережившем трагедию городе начинался ярко и контрастно: звучали песни, то весёлые, под которые плясала толпа, то грустные, от которых толпа рыдала, то скучные — во время их исполнения разговоры становились громче.
— Всё готово? — Аклариквет, обращаясь к своим помощникам-музыкантам, сам удивился тому, как прозвучал его голос.
Ответ был не нужен. Да. Всё готово. Даже усиленная охрана выставлена.
Струи фонтанов, подсвеченных закрытыми от брызг цветным стеклом светильниками, взмыли высоко в воздух, нанятые специально для выступления Аклариквета альквалондские менестрели заиграли непривычную для Тэлери мелодию с ведущей темой, состоящей из диссонансных аккордов.
— Наш выход! — сердце певца короля упало: Нерданель увидит! — Краска нанесена? Костюмы? Парики? Реквизит?
— Выход! Музыка!
***
Под беспечную поначалу, но постепенно становящуюся напряжённой мелодию, на сцену вышел черноволосый эльф в синей мантии со звёздами. В короне. Он улыбался, приветствовал гостей. Манеры Нолофинвэ артист скопировал безукоризненно.
Аккорд громыхнул, словно удар гонга.
Со всех сторон выбежали восемь Нолдор в алом, с «кровавыми» восьмиконечными звездами на лицах, «окровавленными» ладонями. Аклариквет в кудрявом чёрном парике и боевом шлеме встал в центр, держа в руках верёвки, привязанные, как поводки, к шеям остальных семи Нолдор, трое из которых были в красных париках, один — как и Аклариквет, в чёрном кудрявом, один — в белом, один из черноволосых — с арфой. В руках красноволосого, который ростом был значительно выше остальных, тоже была верёвка, которая пока тянулась за сцену, не показывая, что на другом её конце.
Зрители узнали героев и начали смеяться.
— Феанаро! — закричала толпа. — Феанаро сынков тащит! Нолофинвэ, прячься!
В этот момент на сцене «Феанаро» снял с головы шлем, и, нахлобучив его высокому красноволосому эльфу с верёвкой в руках, сорвал корону с «брата», после чего столкнул того пинком со сцены. Надев серебряный королевский венец с синими камнями, уродливо дисгармонирующий с ало-золотым одеянием, «Феанаро» спешно подтянул к себе «Нельо» в своём шлеме, прикрываясь им, как щитом. И запел:
— Мой мир огромен,
А я так скромен.
Вся жизнь спектакль,
Я в ней актёр.
Актёр-лицедей,
Добряк и злодей,
Всё ради идей
И ради искусства!
Находившиеся на сцене эльфы начали танец вокруг «Феанаро», угрожая оружием публике.
— По жизни играю,
Я все секреты ваши знаю!
Вы в зале сидите,
И ваши нервы, словно нити,
Надёжно пришиты
К пальцам моим!
Зрители развеселились, стали подпевать и танцевать, повторяя движения артистов. Вооруженная охрана вокруг сцены незаметно осматривалась, не теряя бдительность — не все обрадовались такому выступлению.
— Вас обманули,
В грязь окунули.
Об этом вскоре
Узнают все!
Придворный актёр
Умён и хитёр.
Я тут с давних пор.
Насквозь я вас вижу!
«Нельо» дёрнул поводок. На сцену на четвереньках выполз одетый в синее Нолдо с королевской звездой, пришитой гораздо ниже положенного. Грубо подтащив за шею и прикрывшись «Финьо» точно так же, как им самим «Феанаро», «Нельо», вложив живому щиту в руку меч, стал управлять каждым движением «принца Второго Дома Нолдор».
— Угрозы, насмешки,
Короны примеряют пешки,
На лицах отметки,
Что все они марионетки.
Эй, куклы! Бегите!
Ешьте меня! Вот он я!
Зрители по большей части кричали от восторга.
— Я — роль, вы — сюжет.
Прольём миру свет!
Кто прав, а кто нет,