— Да я не продам столько, сколько заплачу за дорогу! — кричал седой гном, размахивая оглоблей.

— Зато твой зад цел! — орал на него сверстник, видимо, компаньон. — Лучше золотом платить, чем отверстием между булками!

Крики удалились, им на смену пришло не слишком слаженное пение, доносившееся с гружёного обоза:

— У пруда сидел художник, 

Тосковал о чём-то своём, 

По воде водил ладонью, 

Наблюдал, как солнце встаёт.

Вдруг лицо в воде прозрачной 

Тот художник увидал. 

«Кто ты?» — несколько смутившись, 

Он тихонько прошептал.

Но в ответ не услышал слов, 

Лишь заиграла его душа: 

В этом лице он узнал её, 

Ту, что так сильно ему нужна. 

Лишь она ему нужна, 

Та, что смотрит из пруда. 

И художника русалка 

Нежно за руку взяла, 

Одурманив его взглядом, 

Вдруг под воду увела.

И упал на дно художник, 

Погрузившись в вечный сон. 

И заплакала русалка: 

«Ах, зачем же умер он?»

Но в ответ не прозвучало слов, 

Лишь заиграла его душа: 

После смерти он узнал её, 

Ту, что так сильно была нужна.

Лишь она была нужна, 

Та, что смотрела из пруда. 

Подумав, что поездка к границам Оссирианда всё равно отменилась, значит, можно посвятить время себе, Оэруиль решила отправиться к Башне Морской Звезды, чтобы провести время с бывшими подданными отца, занимающимися нескончаемой работой над странным таинственным сооружением на берегу всегда неподвижного, словно замершего в безвременье, озера.

Если и есть в Таргелионе кто-то, с кем можно быть хоть чуточку откровенной — это Лепасур и его мастера.

***

В небольшом зале для переговоров стоял терпкий запах трав, от которого у гнома начала кружиться голова.

— Слушай, друг-эльф, брось эти фокусы и открой окно! — возмутился глава ногродских торговцев, вытирая глаза. — На большом совете ты всех чем-то опоил, и вопросов не задали, но ты должен понимать, что ответы дать придётся!

— Я понимаю, — непривычно дружелюбно улыбнулся Морифинвэ, толкнув резную створку и впустив в помещение свежий воздух. — Поэтому здесь именно ты, мой друг. Я не хотел посвящать вас в свои семейные дела, и теперь ты сам понимаешь причину. Что бы сейчас ни говорили Синдар, ты знаешь меня и видишь, что я не сумасшедший, жаждущий крови братоубийца, я даже простил предателя-дядю, прогнавшего меня с моей земли, на которой я обосновался, прибыв защищать Белерианд от тварей с севера. Хочешь что-то сказать? Спросить?

— Пожалуй, да, — гном почесал бороду. — Мне нравится союз с тобой, эльф, — заговорил торговец, немного подумав, — но мне необходимо разумное объяснение тем слухам, что распускают твои сородичи.

— Пожалуйста, — ещё шире улыбнулся Морифинвэ, — я дам любое объяснение. Почему мы, родня «верховного нолдорана», отреклись от родового имени? Всё просто, друг мой. Я и мои братья — титульная, старшая ветвь королевской семьи, но мой дядя силой отобрал у нас корону. Если бы мы продолжили носить имя Финвэ, «верховному нолдорану» пришлось бы трудно предоставлять красивые доказательства своего права на власть. Но у меня иной мотив. Дядя предал память нашего родоначальника, угрожал нам войной, чтобы получить корону. Он больше не родня мне, и род Финвэ, который теперь представляет Финголфин и его потомки, отныне не моя семья. Я так решил.

— И твой брат, явившись на Праздник Объединения, хотел устроить там бойню?!

— Ха, — Феаноринг потёр руки, — Маэдрос всегда был… не самым умным из нас. Его выходка дорого обошлась всем, и наш сегодняшний разговор — лишь начало проблем.

— Именно, — поддакнул гном, радуясь свежему воздуху, — Синдар теперь считают вас врагами!

— Знаю, — король Таргелиона скосил глаза на письмо лорда Каленовэ и скривился в ухмылке, вспомнив, где сейчас гонец, доставивший неприятные вести, и с каким ответом уехал в Оссирианд в сопровождении воинов посланник независимого владыки Карантира. — Я тебе так скажу, друг мой: да, я убивал эльфов в аманском порту, но делал это не потому, что мне вдруг этого захотелось. Я шёл воевать с общим врагом, с тем, что сидит здесь на севере и не даёт житья ни Синдар, ни наугрим! А эти безмозглые агрессивные гуси напали на нас и засыпали стрелами! Пусть они родня Тингола, да хоть кого угодно! Я клялся преследовать врага, шёл на него войной! Как я должен был поступить с его пособниками?

— Ты не объяснишь это Тинголу, друг.

— А я и не собираюсь! — багровея от разгоревшейся злобы, вскочил из-за стола Карнистир. — Тингол мне никто! И дружбу с ним я бы засунул Морготу в одно из отверстий! Я не узурпатор, зовущийся «верховным нолдораном», которому надо доказывать право на власть и клянчить дружбу с соседями! В добрых отношениях со мной мои соседи заинтересованы сами!

— Твоя правда, — решил успокоить разбушевавшегося эльфа торговец. — Я больше скажу: меня устраивает твоя независимость от Финголфина, потому что, если ты был бы его лордом, пришлось бы делиться данью ещё и с ним. А я не хочу делиться ни с кем, кроме моего дорогого компаньона, сотрудничество с которым приносит выгоду, перекрывающую любые вложения.

— Мой род, — с меньшим жаром произнёс Феаноринг, — был дружен с Вала Ауле, тем, кого вы зовёте Махал. Мы учились у вашего Создателя, Отца и Покровителя. Разве стану я нападать на его детей?

Видя, что гном доволен ответами, король взял ещё одно письмо.

— Синдар, если хотят войны, получат её. И вы, — Морифинвэ прямо посмотрел на торговца, — обеспечите меня оружием. Хорошая сделка, не правда ли? Наши распри могут принести выгоду разумному помощнику. Я верю в тебя, друг.

Примечание к части Песня КиШа "Та, что смотрит из пруда"

Встань, королева

Царившую на берегах озера тишину не нарушал ни ветер, ни пение птиц. Молчание сопровождало королеву Таргелиона всю дорогу, некоторые верные странно отводили глаза, словно боялись обсуждать нечто опасное, и дочь лорда Каленовэ понимала происходящее по-своему: владыка Карантир умел держать в страхе подданных, поэтому, если даже в погоне за сокровищами подземных карликов дела шли не так хорошо, как об этом объявлялось, говорить вслух о плохих новостях запрещалось, если нет желания однажды обнаружить пепелище, вместо мастерской.

Башня Морской Звезды засияла вдали устремлённой в небо стрелой в блёклом луче солнца, пробившемся сквозь рваные тёмные облака. Высокая, белая, одинокая. Словно монумент на братской могиле.

— Владычица Оэруиль! — увидев свою королеву с балкона, закричал Лепасур и выбежал навстречу.

В глазах архитектора был даже не испуг. Эльфийка сразу поняла, что собрат абсолютно уверен в своей способности исправить какую-то совершенно безнадёжную ситуацию, например, спасти прекрасную принцессу от чудовища, которого может испугаться сам Моргот.

— Ты правильно поступила, приехав! — выпалил эльф, и королева подумала, что визит в Башню Морской Звезды был ошибкой. — Это знак судьбы! Я как раз думал над тем, как помочь тебе!

— Но мне не нужна помощь, — отстранилась королева, — я приехала узнать, как идут дела.

— И узнаешь! Вижу, король не сказал тебе ни о чём. Хотел держать в неведении, чтобы ты не сбежала. Но именно это и надо сделать!

Недоумение сменилось страхом. В первый момент показалось абсолютно неважным, что произошло, хотелось полностью довериться давнему знакомому, который ЗНАЕТ, как лучше и где безопасно. И только неожиданно нахлынувшее воспоминание о виде равнины Таргелион с холмов, когда растерянная эльфийка впервые ощутила себя владычицей, заставило встряхнуться.

— Успокойся, Лепасур, — примирительно улыбнулась Оэруиль, — мне ничто не угрожает.

— Ты не знаешь правды! — глаза эльфа стали безумными. — Ты должна спасти себя! И, раз смогла сбежать из дворца, должна вернуться домой!

— Я дома, Лепасур.

Эти слова как будто ударили архитектора по лицу. Ахнув, он замотал головой, указывая на башню.

— Я расскажу тебе всё, — словно задыхаясь, произнёс эльф. — Пойдём, поговорим там, где не услышат посторонние.