— Я всё понял, — напрягся глашатай Манвэ.

— Ты ничего не понял, — очень мило прозвучал вкрадчивый голос Вала Ирмо, тенью появившегося рядом с равнодушной безучастной Мириэль. — Иллюзии — вот что нужно тем, чья жизнь скрылась за траурной вуалью. Только в мечтах можно вознестись выше тяжёлой, придавившей к земле тоски. Фантазии и сны — это не только отдых от реальности, это единение с Песней Творения, недоступное когда сознание отягощено амбициями, жаждой познания и эмоциями.

Звёздные глаза Майя Эонвэ загорелись:

— Песня Творения? Она недоступна эльфам ни наяву, ни во сне! А у нас дар Творца не могут отнять ни амбиции, ни эмоции!

— И что же я слышу сейчас? — тень стала обретать цвет. — Что слышу я?

— Что вижу я? — парировал Майя, видя, как Олорин становится печальным и скучающим. — Неспящий грозный страж?

Покинул стены крепости своей?

Решился, видно, совершить вояж,

Как принято у вас, простых теней.

— Ты выглядишь, как будто верный пёс, — обрела очертания Вала Оромэ фигура Владыки Снов, — что у ворот хозяев стережёт,

Несчастный и бездомный бдит и ждёт.

И ловит запах кухни чуткий нос.

Олорин покачал головой и присел рядом с Фириэль, внимательно следя за мерными, точными движениями, похожими на работу отлаженного механизма, но не живой женщины.

— Что не так, Эонвэ? — со вздохом спросил Майя, наблюдая за эльфийкой взглядом исследователя.

Глашатай Манвэ коснулся лица Мириэль, сверля глазами Вала Ирмо.

— Немного крови, немного яда, — пропел он, проводя ладонью к уху, касаясь белых прямых волос, — и жизнь, поверь, не лучшая награда.

Немного страха, немного фальши,

И ты увидишь, что там будет дальше.

Твой лепесток увял, моя невеста,

И опустел фиал мечтаний мужа,

Но на освободившееся место

Нам кто-нибудь удачный нужен.

Немного грима, немного перца,

Чтобы, как будто, застучало сердце,

Немного влаги, немного тайны,

И все намёки будто бы случайны.

Немного пепла, немного гари,

И не поймёшь, кто рядом в паре.

Немного лака, сияют краски,

И ты увидишь мир, рождённый в маске.

Так просто это превращенье!

Она мертва? Да нет! Она жива!

Румянцем расцвело смущенье,

Подайте кто-нибудь бокал вина!

Немного правды, немного смерти,

И никого не жаль, поверьте!

Тень приблизилась вплотную, стала похожа на мерцающий звёздный сумрак.

— Довольно, Эонвэ! — приказал Ирмо. — То, что ты слуга Манвэ, не даёт тебе исключительных прав насмехаться над творениями иных Владык, сколь бы нелепыми они тебе ни казались! Не зря Манвэ перестал делиться с тобой взором Орлов. Ты не поймёшь увиденное верно.

— Я пойму верно, — поклонился глашатай, — и донесу Слово Валар до тех, кто должен его услышать. А сейчас я нужен живым эльфам. Вы здесь справитесь сами. До встречи.

Проводив взглядом сияющих бездн Майя Эонвэ, Ирмо материлизовался в весёлого золотоволосого мальчика.

— Слуга Манвэ прав, — хихикнул Айну с внешностью ребёнка, — работа не закончена. Сплети узор правильно, Вайрэ.

Примечание к части Игра слов с именем Мириэль: мирэ — драгоценность, фир — умирать.

Песни:

Вероника Долина "Веретно"

Мюзикл "Алая маска": "Триумф призрака" и "Некромантия"

Твердыня Скорби и Порт Надежды

— Это виноград, мама! — с восторгом и удивлением крикнула Финвиэль, отбрасывая за спину огненного оттенка косу. — На южной стене вырос виноград!

Крупный чернобурый лис, дремавший в тени крепостных ворот, поднял на хозяйку недовольные глаза: громкий голос эльфийки, видимо, прервал сладкий сон.

Подвязав лозу, чтобы помочь ей разрастаться, Финвиэль сорвала с куста у ворот миниатюрную розочку песочного цвета и приколола к бирюзовому платью.

— Мама! — крикнула эльфийка. — Это же чудесно! У нас будет свой виноградник!

Сидевшая с книгой в тени раскидистого куста с острыми длинными листьями и россыпью мелких алых цветов Нарнис подняла глаза на дочь.

— У нас будет всё, — сказала дочь Нельяфинвэ, — если мы сможем отстоять свободу.

Ветер принёс с моря крики чаек, а, сменив направление, — ароматы хвои и смолы. После восхода Анар, север расцвёл южными цветами, море согрелось, но воздух не был горячим, лучи дневного светила не обжигали, и серые камни зазеленели, лес запел трелями певчих птиц, когда-то гнездившихся в окрестностях Тириона, выживших во тьме или усыплённых Валиэ Ниэнной.

После взлёта на небо Тилиона и Ариэн, север Валинора стал дивным местом, но эльфы, напуганные словами и демонстрацией силы Валар, боялись противиться воле Владык, несмотря на то, что уходить под землю хотели немногие.

— А вдруг Моргот снова нападёт на нас? — язвительно спросила Финвиэль, передразнивая интонацию тех, кто готов был на всё ради безопасности.

— Не нападёт, — прищурилась Нарнис, перелистывая страницу. — Твой папа не позволит.

«Чувство вины за непредотвращённое зло обожжёт однажды, — прочитала хозяйка Форменоссэ строку, опустив глаза в текст, — обездвижит, словно путы, и ударит в голову способным убить осознанием всего, что не было сделано. И не поможет броня самооправдания и чужой похвалы».

— Мой возлюбленный Лаурэфиндэ победит врага Валар, — гордо скрестила руки на груди Финвиэль.

«Лишь цветы будут знать имя, что прошепчет герой с последним вздохом, когда обрушится головокружительной высоты пьедестал его славы», — говорил эпизодический персонаж истории, написанной не самым талантливым книжником Амана, однако его рассказы Нарнис подарила супруга Куруфинвэ Атаринкэ, и дочь Нельяфинвэ Феанариона обещала прочитать и сказать своё мнение.

— Моя госпожа, — появился перед хозяйкой Форменоссэ защитник, охранявший южные ворота крепости, — к тебе гости. С теми же вопросами, что и три дня назад.

«Великая роль отведена допустившим великое горе, слишком поздно решившимся на великое благо».

— Как может нравиться этот бессмысленный набор высказываний? — отложила книгу Нарнис. — Зови гостя, Румьо. Возможно, на этот раз он скажет что-нибудь неожиданное.

***

От сладкого волнения бешено колотилось сердце, и мир казался пугающе-волшебным. После юга Валинора, стремительно превращающегося в пустыню, усыпанную искрящимся алмазной крошкой песком, с растущими лишь по берегам рек непривычными глазу мохнатыми деревьями с мясистыми, похожими на ладони, листьями, прячущимися в тени берегов огромными розовыми цветами, источающими дурманящие ароматы, и травянистыми кочками, разбросанными вблизи воды, север казался окном в прошлое. Лес, некогда хвойный, стал смешанным, и лиственные деревья вытесняли сосны и ели, прорастая сквозь камни, ютясь на склонах, хватаясь мощными корнями за скалистые отвесные берега.

Над головой суетились сиреневокрылые ласточки с серебристыми хвостами, взлетая до самых облаков и падая к залитой золотом Анар воде, на миг скрываясь в норках и тут же снова бросаясь в погоню за синими переливающимися насекомыми.

Вспомнив, как охотился в лесах, которые теперь изменились до неузнаваемости, молодой эльф на миг остановил коня. Вала Оромэ не позволил забрать лошадей под землю, выпустив их в поля и леса, однако научил аманэльдар призывать скакунов свистом. Золотые волосы, падающие мягкими волнами на плечи, всколыхнул порыв холодного ветра с севера, и внук ваньярского лидера Ингвэ мечтательно улыбнулся. Арафион знал, будет непросто добиться желаемого, но тем ценнее результат!

Чуткий слух эльфа издалека различил лай собак и тявканье лисиц, живущих в крепости и считающих себя такими же сторожами хозяйского дома, как и псы. Чувствующие настроение Нарнис, звери приветствовали непрошенного гостя настороженно, без радости, хотя и с должным уважением.

— Кто же успел раньше меня? — с досадой и тревогой спросил сам себя Арафион, прогоняя ревность. Нет, никто бы не стал совершать такое же безумство, как молодой Ванья из рода Ингвэ, волноваться не о чем. Но кто же, в таком случае, пожаловал в Форменоссэ?