— Это неважно. Главное, что Морион из рода Новэ.

— Мой сын — потомок Феанора, — твёрдо заявила Оэруиль.

— Думай, как знаешь. Если ты боишься, что я ради сохранения власти убью твоего ребёнка, — Линдиэль положила ладонь на руку Каленуиль, — мне жаль тебя. Жаль, что ты жила в столь ужасном месте, что теперь допускаешь подобные мысли о семье. Я лишь предупреждаю, что здесь тебя не будут воспринимать гостьей и женой короля-Нолдо. Здесь ты — одна из священного рода, и тебе придётся оправдать ожидания или уйти.

— Уйти… — супруга нолдорана Карантира побледнела.

— Не бойся, — дочь лорда Новэ коротко кивнула младшей племяннице, всё ещё пытавшейся успокоить её ласковыми поглаживаниями. — Как только мы здесь всё решим, я поеду в Невраст. Обещаю, Оэруиль, я сделаю всё, чтобы помочь тебе.

— Понимаешь… — таргелионская владычица заплакала. — Если здесь признают мою власть или власть Мориона, это будет означать, что Карантир тоже имеет право здесь считаться королём. Я не хочу этого! Я здесь лишь гостья, просто приехала ради договора! Объясните Арастуру!

—Тише, — Каленуиль заулыбалась совершенно волшебно, — сестричка, однажды ты спасла меня и Гаэруиль от опасного замужества, пожертвовала своей свободой, тебе пришлось совершать страшные вещи и терпеть выходки супруга. Между Оссириандом и Таргелионом случилось многое, но твой сын — это будущее наших двух земель. И Арастур видит в нём мост через Аскар. Понимаешь, мост может быть временным и хлипким, по которому и одному эльфу пройти непросто. Это может быть мост-ловушка, который проваливается под ногами врагов, может быть переправа-западня, где прячется войско. Или продолжение торгового тракта. А, может быть, просто красивое сооружение, по которому можно свободно погулять влюблённым. Арфередир понимает важность вашего нахождения здесь лучше, чем ты думаешь, сестрёнка. И Арастур, со всеми его странностями, как выразилась Линдиэль, тоже знает отношение Вала Улмо к строительству на воде. Неугодное сооружение просто рухнет. Поэтому необходимо возводить мосты правильно, с угодными Владыке целями. Но также мы должны помнить, что твой супруг благополучно доплыл из Валинора до нас.

— Знаешь, — Оэруиль вытерла слёзы, — я сейчас на всё готова, только защитите меня и сына! Умоляю!

— В этом можешь не сомневаться, — мрачно ответила Линдиэль.

— Мой муж, — Каленуиль подлила вино, пододвинула бокалы сестре и тёте, — говорил с Медвежьим Вождём. Оссирианд готов к переговорам. Ребёнок, рождённый от таргелионского правителя в семье, избранной Вала Улмо, не может просто так появиться в Арде и прийти с просьбой открыть границы. Поэтому, если Владыка позволит, Нолдор смогут плавать к нам на построенных ими кораблях. Всё просто!

***

Двое светловолосых Лайквэнди, один в накидке с жёстким коричневым мехом, а другой — с беличьими хвостами на одежде подняли деревянные кубки, украшенные ракушками, шишками и еловыми веточками.

— Арфередир, я рад, что мы поняли друг друга, и твой брат согласен на наш план, — сказал Медвежий Вождь, отпивая хмельной настой.

— Я готов договориться с кем угодно, — зловеще щуря глаза цвета хвои, супруг Каленуиль заговорил тише, — наши болота примут в свои потаённые глубины любого, независимо от происхождения и статуса. И для хищников все эльфы на вкус одинаковы.

Примечание к части Песня Макалаурэ написана поэтессой Белое_Безмозглое https://ficbook.net/authors/2493244 Ало-звёздный флаг

Погода резко испортилась. Весенний день, начавшийся с безоблачного рассвета, вдруг взвыл ураганом, в почерневшем небе засверкали молнии, одна небесная плеть стеганула ближайшее к веранде дерево, и внутри треснувшего с ужасающим грохотом ствола вспыхнул огонь.

Алмарил равнодушно посмотрел в окно на погибающую осину. Хозяева дома, где уже полгода жил таргелионский принц, спешно загоняли в безопасные сараи домашнюю птицу и скот, созывали детей, ставили под водосточные трубы вёдра.

Закрывая от ветра ставни, эльф увидел во вспышке молнии засиявшие белым чёрные облака, принявшие облик ребёнка, корабля, боевого шлема и дракона. Разыгравшееся воображение заставило вспомнить Тинвен, Алмарил ощутил неприятный укол совести. Может, отправить ей мирианов? Но с чем тогда самому оставаться?

Уехав из Дортониона, сын Морифинвэ Феанариона решил съездить в Дор-Ломин, чтобы выяснить, каким образом там готовят воинов. Не отдав неожиданной любовнице и половины обещанного, Алмарил чувствовал себя последним дураком, однако просить у кого-либо помощи было неописуемо стыдно. Но и не продавать же последнее, чтобы вновь бегать в одном одеяле!

Нанявшись вместе с сопровождавшими воинами на работу к гномам, обустроившим на границе Дор-Ломина несколько мастерских, Алмарил пытался просчитать, какая система оценки товара выгоднее: старая, которой до сих пор пользовались в Хитлуме, или новая. Когда таргелионский принц ещё только собирался в Дортонион, лорд Маэдрос сказал занятную вещь:

«Возьми серебряный слиток и запиши его в эту грамоту с печатью Нолофинвэ. Так как у нашего главного нолдорана мирианы не в ходу, он до сих пор вынужден всё оценивать по весу драгоценных металлов или камней. Это не всегда удобно, поэтому возьми ещё и мирианы, но за них оставь подпись в книге у Телперавиона, о которой, кстати, Нолофинвэ не знает. Мы ведь его подданные, поэтому тоже обязаны использовать только натуральный обмен».

По словам и, главное, интонации дяди выходило, что оценка по весу кажется неудобной и ненужной, но ведь с помощью неё гораздо проще обмануть и нажиться! Так ли в проигрыше Хитлум, не признавая мирианы?

Вдруг ужаснувшись, что размышляет, возможно, как отец, Алмарил понял — он всем своим существом ненавидит родителя и готов броситься на него, словно взбесившийся зверь.

Письмо составилось само собой, птица улетела, как только стиха буря.

Когда уже ничего нельзя стало исправить, таргелионский принц вдруг захотел, чтобы свершилось чудо, и послание не дошло, однако понимал — дело сделано, теперь можно лишь попробовать извиниться, но…

Зачем? Это уже ничего не изменит. Лучше заработать мирианов или новый слиток, а после вернуться в осадный лагерь. Возможно, тогда перестанет быть стыдно за собственное жалкое существование.

***

Галенлиндэ обняла Вирессэ, губы супруги Питьяфинвэ дрогнули, однако она не заплакала и продолжила улыбаться.

— Я не вижу смысла здесь сидеть и ждать, — вздохнула королева, смотря невестке в глаза, — я должна вернуться к семье и своему народу, но ты, знаю, всё преодолеешь. Уверена, мы ещё встретимся, и у нас будет много причин для весёлого праздника. Удачи.

Обняв свекровь на прощание, Вирессэ вытерла слёзы, однако глаза снова намокли.

То, что мать Карнифинвэ внезапно осознала бессмысленность нахождения в Химринге именно после появления в крепости лорда Маэдроса семьи Глоссара и Арминаса, наводило на худшие мысли. Неужели ради спасения всех этих эльфов и самой Вирессэ потребовалась жертва? Неужели возлюбленный супруг обречён, и это приняла даже та, кто его родила?!

«Ты неправильно оцениваешь ситуацию, принцесса, — то ли лгала, чтобы успокоить, то ли искренне так думала леди Туивьель, — в понимании верховного нолдорана Химринг — что-то вроде тюрьмы для самых страшных преступников, которых приговорили к смерти, но решили немного отсрочить неизбежное и заставить неугодных погибнуть на передовой, вместо более ценных для правителя эльфов. В понимании Хитлума семьи предателей сейчас отбывают суровое наказание».

Очень хотелось заявить, будто где угодно лучше, чем в заложниках у потерявшего честь, уважение народа и власть правителя, но вовремя вспомнилось — избранница лорда Маэдроса может рассказать о тех местах, где намного страшнее оказаться, нежели сидеть взаперти во дворце, поэтому супруга принца Карнифинвэ промолчала. В конце концов, случалось не только плохое. Как бы то ни было, воссоединившись с родными, Глоссар вроде бы стал чувствовать себя гораздо лучше, воспрял духом, и теперь весь Химринг пел его песню: