И Райвен знала, почему: если бы кто-то начал считать казну «узурпатора», узнал бы об истинном плачевном положении дел, что неизбежно привело бы к катастрофе. Однако всё тайное рано или поздно становится явным, а значит…

— Когда уезжаем? — спросила эльфийка, игриво опуская руку между ног любовника.

— Как только закончим, — улыбнулся Арастур.

Объятия снова стали крепче, страсть вспыхнула жарче прежнего. Райвен не боялась, зная: муж не станет за ней гнаться и мстить, а отец слишком увлечён верной службой, чтобы вспомнить о дочери без попыток её использовать в своей игре. Для поисков беглянки, нужно хотя бы серебро на дорогу и плату следопытам, а при пустой казне тратить последнее на всего лишь жену одного из казначеев — нет, это совсем не первостепенное для королевства дело. Надо лишь оставить записку, в которой сообщить, что никто никого не похищал, и побег исключительно добровольный, не имеющий политических причин.

Оссириандский охотник стал целовать шею и ключицы любимой, тела снова соединились и задвигадись в такт, а в сердцах не по сезону запели соловьи.

***

Стрела вонзилась в мишень глубоко и точно, однако опустивший лук эльф посмотрел на дело своих рук весьма критически. Нет, не пойдёт! Можно было лучше.

Следующий выстрел оказался ещё хуже, и Морион решил отдохнуть. Подойдя к ручью, он умылся, отпил из ладони, сбросил грубоватую рубаху, обернулся и снова взглянул на мишень. Сын короля Карантира уже практически не выделялся среди оссирианских юношей, научившись ходить ловко, как они, говорить, как они, смотреть, как они, и даже стрелять ничуть не хуже.

Прижился.

Таргелионский принц собирался на охоту с племянниками Арфередира, что неизменно обещало массу интересного, но в этот раз Морион надеялся не только превзойти хотя бы кого-то в стрельбе и ловле птиц, но и на внимание одной юной девы с особенным взглядом зелёных пронзительных глаз, забыть которые не получалось ни днём, ни ночью.

Сын Карантира хотел поделиться чувствами с матерью, посоветоваться, спросить, как вести себя с девушкой, чтобы ей понравиться, но получил худший ответ, какой только мог представить.

«Ты не женишься здесь! — заявила Оэруиль, бледная, осунувшаяся, с дрожащими руками и полуопустевшим графином на столе со смятой скатертью. — Если ты это сделаешь, твой отец захватит Оссирианд, и леса здесь не останется!»

Не понимая, почему прозвучали такие слова, Морион осторожно спросил, правда ли, что родитель теперь и так продаёт ресурсы Семи Рек, и куда уходят мирианы от торговли. Но больше всего юного принца интересовало, пополняется ли его личная казна за счёт богатств отца, и если да, то как ей воспользоваться.

Тогда мать, отмахнувшись, сказала:

«Радуйся, что за нами до сих пор не прислали армию. Здесь мы в безопасности, а в Таргелионе каждый станет тебе врагом. Ты ведь знаешь, что у короля есть сын от другой женщины? Осознаёшь, что именно его захотят чествовать подданные-Нолдор?»

Понимания ситуации это не добавило, однако юный эльф уяснил одно: нужно найти другого советчика. Мать явно что-то скрывает и противоречит сама себе: изначально, живя в Таргелионе, говорила про отца только хорошее, уверяла, будто в семье царит мир и любовь, но потом оказалось, что с родителем лучше вовсе не встречаться. Раньше имя Таурхиль вспоминали часто, но теперь практически не произносили. «Наследником Леса» в Оссирианде не стоит называться? Да и где это наследие? Оно ведь уже имеет владельцев!

Морион не хотел думать, что имя Таурхиль обязывает превратиться в захватчика. Воевать против дяди Арфередира и тёти Каленуиль юноша совершенно не желал. С другой стороны, сын Карантира помнил таргелионские книги, в которых описывался запрет для Нолдор появляться на южном берегу Аскара под страхом смерти. Надуманный повод позволил Тэлери обрекать целое королевство Нолдор на голод и неурожаи! Так не поступают друзья! Вроде бы все разногласия в прошлом, но почему тогда никто толком не может ничего объяснить?!

Морион ещё раз умылся. Нет, лучше не лезть с расспросами к жителям Семи Рек, ведь споры между вождями и королями могут помешать любви. Улыбнувшись воспоминаниям о прекрасных зелёных глазах юной эльфийки, Наследник Леса снова взялся за лук. Ради любимой нужно уметь стрелять лучше всех!

Козлина!

Погода резко испортилась. Это стало понятно по донёсшейся со стороны входа в землянку ругани, которая отличалась от обычного разговора упоминанием не только половых органов и задниц, но и осадков.

— Ясно, имел я тебя долбанную кучу раз, — рыкнул Драконий Член, выслушав жалобы на ветер, метель и потоки воды под ногами. — Но это ничево, жрачки у нас в этот раз много. И можно на улице срать — всё смоет, никакая тварь нас не учует.

Пленники переглянулись: отряд Хадора всегда хорошо подготавливался к нахождению во вражеской земле, поэтому даже ураганы, которые могли затянуться на несколько дней, не становились для людей проблемой, но для захваченных воинов каждый лишний час среди орков мог стоить жизни или здоровья. Сидеть связанными на холодной земле, без еды и воды было тяжело даже легкораненым, а тем, кого взяли полумёртвыми, и вовсе не оставалось шансов спастись.

Гельдор поднял голову, размял шею. Удар по спине чем-то тяжёлым, швырнувший на камни и стоивший свободы, до сих пор ощущался, словно только что нанесённый. А ещё — стыд и невыносимая ненависть к себе, пришедшая на смену гордости за спасение брата и героическое самопожертвование. К тому же естественные потребности начали сильно изводить.

— Эй! — крикнул он, не в силах больше терпеть. — Мне отлить надо! Развяжите!

Воин ожидал очередного приказа молчать или избиения, однако из соседней части землянки донеслось многоголосое ржание.

— Если не боишься перед нами снимать штаны, можно, — появился около пленных людей орк, ростом, как человеческий отрок, говоривший противным свистящим голосом. — Но я бы не стал.

Снова раздался хохот.

— Так што, — деловито заявил морготов боец, — мочитесь прям так.

— Да пошёл ты! — заорал на него соратник Гельдора, и это вызвало насмешливое улюлюканье.

— Ладно, отвали уже, — подошедший к пленным командир отвесил своему воину пинка. — Ты тут самый ценный, да? — спросил он Гельдора. — Чей-то там брат, сын, внук?

Ответа не последовало.

— Можешь не говорить, я и так понял, — Драконий Член развязал руки молодого разведчика и жестом позвал за собой.

Шатаясь от боли в затёкших ногах и спине, голода и отсутствия сна, Гельдор еле дотерпел до выхода из землянки, и как только понял, что оказался на улице, спустил штаны и начал справлять нужду, не замечая ни метели, ни холода, ни потоков воды, доходящих почти до щиколоток.

— А у меня больше, — хохотнул Драконий Член, тоже достав главную часть тела. — А покажи, какой у тебя, когда твердеет.

До этого момента испытывавший только ненависть и страх, теперь сын Хадора едва не потерял дар речи от изумления.

— Ты чё, баб не трахал никогда? — удивился полуорк. — Тебе зим-то скок? Тринадцать есть?

Гельдор, которому было значительно больше, покраснел.

— Вот козлина! — расхохотался Драконий Член, потеребив свой стручок и похваставшись длиной. — Баб не трахал! Мне тебя жаль стало, козлина. Ты ж не жил ещё. А убил первый раз во сколько? Вот только не надо мне тут ля-ля, тип ты того моего братца первым в жизни убить пытался! Чё правда? Во козлина! Но я тя расстрою — жив он и хочет тебя поиметь. Но я ему сказал тя не трогать пока. Подождём, чё твои предложат. Как думаешь, сколько стоит твоя жизнь?

Молодой воин почувствовал, как на глаза наворачиваются непростительные для мужчины и защитника слёзы.

— Козлина, — отмахнулся Драконий Член с интонацией, с которой обычно говорят взрослому, что он ведёт себя, как ребёнок.

Ловко заправив ещё не опавший детородный орган в штаны, полуорк потащил не успевшего это сделать пленника обратно в землянку и, снова связав, швырнул на пол к остальным воинам Хадора.