— Твой отец обязан казнить меня, если хочет остаться королём не только на словах.

— Он этого не сделает! — Финдекано сжал кулаки.

Маэдрос покачал головой.

— Когда я получил от отца приказ собирать армию под знамёна верховного нолдорана, — принц сверкнул глазами, — то сразу отправил известие в осадный лагерь, а дождавшись от тебя ответа, поехал в Хитлум. Я решил, что должен сам лично поговорить с отцом, потому что ни один рукописный текст не передаст эмоций. В полной мере. Понимаешь, мне стало обидно за моих… За наших воинов, которые годами сторожат эти ненавистные Железные Горы в метель, мороз, ливни, жару! За погибших разведчиков, за Линдиро, в конце концов! И, знаешь, за себя тоже. Этот приказ… — Финдекано вздохнул, скользнул взглядом по комнате. — Это как пощёчина для меня. Отец всегда принижал мои заслуги и умения, вечно каждый мой поступок оборачивал какой-то мерзостью. Я поначалу злился, но потом, казалось, привык, перестал принимать близко к сердцу, но сейчас… Прочитав письмо, я словно наяву опять увидел эту проклятую Славную Битву со всеми захваченными селениями, Митриэль, какой мы её нашли, потом этого ненавистного червя… Получается, что всё это время мы, а особенно я — никчёмный трус, никудышный воин и бездарный полководец — занимались ерундой, а надо было просто взять и пойти в бой!

Маэдрос указал стальной рукой, державшей перо, на открытую бутыль с вином, однако принц снова отмахнулся.

— Я напомнил отцу, что мы с ним договаривались не лезть в дела друг друга, — продолжил с жаром Финдекано, — но меня, разумеется, не услышали!

***

— Ты снова не одобряешь мои действия? — спросил верховный нолдоран старшего сына, когда тот устал высказываться. — Когда же это случилось? Когда жажда власти снова захватила твоё сердце? Когда ты позволил стремлению к короне разъесть твой разум, словно ржавчине — железо?

***

— Ты понимаешь, что отец сравнил мой разум с любимым металлом Моргота?! — Финдекано вскипел.

Маэдрос поднял глаза на кузена, продолжая что-то записывать. Перо двигалось не так быстро и плавно, как в живой левой руке, однако не царапало бумагу, и тенгвы получались ровными.

— Я сказал отцу, что готов помогать и поддерживать его, защищать и решать дела на границе, — продолжил сын верховного нолдорана, — но командуешь осадой ты, и если ты не считаешь правильным бросаться в бой, значит, тому есть веские основания! Конечно, Хитлум может, не подготовившись, кинуться в атаку на Дор-Даэделот, признав ошибочной тактику всей предшествовавшей войны, но тогда со слишком большой вероятностью нас ждёт разгром.

— Знаешь, Финьо, — старший Феанарион вынул перо из стальных пальцев и бросил в чернильницу, — что услышал твой отец среди всех сказанных слов?

— Что я хочу его корону, потому что мой мозг сделан из морготового железа?

— Нет. Что, несмотря на то, кто носит корону, правлю народом Нолдор я. Мой отец казнил принца Вольвиона просто за факт его существования, за то, что он был на одном из кораблей, когда Тэлери подняли мятеж. А Тэльво, оказавшийся невольным сообщником, потерял статус принца. Понимаешь, к чему я?

— Я сказал: мой отец этого не сделает.

— Скоро узнаем, — Маэдрос отвернулся к окну, неживой взгляд оказался прикован к чёрной скале, — возможно, Нолофинвэ понимает, что моя смерть ничего не даст. К тому же, меня такая перспектива пугает гораздо меньше, нежели возможность броситься в безнадёжный бой и снова оказаться единственным выжившим из всего войска, висящим за руку на Тангородриме, или запертым в темнице, где меня будет истязать любой желающий из морготового войска. Или он сам. Понимаешь, да, что твоему отцу не запугать меня? Он это тоже понимает. Более того, я знаю, что он не сможет даже попытаться действовать, как Моргот. Когда…

Речь химрингского лорда оборвалась на полуслове, губы дрогнули.

— Когда твой отец, Финьо, — с трудом заговорил старший Феанарион, — говорил мне, едва живому после пыток Моргота, что я должен отдать ему корону нолдорана, иначе Второй Дом получит полную свободу мстить Первому, и прольётся кровь, мне стало плохо. Я был уверен, что Нолофинвэ скажет, что не станет звать лекарей или давать мне снадобья, пока я не соглашусь на его условия, однако…

Тяжело вздохнув, Маэдрос на миг оторвался от созерцания скалы и посмотрел кузену в глаза:

— Твой отец позвал лекарей и дождался, когда мне станет лучше, чтобы продолжить уговаривать. Тогда я не оценил его поступок, но сейчас, действуя против королевского приказа, снова и снова вспоминаю тот эпизод. Однако мне немного жаль, что Нолофинвэ меня, скорее всего, не казнит. Порой жизнь кажется невыносимой, но когда смерть становится реальной, откуда-то берутся мысли, что Туивьель будет больно, если я погибну, что некому командовать в осадном лагере, что Химринг без меня не выстоит… Мать почувствует, дочь тоже. Интересно, это действительно разумные рассуждения, или я просто судорожно хватаюсь за жизнь?

— Как бы то ни было, — Финдекано наклонился вперёд, — я знаю — тебе ничто не угрожает. И я полностью поддерживаю твою позицию, не отца.

Маэдрос кивнул, снова уставившись в окно. Где-то далеко завывал ветер, вынужденный дуть в навязанном стенами направлении, на востоке собирались тучи.

— Хорошо, что ты приехал, — напряжённо произнёс после долгого молчания Феаноринг. — В Барад Эйтель, надеюсь, не Фирьяр командуют?

— Конечно, нет, — то ли в шутку, то ли всерьёз ужаснулся сын верховного нолдорана, — Рингаро.

— Я не стану дожидаться хитлумской стражи, — Маэдрос резко встал, скомкал два отложенных в сторону листа, бросил в камин, остальные сложил в конверты и запечатал. — Поеду к твоему отцу. Если не вернусь, хоть ты в это и не веришь, осадный лагерь — твой. И останови отца, не позволяй ему бросать армию в безнадёжный бой.

Финдекано кивнул.

Хотелось продолжить разговор, вспомнить что-то хорошее из детства, да хотя бы сказки деда! Обсудить то, как Финвэ в хорошем настроении рассказывал про выдуманных нимбиньяр, а в плохом — про эльфов и реально существующих зверей, про то, как Нарнис любила слушать волшебные истории…

Однако дверь за химрингским лордом захлопнулась, а некоторые ящики стола остались открытыми, как и северное окно. И этим было сказано гораздо больше, чем всё.

Правитель, на котором не нажиться

В котёл с расплавленным металлом, состав которого не был известен никому, кроме мастера, добавилось серебро.

— Всё равно не то! — выругался Эол, уверенный, что ещё один эксперимент оказался неудачным.

Воссоздать или сделать хотя бы отдалённо похожий на упавшую звезду сплав не удавалось уже не первый год, материалы закупались и тратились впустую, в конечном счёте оказываясь израсходованными на декор или украшения. Получалось красиво, однако отсутствие нужного результата лишало способности радоваться успехам.

Двое наугрим, отец и сын, помогавшие в работе, переглянулись: не рано ли делать выводы? Это ведь самое начало создания нового сплава! Его свойства ещё только предстоит изучить!

— Господин Эол! — среди жара и искр появился ещё молодой, но уже седеющий гном. — Я пришёл поблагодарить за топор! Это потрясающе!

В руку эльфа высыпались золотые мирианы.

— Тебе нужен ещё один? — приободрился кузнец.

— Нет, это моя благодарность!

Подмастерья снова переглянулись.

— Я сделаю тебе ножик, приятель, — Эол наклонился к радостному бородачу, — а ты выясни, что за тихушники повадились крутиться около моего дома у Старых печей. Если это дружки Телхара, которым я отказался продать записи, пусть знают, что со мной лучше не играть. Я и в Белегосте этих гадов найду, даже если их драгоценный Азагхал самолично защищает своих ворюг.

— Спорим, — шепнул отцу подмастерье, — если бы Телхар и его дружки были из Голодрим, наш друг-кхулум бы уже их всех выпотрошил и кишки на их же заборе развесил.

Эол сделал вид, будто не услышал, повёл гостя в соседнюю комнату, где хранились заготовки.