Ты, отрекаясь, бежишь, проклиная, туда, к свету, прочь от меня!

Прочь! Уходи, не смотри мне в глаза!

Свет позади, нет дороги назад!

Да, это месть, беспощадная месть…

Я — тот, кто есть, да, я тот, кто я есть!

Прочь! Беги! Ступай! Я жду тебя…

— Внимательно слушала? — спросил Морифинвэ, когда певец принял из рук благодарной публики бочонок. — Это тоже разведданные, королева. И они, пожалуй, наиболее правдивые из всех, что были сказаны за прошедшую дюжину дней. Помнишь, что рассказали ногродские торговцы? А химрингский гонец? А мой сын Алмарил? Письмо из Белегоста?

— Да, — боясь сказать что-то неправильно, вздохнула Оэруиль. — Торговцы говорили, будто лорд Маэдрос больше не воюет с врагом, занявшись делами своего города… Нет, не города. Королевства? Я слышала…

***

— Владыка Карантир, — поклонился гном, колпак, плащ и волосы которого звенели украшениями и весили едва ли не больше, чем сам поджарый мужчина, — в Химринге, кажется, забыли о войне! Все только и говорят о переменах, грядущих в крепости-страже! Мы с сыновьями внимательно слушали, но мало поняли, прости, владыка, нашу глупость! — торговец низко поклонился. — Говорят, после рождения наследника, лорд Маэдрос издал указ, что отныне в Химринге говорят исключительно на языке Квэнья, всех детей необходимо обучать только единой грамоте, которую создал Феанаро Куруфинвэ, остальные же языки Белерианда должны изучаться и исследоваться, но не использоваться в пределах города. Говорили, будто этот указ идёт вразрез с политикой верховного нолдорана! Но, владыка, я простой торговец, мне ничего не понятно! А ещё в осадный лагерь пришло войско из Химлада! Говорят, их послал Куруфин, сын Феанора!

***

— Ты слышала, — ухмыльнулся Морифинвэ, — а поверила? Поверила, что торговец настолько прост, чтобы ничего не понять? Поверила, будто лорд Маэдрос, именующий себя на языке твоего народа, неожиданно решил продолжать дело отца, вступив в конфронтацию с королём, которого сам назначил? Если это правда, моя дорогая королева, у меня появился повод для гордости и опасения.

— Химрингский гонец, — задумчиво произнесла Оэруиль, — ни словом об этом не обмолвился.

— Разумеется, владычица призраков Башни Морской Звезды, — открыв перстень и высыпав что-то ароматное в кубок с вином, хмыкнул Феаноринг, — у него была иная задача. Мой брат, — речь ненадолго прервалась задумчивым молчанием, — хочет торговаться со мной. Возможно, мне придётся уступить, но сначала я рассмотрю все стороны дела. К тому же пир продолжается, будет ещё много вестей.

— Принц… — начала говорить про Алмарила Оэруиль, но Морифинвэ поднёс палец к губам.

— Песня, — перевёл король тему, — она пропитана страхом. Помнишь слова наугрим, ездивших в осадный лагерь, чтобы разузнать, какие товары можно туда привозить? «Эльфы не дрогнули, столкнувшись лицом к лицу с чёрным ужасом земель под названием Дор-Даэделот! Владения Моргота мёртвые и пустые, наполнены злом и вселяют ужас, но только не в воинов Нолдор!» Однако обмолвились, будто лорд Маэдрос не порадовался, узнав, что герой Астальдо ходил на разведку за Железные Горы. Вместо награды, сын верховного нолдорана получил резкие слова.

— Даже храбрейшие боятся Моргота? — осторожно предположила королева.

— Да, драгоценная моя, — поднял кубок Морифинвэ, — и песня это подтвердила. За тебя, владычица призраков!

Дочь лорда Каленовэ с улыбкой выпила. Кто-то снова пел, но слишком неразборчиво — хмель делал своё дело. Взглянув, как красиво смотрятся на золотом столе расшитые ажурные салфетки под блюдами и вазами, эльфийка невольно просияла, и Феаноринг это заметил.

— Этот подарок заставил меня задуматься, — прищурился Морифинвэ, осторожно проводя рукой по краю столешницы. — В юности вещи сами появлялись у нас дома, потому что мой отец постоянно получал дары. Каждый мастер и мастерица, считавшие себя лояльными Первому Дому Нолдор, старались угодить великому Феанаро Куруфинвэ. Я воспринимал это как должное, не задумываясь о мотивах этих эльфов. А сейчас мне интересно: моего отца одаривали, потому что он был сыном короля? Или, как сейчас, мне принесли этот золотой стол, стараясь искупить вину? Но в чём все эти эльфы могли быть виноваты перед отцом? Что они ему сделали? Ответь.

— Я не знаю, — пожала плечами королева, пытаясь представить Аман и его обитателей.

— Спроси призраков, — захохотал владыка Таргелиона и отвернулся, наблюдая за входящими в зал важными гостями.

Примечание к части Песня гр. "Чёрный кузнец" "Прочь!"

О запаздывающих вестях

Всю дорогу с Тол-Сириона Карнифинвэ был вынужден обсуждать прелести Гномьего Тракта, однако считал, что это не большая плата за возможный успех.

Снова поверить ногродским наугрим заставил владыка островной крепости-стража с гордым названием Минас Тирит, Финдарато Инголдо.

Когда песня о суде над прахом Феанаро стала звучать из многих домов, и Карнифинвэ узнал, что путь через Вздыбленные Льды не сплотил, а наоборот окончательно рассорил Второй и Третий Дома Нолдор, сердце юного принца возликовало. Однако Финдарато ясно дал понять, что не собирается вступать в открытую конфронтацию с дядей.

— Видишь ли, дорогой полуплемянник, — шутливо нараспев говорил король, прохаживаясь с бокалом в руке вдоль укреплённой белоснежной набережной — достроенной её части, залитой золотым светом дня, — Дом Финдарато Артафиндэ — это не воины или интриганы. Мы просто эльфы, которые хотят быть счастливыми в своих владениях, здесь, в Белерианде, на этом милом острове. Я понимаю, что ради счастья придётся пролить кровь, ведь наши земли захвачены врагом, но идти войной против родственника я, прости, не готов.

Однако, когда Карнифинвэ снова начал доказывать, что титул нолдорана осквернён, владыка Минас Тирита неожиданно сдался.

— Не хотел посвящать тебя в свои планы, — взяв из рук идущего позади слуги взамен опустевшего бокала полный, печально вздохнул Финдарато, — но ты вынуждаешь меня. Видишь ли, щедра к Народу Звёзд земля, — певуче произнёс король, его голос стал искренне печальным и неожиданно глухим, — а небеса полны угрозы… Кого там опять… тра-ля-ля-ля. Перед грозой та-ак пахнут розы!

Карнифинвэ не хотелось слушать поэзию, однако принц давно понял: с менестрелями по-другому общаться невозможно и надо терпеть, скрипя зубами. Желательно беззвучно.

— Я не хотел, — снова театрально и лживо вздохнул Финдарато, — но скажу. Я много думал о будущем. Знаешь, не стану врать тебе — я не вижу его, впереди у меня тьма, холод, боль и стыд, желание раствориться в небытии, чтобы оказаться преданным забвению и вычеркнутым со страниц летописи. Не представляю, как дойду до такого конца, но точно знаю — это неизбежно. Не надо меня утешать или разубеждать, ладно?

Не в силах воспринимать услышанное всерьёз, юный Нолдо просто ждал, когда уже король соизволит говорить по существу. Возможно, заглянуть в будущее было бы интересно, однако принц слишком не хотел увидеть провал своей затеи или что-то плохое, связанное с семьёй, поэтому даже не пытался представлять, что ждёт впереди. Хотелось жить здесь и сейчас.

— Недавно я видел сон, — задумчиво произнёс Финдарато, отворачиваясь от кричавшего голосами чаек ветра, — мой отец хотел узнать, как мои дела.

Сказав это, владыка островной крепости надолго замолчал, словно сомневаясь, во что стоит посвятить родича, а во что — нет.

— Отец тоже был во мраке, но тьма, окружавшая его, не казалась злом и безнадёгой. Это было всего лишь подземелье. Я пытался всмотреться, удалось плохо, но всё равно пещеры показались красивыми. Там ощущалась безопасность. Я почти забыл об этом сне, но приехали наугрим, желающие что-то мне продавать и заговорили…

— О пещерах у Нарога, — не выдержал Карнифинвэ. — Да, эти наугрим только и твердят, что им необходима помощь с уничтожением каких-то мерзких карликов!

— Ноэгит Нибин, увы, необучаемы, — печально вздохнул Финдарато, — сидят в золотоносных пещерах, а распорядиться богатством не могут. Я подумал, что нарогские подземелья могли бы стать убежищем для моего народа в случае новой войны. Живя в Дориате, я много общался с наугрим, и ни разу не сталкивался с нечестностью, исходившей от них. Дети Ауле гораздо честнее и открытее нас.