— А если показывать врагу то, что мы хотим, чтобы он увидел?

— И чем же ты желаешь похвастаться? — ехидство в голосе Феанаро превысило все допустимые пределы, и Куруфинвэ-младший почувствовал обиду. Отец снова показывает, что прав бывает только он.

— Мы закончили работу над мечами, шлемов давно уже достаточно, щиты и латы практически готовы, — перевёл тему принц, — мастера валятся с ног, но не прекращают ковать.

— Хорошо.

— Тьелко…

— Туркафинвэ.

— Да, Туркафинвэ уверяет, что луков и стрел хватит на три таких войска, как у нас.

— Хорошо. Заканчивайте работу и выступаем. Путь через льды долгий. Даже слишком.

— Мы не будем дожидаться возвращения Нельо и Кано? — Куруфинвэ-младший удивился.

— Нет, встретим уже в пути. Нам нельзя ждать. — Феанаро помолчал, смотря на пересыпающуюся в часах сверкающую пыль. — Моргот больше не нападает, никого не убивает. Это хорошо, безусловно. Но мнимая безопасность расслабляет малодушных, даёт им надежду, что всё обойдется, что война не нужна. Время, — Феанаро указал на часы рядом с собой, — играет против нас. Затянем с походом — потеряем войско.

Куруфинвэ-младший снова потёр ноющую руку, и Феанаро скривился.

— Пусть Митриэль тебе разотрёт мазями всё, что болит, — хмыкнул он, — заодно посмотри, как она это делает. Пригодится.

Принц кивнул. Надо отдохнуть. Засыпать прямо в шатре отца не хотелось, поэтому эльф осторожно поднялся и пошёл к себе. Проходя между палатками, он заметил, что отец прав: чем больше проходило времени, тем меньше звучало бравых песен, тише становились голоса, шаги — медленнее. Тьма больше не пугала, она усыпляла, нашёптывала, что к ней тоже можно привыкнуть, её можно даже полюбить, ведь тьма прекрасно умеет скрывать недостатки и хранить тайны. Она ласковая. И за это ей прощают даже вероломное коварство.

***

Дезориентация во времени и неорганизованность всё сильнее расшатывали и так хромающую дисциплину в лагере принца Арафинвэ, а больше всех старался устраивать хаос Финдарато, заявляющий, что разведка вернётся не скоро, значит, сестра не видит, что он делает, соответственно… Можно делать всё! Даже абсолютно безнаказанно любить жену. То, что Амариэ осталась дома у родителей, Финдарато ничуть не беспокоило. Он играл на арфе, зачаровывая музыкой толпы, пил и веселился, почти всегда оставаясь на виду и развлекая всех желающих. Из-за его бурной деятельности ответственные за отсчёт времени, обязанные вовремя переворачивать часы и записывать даты, постоянно были пьяны. И когда вдруг неожиданно оказалось, что пора выступать в дорогу, Третий Дом был уверен, что прошло дня три-четыре, ну максимум пять, у них не было готово совершенно ничего, половина взрослого населения спала после очередной попойки под развеселую музыку Финдарато, а другая половина искала потерянные «после вчерашнего» ценности.

Самого принца и вовсе нигде не было.

Смотря на свой народ, принц Арафинвэ пожалел, что так много времени провел с братом, обсуждая Феанаро, гибель отца, павшую на Валинор тьму, предательство Моргота и то, как теперь поступить, чтобы извлечь наибольшую выгоду для себя.

— Мой принц! — церемонно поклонился растрёпанный эльф, путаясь в сумке, пытаясь достать что-то, кроме бутылки, и едва не падая. Устал, наверно…

— Говори, — скрывая отчаяние в голосе, гордо произнес Арафинвэ. Он не был в лагере Феанаро и судить не мог, но у Нолофинвэ царил идеальный порядок, его старший сын вдохновил народ на сборы, эльфы действительно хотели делать то, что делали, а младший сын во всем помогал отцу.

«Это катастрофа…» — обречённо думал принц, наблюдая за тщетными попытками пьяного подданного найти что-то важное во вдруг оказавшейся бездонной сумке.

— Вот оно! — обрадовался эльф, протягивая принцу письмо с печатью Индис, улыбаясь бессмысленной счастливой улыбкой.

Со злостью выхватив послание, Арафинвэ оттолкнул от себя гонца и ринулся в шатер. Ещё совсем недавно разгульное поведение эльфов его Дома казалось… Не казалось — было нормальным. Но ситуация изменилась, а эльфы — нет.

Письмо смялось в руке.

Что нужно матери?! Что-то случилось?! Хотя, что ЕЩЁ может случиться?

Рухнув на постель, Арафинвэ сорвал печать, швырнул в сторону и, разворачивая послание, порвал его. Резкий звук резанул слух, зато немного встряхнул.

«Драгоценный мой Арьо! — украшенный изящными завитками текст, написанный мамой, вызвал улыбку. — Вернись ко мне! Не могу взять в толк, что заставило тебя поднять народ и отправиться в безумный поход следом за умалишенным сыном Мириэль…»

Арафинвэ улыбнулся. Действительно — что? Какой прок от его народа на войне с Морготом? Однако, он сказал, что пойдет, значит, должен идти. Необходимо отыскать Финдарато и поговорить с ним со всей серьёзностью. Хватит вести разгульную жизнь! Игры закончились.

Закончились?..

***

Утонувший во мраке высокий берег теперь казался неприступной скалой, река почернела, привыкшие к свету листья свернулись в трубочки, цветы осыпались.

Ноги утопали в мокром прибрежном песке, промокали, холод пробирался под одежду, сковывал сердце.

И не было ничего. Тьма и пустота, почти как в давнем кошмарном видении.

Тяжело опустившись прямо на мокрый песок и обхватив голову руками, Финдарато чуть слышно запел, изливая душу в трагичной мелодии, которую точно нельзя петь при подданных — падут духом.

Над болотом туман,

Волчий вой заметает следы.

Я бы думал, что пьян,

Так испил лишь студёной воды

Из кувшина, что ты мне подала,

Провожая в дорогу,

Из которой я никогда не вернусь.

Жди-не жди, никогда не вернусь…

Больше не было сил изображать из себя беспечного храбреца, но Финдарато хотел, чтобы никто и никогда не видел его в мгновения слабости. Ведь Макалаурэ и Нельо всегда кажутся сильными, хоть этого и не может быть. Просто они умеют сдерживаться при других, и давать волю чувствам потом. Наедине с собой. Это качество восхищало Финдарато. Он тоже хотел быть таким.

…И не сомкнуть

Кольцо седых холмов,

И узок путь

По лезвию дождя,

И не ищи, ты не найдёшь следов,

Что Воин Вереска оставил, уходя…

На поясе висел меч, и сейчас он постоянно упирался то в ногу, то в бок. Мешал погрузиться в себя. Все говорили: оружие теперь необходимо, и Финдарато был готов это принять. И всё равно не мог. Но…

Надо. Придется. Как и Феанарионам. Почему-то именно эта мысль немного утешала.

…Словно раненый зверь,

Я бесшумно пройду по струне.

Я не стою, поверь,

Чтоб ты слёзы лила обо мне,

Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме,

По бруснике во мхе

До ворот, за которыми холод и мгла.

Ты не знаешь, там холод и мгла…

Но не сомкнуть

Кольцо седых холмов,

И узок путь

По лезвию дождя,

И не ищи в морозной мгле следов,

Что Воин Вереска оставил, уходя…

Примечание к части Песня Финдарато, если кто вдруг не узнал, "Воин Вереска" гр. Мельница

Лутиэн, Даэрон, Белег и сгоревшая деревня

— Я должен всё рассказать твоему отцу, принцесса.

Голос стражника был поставленным и громким, сказывалась привычка отдавать приказы. Даэрон попытался применить чары, чтобы заиграла музыка, способная усыпить эльфа, но тот среагировал мгновенно, и тонкий изогнутый клинок упёрся в горло менестреля.

— Ты мне ничего не сделаешь, — изображая смелость, к тому же уверенный в своей правоте, улыбнулся Даэрон.

Стражник усмехнулся и надавил. Клинок прошел сквозь кожу, и менестрель от боли и ужаса едва не упал.

— Я, — скривился воин, поправляя маскирующий плащ, — убил триста семьдесят четыре орка, что приблизились к нашим границам. А также двух безумных дикарей, которые что-то здесь искали. Думаешь, у меня после стольких убийств руки недостаточно в крови, чтобы не дрогнуть, отнимая ещё одну жизнь? Ты нарушил закон, подверг опасности нас всех и принцессу Лутиэн. Уверен, что тебя после этого помилует владыка Тингол?