Всё ещё скрываясь за маскирующими чарами, Финдарато, прислушиваясь к незнакомым звукам и запахам, подошёл к поляне, которая явно была расширена искусственно: судя по всему, толстые стволы поджигались у основания и таким образом делались ýже и менее прочными. Пни выкапывались вручную, многие из них теперь служили столами и стульями около костров: на одних располагалась глиняная кривоватая посуда с простыми узорами в виде штрихов, на других — инструменты, которые казались слишком ненадёжными для хоть какой-нибудь работы, однако, судя по всему, все эти странные приспособления для чего-то служили и вполне справлялись со своими функциями.

Немного удивило, что тёплое время года и наличие рядом воды, в которой можно мыться, не помогали странным созданиям быть чище и меньше пахнуть. Или они, как орки, лишний раз к воде не подходят? Боятся, потому что не умеют плавать?

Стоянка полнилась странными звуками, издаваемыми при дыхании во сне теми, кто, по всей видимости, должны были караулить сородичей, защищая от ночных хищников. Из аккуратных и не очень шалашей доносились охи-вздохи, плач детей и ленивая ругань — судя по всему, на шум, мешавший отдыхать. У костров стояли глиняные котлы с вполне узнаваемым содержимым, которое хоть и не пробуждало аппетит, в еду вполне могло сгодиться, а также были чаны с водой, чистой и не слишком, варёными ягодами, а рядом со спящими охранниками стояла чаша с забродившей черноплодной рябиной. Немудрено, что стража оказалась не слишком бдительной. На низких ветвях сушились шкуры, а некоторые пеньки были накрыты плетёнными из травы или тонкой коры ковриками.

Финдарато осмотрелся. Да, занявшие поляну создания — не орки, однако эльф готов был поклясться, что видел похожих существ в армии Моргота. Враг нашёл Младших Детей Эру раньше?

Не до конца понимая свои чувства, однако абсолютно уверенный, что Айнур поступили отвратительно, даже не предложив свою помощь юной расе, бросив её на захваченной безжалостным собратом земле, Инголдо чётко осознал, что обязан не допустить полного порабощения Морготом этих существ.

— Пусть Валар и пытались принимать облик Эльдар, — прошептал король Нарготронда, — они не стали похожими на нас. Мы, Народ Звёзд, лучше них. Мы не бросаем в беде ни сильных, ни слабых! Мы — Старшие, мы — первые творения Отца, и мы — лучшие!

Взгляд упал на лежавший у одного из костров предмет. На самом деле, на поляне было разбросано очень много что, и применение большинству вещей придумать оказалось непросто, если это не игрушки, конечно, однако то, что привлекло внимание Финдарато, очевидно предназначалось для музыки. Это было изделие из дерева, напоминавшее формой рог, с натянутыми поперёк то ли скрученными жилами, то ли тонкими верёвками и нитями разной толщины. Любой менестрель, валинорский или средиземский, даже не посмотрел бы на это недоразумение, взял бы свою арфу, лиру или лютню и показал бы дикарям, как должен выглядеть инструмент, ведь плохо сделанный, он оскорбляет Тему Творения, однако Финдарато захлестнули эмоции, среди которых невыносимо остро ощущалась жажда хоть какой-то справедливости. Да, эти существа не умеют ничего делать нормально. Но ведь это из-за безразличия Валар! На несчастных брошенных Младших буквально наплевали те, кто обязан был проявить заботу!

— Я не Айну, — гордо сказал сам себе Финдарато. — И не побрезгую спуститься со священной горы к нуждающимся.

Сбросив капюшон маскировочного плаща и развеяв чары, прославленный король со множеством имён и титулов сел на голый пенёк посреди обжитой дикарями поляны, взял примитивный музыкальный инструмент и заиграл.

Примечание к части Использованы песни:

"Быть таким, как я" из мюзикла "Король-Солнце"

"Воин Вереска" гр. Мельница

Песня для Младших Детей

— Ух-ух-ух! — пыхтел мощный коренастый мужчина, слишком долго ёрзая на матери своих многочисленных детей, тщетно стараясь сделать ещё одного. — Ух! Ух! О-о-о… Фу-ух.

Собранный из веток шалаш на лето оставили без утеплённой крыши, сменив её на несколько слоёв лапника, слышимость с улицы стала лучше, поэтому ребёнок, рыдавший по соседству, мешал сосредоточиться на самом важном деле в жизни. Это в молодости ничто не могло отвлечь от любимого занятия, а сейчас…

— Ух! Ух! Ух-ух-ух! — продолжил пыхтеть мужчина, а жена подбодряла его стонами, умело изображая удовольствие.

Кто-то прикрикнул на ребёнка, тот зарыдал громче, присоединились всхлипы малыша постарше.

— Да я вас! — воскликнул так и не сделавший очередного наследника дикарь, слезая с женщины и прикрывая мощной ладонью без одного пальца обвисшую мужскую силу. — Да вы у меня!

И вдруг заиграла музыка. Непривычно громко и проникновенно.

Сначала струны звучали по очереди, без какой-либо мелодии — кто-то будто пробовал инструмент, но даже такие бессистемные касания создавали тему, в которой слышались весенняя капель, начинающийся после долгой засухи дождь или слёзы умиления старухи, взявшей на руки новорожденного внучка. А потом зародилась мелодия, прекраснее которой дикари никогда не слышали. Младенец перестал плакать, зато слёзы выступили на глазах взрослых. Люди начали осторожно выглядывать из укрытий и, поражённые красотой и светом неожиданного гостя, в страхе и восторге хватались за сердце.

Сияющий незнакомец с волосами цвета солнечных лучей огляделся, и его небесные глаза, будто звёзды, озарили души смотревших на него дикарей. Прекрасное лицо неведомого дива украсила улыбка, и к волшебной музыке добавилась песня.

У племени не существовало слов для выражения столь сильного восхищения, большинство онемело от потрясения. Люди не высказали догадки, однако многие подумали об одном: сияющие волосы цвета солнца наводили на однозначный вывод — само светило спустилось с небес, чтобы развеять слепящую близорукие глаза тьму ночи.

Не понимая слов песни, взрослые уверились, что Солнце поёт о том, как прекрасен его небесный дом, ныне покинутый, о том, как сердце тоскует по оставленным благословенным чертогам, но ради того, чтобы осветить путь недостойным и слабым, стоит терпеть невзгоды, ведь жизнь любого существа на земле полна боли и скорби, и Солнце решило разделить людскую печаль, чтобы облегчить её. Это великая жертва, требующая вечной благодарности! Непомерной и непосильной.

И только дети, не знавшие пока и своего родного простейшего языка, поэтому полагавшиеся только на интуицию, не научившиеся выдавать желаемое за действительное, уловили иные нотки в дивной песне, и заулыбались.

С трудом сохраняя серьёзное лицо, Финдарато украдкой посматривал на затаившихся среди ветвей верных, понимавших его язык, и наслаждался произведённым эффектом.

— Ох, козлятушки, вы ребятушки,

Остаётеся вы без матушки, — пел сказку нарготрондский король, подражая своему деду, — в огород иду за капустою,

Может волк прийти — сердцем чувствую!

Надо сидеть — слышите вы? —

Тише воды, ниже травы!

Надо сидеть — слышите вы? —

Тише воды, ниже травы!

Восхищённые дикари высовывались из укрытий всё смелее, и только спящие охранники поляны продолжали самозабвенно храпеть.

— Вы на семь замков запирайтеся! — с наставительной и очень серьёзной интонацией продолжал петь Финдарато. — Лишь на голос мой откликайтеся.

Ох, боюсь я за вас, ребятушки!

Ох, не вышли бы обознатушки!

Из-за ближайшего дерева послышался смешок, однако слишком тихий, чтобы быть услышанным людьми, которые были абсолютно уверены в глубокомысленности нравоучений сияющего гостя-Солнца. Конечно, он пел о непреложных истинах, которые только начинавшим жить Детям Эру ещё предстояло познать, принося великие жертвы и терпя невзгоды.

— Не волнуйся, мамочка:

Будет всё в порядке!

Знаем мы из сказочки —

Волк ужасно гадкий!

С удивлением заметив, что можно привыкнуть и к запахам, которые в большинстве оказались вовсе не отвратительными, а даже весьма притягательными вопреки первому нелестному впечатлению, а тошнотворные, похоже, служили предупреждением, что от воняющего тела лучше держаться подальше, и к звуку примитивных струн, Финдарато представил, в каком ужасе были бы его родители и жена, увидев, чем он занят. Реакцию остальных родичей будет шанс лицезреть самолично.