Жаль, сейчас всё закончится… И Тэлуфинвэ уйдёт. Теперь он всего лишь Тэлеро, обязан большую часть времени проводить на веслах. Он устает, тело ноет, но Иримэль уже поняла, как растереть перенапряженные мышцы, как надавить, как приласкать, чтобы боль и бессилие превратились, словно по волшебству, в желание и страсть.

Иримэль находила очень интересным игру с телом супруга, управляя с помощью своей женственности его настроением, поведением и мыслями. Это оказалось совсем не трудно, и эльфийка была благодарна внезапному штилю за новые познания на брачном ложе.

Плохая идея

Дворцы остались позади, уступив место небольшим ажурным домикам, часть из которых явно была доработана или отстроена заново эльфами-нолдор. Улицы почти пустовали, но из дворов доносилась музыка, и некоторые песни оказались слишком узнаваемы.

Эктелион сдержанно засмеялся в кулак, когда пропели: «Я ведь сам по этой пьесе отрицательный герой».

— И его в ближайшем акте расстреляют у стены, — печально договорил Аракано, вертя в руках кинжал с гербом рода. — Неужели эти глупые песни стоят того, чтобы ради них проливать кровь?

— Песни? — Эктелион посмотрел на собрата снисходительно. Потом взглянул на карту города, убеждаясь, что не ошибся с направлением. — Здесь наши пути расходятся. Коли Лаурэфиндэ временно не в строю, принимай командование его отрядом. Твои одиннадцать воинов идут на запад от порта. Помнишь, Лаурэфиндэ говорил на совете?

— Да, там третья часть подземных туннелей.

— Проверьте их и затопите. А когда вернёмся с задания, я объясню тебе, ради чего на самом деле проливается кровь. И каков истинный смысл «глупых» песен.

Эктелион улыбнулся.

— До встречи, Аракано. Удачи.

— И тебе.

Уходя вглубь улицы, Аракано почувствовал обиду: вечно его все пытаются чему-то учить, даже Эктелион, хоть и гораздо младше по возрасту. И вообще… Флейтист! Что он понимает в жизни? Конечно, ему кажется, он познал особые тайны музыки, но его песни не сравнятся даже с однообразной тоскливой музыкой Финдекано. Хорошо, что хоть двоюродный брат перестал заниматься тем, к чему нет таланта.

С разных сторон, из-за домов, даже откуда-то сверху доносились странные шорохи и посвистывания. Или это разыгралось воображение? Аракано вздохнул. С Лаурэфиндэ в качестве командира было проще. Да, он порой безрассуден и невыносим, но… Он смелый и уверенный в себе. В своей правоте. Это придает сил. Теперь таким надо быть самому Аракано. Но… Получится ли?

***

Лес успел измениться до неузнаваемости за несколько дней: всюду валялись сучья, путь перегораживали упавшие деревья, а стоило подуть ветру, сухие листья взлетали с земли и царапали глаза. Пробираться сквозь бурелом стало невозможно и опасно: в любой момент могло упасть абсолютно любое дерево, погребя под собой тех, кому не повезло оказаться на пути мертвого ствола.

— Тэлери не пойдут здесь, — покачал головой Финдекано. — И нам здесь делать нечего. Уходим, братья!

Ветер взвыл, бросил в лица острые песчинки и сухие листья. Сверху посыпались мелкие веточки, рядом заскрипели стволы.

— Уходим!

Эльфы развернулись в сторону города. Придётся возвращаться к окружной дороге и обследовать ответвления от неё.

Увернувшись от рухнувшей ветви, Финдекано подумал, что, хоть отец и не говорил об этом, стоит перегородить все пути, ведущие в Альквалондэ, проходящие по лесу. В теперешней ситуации это не будет выглядеть намеренным баррикадированием, ведь сухие деревья валяются везде. И тогда останутся лишь две дороги, ведущие вдоль побережья, которые очень легко патрулировать.

«Если отцу что-то придется не по душе… Пусть сидит в своём кресле и плачет. В военном деле он не советчик. А для меня — вообще ни в каком».

***

— Это… Печать короля Ольвэ? — Нолофинвэ принял письмо из рук среброволосого гонца с морской звездой на груди. — Благодарю. Ты очень скор.

— У меня был лучший конь.

Нолофинвэ кивнул и, дождавшись, когда за гонцом закроется дверь, перевёл взгляд на сидящего за столом Глорфиндела. Рядом с бледным, полусонным военачальником к стулу была прислонена толстая шлифованная палка. Разумеется, Глорфинделу ещё никто не разрешал вставать с постели, но… Ему можно что-то не разрешить?

— Не надо было отправлять мой отряд без меня, — тише обычного, но так же твёрдо сказал Нолдо. — Даже малую его часть. Я отвечаю за них и никогда бы не доверил командование другому.

Нолофинвэ поднял брови.

— Я знаю, что подвёл всех, — ничуть не сожалел Глорфиндел и даже не пытался изобразить раскаяние, — но мой отряд должен оставаться моим! Пока я жив.

— Думаешь, ты незаменим?

Глорфиндел опустил глаза.

— Выпей вина, отдохни, коли пришёл, — Нолофинвэ развернул письмо. — Как видишь, ты очень вовремя. Тэлери прислали вести. Или предложения. А, возможно, и угрозы. Сейчас узнаем. К слову, Глорфиндел, где твоя сестра?

Золотоволосый Нолдо улыбнулся.

— Не знаю, мой король, но уверен — пользуется моментом, чтобы превзойти меня в воинском искусстве.

***

В порт вернулись рыбацкие лодки, и Эленнис со своими воительницами вышли на причалы.

Кружащие над морем чайки перекрикивали шум прибоя, а улетевшие с приходом Нолдор лебеди так и не вернулись.

— Мы просто рыбаки! — испуганно подняли руки Тэлери, выйдя на причал.

— Для вашего же блага, — выступила вперёд Ириссэ, поигрывая стрелой с розовым оперением. — Не только у вас есть гарпуны.

— У нас нет гарпунов! Только сети.

— Пожалуй, я проверю, — дочь короля Нолофинвэ хищно улыбнулась. — Присоединишься, Эленвэ?

— Что ты, девочка моя, — сложила губы в поцелуй супруга Турукано, — я же замужем. Мне нельзя прикасаться к мужчинам. Поэтому придется обыскать тебя, моя чёрная звёздочка. Позже.

— Может быть, мы пойдём? — предложил один из рыбаков, и эльфийки рассмеялись.

— Пусть идут, — Эленнис отмахнулась. Она смотрела на море и чувствовала скрытую угрозу. Что-то назревало… Что-то… Плохое.

***

— Король Ольвэ пишет, — обернулся к военачальнику Нолофинвэ, пряча письмо в стол, — что мы должны покинуть город в трёхдневный срок. И не указывает, с какого момента отсчитывать. А также, как именно они сами ведут счёт дням. Что будет, если мы не покинем город, Ольвэ тоже не сообщает.

— Значит, мы остаёмся?

Нолофинвэ усмехнулся. Какой ещё реакции можно было ждать от Глорфиндела? Но в чём-то он безусловно прав. Письмо короля Ольвэ было похоже на вынужденную отписку, словно его заставили отправить «врагам» хоть что-то. Если это так, угрозу не стоит воспринимать всерьёз.

— Лаурэфиндэ, — поднял бокал Нолофинвэ, — отправь нашему морскому королю от моего имени просьбу позволить нам дождаться кораблей в его городе. Мы можем для него что-то сделать, помочь как-нибудь. Мы готовы договориться с ним. Только пусть не пытается пугать Нолдор. Это… Плохая идея.

Никогда

Скучая лишь по ней одной, он говорил о ком угодно, изображал тревогу обо всех, кроме той, чей образ не отпускал, лишал воли и покоя.

Он так часто осуждал за малодушие и безволие своего отца, что уже не видел в нем иных качеств, поэтому бесконечно злился на себя за схожесть с ним и за то, что тоже проявил слабость. Надо было добиваться, а не подчиняться. Бороться, а не следовать. Любить, а не… Любить втайне.

Язык символов для переговоров на кораблях, переданный дедом, был по-своему прекрасен и поэтичен. Рука сама выводила значки на бумаге, составляя длинное пылкое признание, которое никогда не дойдет до адресата.

Никогда…

Какое страшное слово!

Никогда…

Тьелпе знал — многие были влюблены в Артанис безответно, многие сватались к ней, пели песни, читали стихи… Многие. А что сделал он? Всё это было слишком робко, слишком глупо!

Надо было… Обнять ее, подхватить на руки, впиться в губы!

Надо было! Но не сделано. И теперь от любви осталось одно лишь слово.

Никогда.

Дописав длинный текст, адресованный несбывшейся любви, Тьелпе вышел на палубу. Никто из рода Феанаро не садился на весла, корабль тянули силой мускулов «все остальные». Суда шли медленно, запасы истощались. Да, конечно, их ещё много, особенно на грузовых кораблях, но если ветер не поднимется…