Полуорк-получеловек бежал со всех ног, то и дело нагибаясь, хватая камни и швыряя в преследовавшего дракона. Попадал он редко и не сильно, только удар в глаз острым краем булыжника заставил Золотко бросить игру.

Остановившись, чтобы потереть лапой ушибленное место, ящер осмотрелся. Двуногое существо, вопящее и скулящее от радости, что кровожадный монстр отстал, побежало в сторону небольшого озера, на берегах которого обычно паслись стада, и догонять его уже не хотелось. Зато в нескольких шагах левее канавы с отходами находился интересный дом, в котором что-то готовили. Что-то…

Незнакомое на запах. Вероятно, вкусное.

— Он у нас дурачком уродился, — монотонно приговаривал женский голос, — пусть мозги эльфа покушает.

— Тратить на него мозги?! — заорал кто-то.

— Руки убери! Тебе тоже достанется! — рявкнул третий голос.

— Мне на какой дрочёный тычок они сдались?

Над входом в дом, немного более чистый и аккуратный, чем соседние, висел череп, напоминающий человеческий, с идеально ровными и белыми зубами.

Притаившись под крыльцом среди обломков костей, распугав крыс, дракон прислушался к мыслям тех, кто бурно ссорился за массивной дверью, украшенной металлической изогнутой пластиной с изрубленной восьмиконечной звездой. Даже пыльная и в подтёках, вещь была удивительно красивой, под слоем грязи виднелся благородный блеск золота.

В доме, помимо споривших, находился кто-то молчавший. Хозяин? Возможно, однако сам орк настолько привык чувствовать себя ничтожным рабом, чьей жизнью могут распоряжаться, как угодно, тратя её на бессмысленные прихоти, что не осознавал своё главенство даже здесь, в собственном доме. Орк помнил, как более удачливый брат выгнал его на улицу, когда отца — прославленного командира Сильмариллового полка, убили в пьяной драке. Помнил он и слухи о том, как брат потерял семейную ценность — добытый в славном бою меч поверженного эльфийского короля. Короля, который сам стал повешенным на крепостной стене трофеем, тоже в итоге утраченным.

Морготово Золотко заинтересовался. Заставляя молчаливого орка думать и вспоминать, преодолевая сопротивление ленивого и затуманенного разума, дракон хотел узнать как можно больше интересного, например, как злоба управляет сильными, но трусливыми.

Молчавший орк знал, что тогда, много лет назад мог бы убить и брата, и всех его жён и наложниц, и детей, сам встать во главе дома Молотов, однако испугался и убежал.

Зато живой! И смог спрятаться от новой войны.

— Не сношай мою репу! — снова заорал голос, и ящер подполз ближе к двери. — Знаешь, что мне надо!

Молчаливый орк боялся. Страх говорил ему, что все находившиеся рядом опасны, особенно этот кричавший. Если ему не дать, что он хочет, быть беде.

И страх породил разрастающуюся с невероятной скоростью ложь. Морготово Золотко безошибочно распознал воспрянувшее над остальными чувствами желание врать больше и красивее, чтобы сбить с толку агрессора, и молчаливый орк вкрадчиво заговорил.

Дракон не понимал, почему никто из собравшихся в доме не чувствовал лжи, ведь существо, испуганно врущее, даже пахнет иначе, чем раньше, а уж как меняется интонация!

Однако, слушая торопливую речь, которая становилась всё громче, Золотко начал понимать, почему хозяину дома верили: обманщик говорил, что если ешь эльфийские яйца и тыкалку, никогда не потеряешь способность сношать всё, в чём есть дыры, а это почему-то было крайне важно для собравшихся, даже для самок. Только вот незадача: добыть этот чудодейственный орган очень сложно, ведь эльфов в Чёрной Стране истребили. Орк утверждал, что сохранил в подвале трупы с тех незапамятных времён, когда в каждой семье были рабы из этого удивительного народа, поэтому у него ещё осталось немного мозгов для детей-дурачков и необходимые органы для стареющих мужчин. А когда Владыка захватит южные земли…

Дракон задумался: а вдруг правда хищнику передаются от жертвы её качества, и если постоянно есть трусливых существ, сам станешь трусом?

Так во-от почему жители Чёрной Страны не для еды!

Предатель аулендиль

Понять, иллюзорны ли открывавшиеся взгляду картины, было сложно даже для Майя. Состоявший из зеркальных фрагментов зал вибрировал и звенел изнутри, подземная твердыня полнилась жаром, от которого нагревалась почти до кипения вода в фонтанах. Расположение бассейнов определить не получалось, и приходилось осторожно делать каждый шаг, чтобы не провалиться в кипяток. Столь глупо терять материальную оболочку на потеху Вала совершенно не хотелось.

Отражения рассыпáлись осколками, искажая картину мира и путь к цели. Зал не был погружён во мрак, но среди бесконечного мерцания бликов найти дорогу не представлялось возможным.

Закрыть глаза, довериться ощущениям — вот единственный верный способ не заблудиться в мириадах зеркал. От Песни Творения невозможно было скрыться, но её тема, как бы чудовищно диссонансно ни звучала здесь, не касалась Дарителя непосредственно, поэтому не мешала чувствовать верную дорогу.

А ещё одним и, пожалуй, главным путеводителем было дивное трёхголосье, льющееся сквозь тьму и зеркала волшебной музыкой света. Живые кристаллы плакали и мечтали, надеялись и отчаивались, снова и снова зовя своего создателя, своего… отца.

Кто может считать одушевлённой вещь, не способную двигаться? Разумной — не умеющую говорить? Лишь тот, кто в состоянии слышать, или, кто вложил собственный дух в кажущийся мёртвым предмет.

Открыв глаза и увидев, как дивно преобразился свет Сильмарилей, отражаясь в зеркалах, Майя вдруг понял, почему путь через зал давался столь трудно: Даритель был снова недоволен результатами работы, Мелькор знал это, однако считал, что лучше быть не может, и критика неуместна.

— Ты предал своего наставника Вала Ауле, — сказал непонятно откуда владыка севера Эндорэ, — оставшуюся в Валиноре семью, помогая мне. Я жду, когда же ты предашь и меня, ученик Ауле, которого эльфы могли бы называть Майрон Аулендил. Однако, пока ты открыто высказываешь мне недовольство, я могу творить спокойно, не ожидая удара исподтишка.

— Я не предатель, — остановился на месте Майя, — у каждого из нас свобода воли и выбора в пределах Замысла Творца.

Зеркала вокруг ритмично задрожали, словно вся крепость хохотала над словами Дарителя.

— И что же тебе позволяет делать свобода выбора в отношении меня? — спросил Мелькор, и Майя, наконец, увидел и трон, и владыку.

И Сильмарили.

Живые кристаллы радовались раздору между своим похитителем и его помощником. Веселились сквозь горький плач.

Восседая на вычурном троне, Вала выглядел роскошно, подражая облачению на валинорских праздниках, однако корона лежала на подставке, а не красовалась на голове владыки.

— Находиться здесь добровольно, — поклонился Майя.

— На колени! — приказал вдруг Мелькор, и Даритель удивлённо замер. Что случилось? Обычного почтительного приветствия теперь недостаточно?

Под троном засветились красным неподвижные глаза.

«Удачный экземпляр, — подумал про чудовище Майя, — но я могу создать лучше».

Под ставший невыносимо громким плач дивных камней помощник Вала опустился на одно колено, как обычно преклонялись аманэльдар перед своими королями. Это явно было совсем не то, чего хотел владыка, однако на большее не был согласен сам Майя.

— Свобода воли, — усмехнулся Мелькор. — Она слишком ограничена желаниями тех, кто рядом.

Сильмарили замерцали, свет начал блекнуть.

— Рад служить, повелитель, — низко поклонился появившийся словно из кипящего бассейна предводитель Балрогов.

Даритель поднялся, осматриваясь. Сияющие под троном глаза отражались даже в тех зеркалах, где не должны были, двигались, оставаясь на одном месте. Волк здесь не один?

— Следи за порядком, Призывающий, — добродушно улыбнулся Мелькор помощнику, не нуждавшемуся в осознании свободы выбора, — мы не должны показываться за южными горами. Пусть боевые гимны эльфиков разобьются о стену нашего молчания. Пускай не видят нашей реакции на свои действия. Ни-ка-кой. И когда их героизм окажется бессмысленным, эльфики набросятся друг на друга, ослабят сами себя. Тогда и нападём. А пока, мой Призывающий, готовь армию, взращивай поколения бойцов, следи за порядком в шахтах. Вода перестала прибывать?