Камни неумолимо вбирали в себя часть музыки Айну, Мелькор чувствовал это. Особенно «прожорливым» был самый сияющий Сильмариль, с Камнями постоянно приходилось бороться, но это небольшая плата за безраздельное обладание величайшим сокровищем прошедшей Эпохи. Да, приходилось тратить собственную, порой трудновосполнимую энергию, однако Мелькор не собирался отказываться от опасной для себя короны.

Владыка севера Средиземья понимал, что на исцеление телесной оболочки от ожогов на руках, оставленных Сильмарилями, травмы бедра из-за падения с башни и ран на лице от когтей орла любимого брата, потребуется слишком много животворящей силы, для которой есть лучшее применение. А плоть? Подождёт. Как-нибудь в другой раз.

Мелькор посмотрел на миллиарды своих отражений в множестве крошечных зеркал неправильно-причудливых или геометрически-выверенных форм и подумал, что нет смысла говорить с братом Улмо, да только выбора нет.

— Знаю, ты не станешь отвечать, — зазвучала сквозь пространство слышимая только двум Айну речь, — но я, честный брат, ничего от вас не скрывающий, должен предупредить. Если вода продолжит прибывать, мне понадобятся новые территории. Понимаешь? Мне придётся расширять границы. Ты можешь продолжать молчать, и я тоже замолчу, ибо всё, что хотел, я тебе уже сказал. Добавлю лишь одно: я дождусь появления в моих землях Младших Детей. Посмотрю, на что они способны. И, если они удобны, а воды меньше не станет, Старшим Детям придёт очень скорый и крайне печальный конец. Если на то нет воли Творца, что-нибудь мне помешает. Но я не хуже тебя знаю, что Арда создана, чтобы в итоге перейти во владение Младших Детей. И ни один из нас против Замысла не пойдёт.

О певчих птахах

— В пении этой птицы я слышу всю свою жизнь, — отрешённо произнёс Финдарато, когда длинное послание с картинками, стихами и официальным сухим текстом было прочитано летописцем, потом дважды сестрой. — Сначала это создание щебетало беззаботно и весело, просто привлекая к себе внимание всех подряд. Этой птахе было безразлично, кто её услышит. Лишь бы слышали. И хвалили. Пусть и неискренне.

Финдарато посмотрел в глаза сестры.

— Злишься на меня? — фальшиво-печально спросил сын Арафинвэ. — Вот и на того лесного певца стали злиться, что его песни покой нарушают. Птичке пришлось попробовать жить, как положено. Поэтому и песни стали тоскливее и ещё глупее, чем в детстве. Слышишь, какой бессмысленный щебет? О, а сейчас птаха пытается повторять за соседями. У них язык другой. Тоже птичий. Но другой.

Артанис не двигалась, смотря на брата снисходительно, пряча злость из-за длинного бессмысленного разговора, но молчала, потому что знала: после множества ничего не значащих слов может быть сказано нечто крайне важное.

— Слышишь, как он теперь щебечет? Нет? То-то же. Совсем сбили с толку лесного менестреля. Вот и замолчал. Но чуть ранее, среди всей той глупой музыки было нечто важное. И кто понял, тот молодец.

— Это всё, что ты хотел мне сказать? — уточнила Артанис, выдержав паузу.

— Ты крайне проницательна, любимая моя сестрица, — вздохнул Финдарато. — Говорить я больше не буду. Как и пытаться петь не своим голосом, повторяя наречия разных дятлов, петухов, глухарей и сорóк.

— Замечательно! Браво, братец! — поднялась с места дочь Арафинвэ. — Ты же понимаешь, что придётся хотя бы иногда петь с другими птицами, и они не всегда сладкоголосы!

— Придётся, — очень-очень печально вздохнул Финдарато. — Но не мне. Для этого у меня есть ты, драгоценная моя Нэрвен. И ты прекрасно подпеваешь разным венценосным голубям.

— И что ты хочешь, чтобы я пела, мой брат-король? — прищурилась Артанис.

Финдарато с детской усмешкой пожал плечами.

— Сестричка моя златовласая! Видишь это кольцо? Тот, кто мне его подарил, остался в Валиноре. Вымолил прощение Орла. И то, как он это проделал, нам очень не понравилось. Так не понравилось, что нас даже злой Моргот, хозяин Средиземья, не напугал. Отца-Нолдо мы больше не признаём. А матушка наша — белая лебёдушка. Вот и мы. Тэлери. Только красивые, как Ваньяр. Это и споёшь нашему венценосному голубку. А заодно узнаешь, что же произошло в его голубятне на самом деле. Картинки в письме выглядят слишком сказочно.

Артанис молча посмотрела на брата, подумала и заливисто рассмеялась.

Слишком много лжи

Стрела с серыми перьями вонзилась в прикреплённую к стволу мишень, за ней полетела ещё одна и ещё.

Молодой эльф-Авар громко усмехнулся и, подбросив лук, пошёл к дереву.

— Видишь, Сулион, — мрачно-отрешённо произнёс Линдиро, — кость старого зверя слишком хрупкая. Наконечники из неё ломкие.

— Я знаю, папочка, — хмыкнул юноша, рассматривая побывавшую в мишени стрелу и оставшееся от неё отверстие. — Я начал охотиться в тот же день, что и ходить.

Сын Асталиона опустил голову. Снова отправившись охранять границы лагеря от крылатых и четвероногих шпионов врага, Линдиро надеялся, что тяжёлые размышления оставят его, только легче не становилось. Невольно додумывая, как именно погибли отец и младший брат, и сколько ещё друзей и просто знакомых встретили страшную мучительную смерть, чтобы потом оказаться в Чертогах и в виде полуразвоплощённого остатка феа терзаться среди пустоты, Нолдо не мог справиться с собой и просто жить дальше.

— В Амане, — заставил себя говорить хоть что-то сын Асталиона, — все материалы были другими. Прочными, красивыми.

— Твоя правда, — спрыгнул с дерева эльф из Альквалондэ, во время плавания присягнувший Феанаро. Сереброволосый Нолдо порылся в поясной сумке и протянул Сулиону наконечник стрелы, похожий на рыболовный крючок. — Видишь, парень, — сверкнув бирюзовыми глазами, улыбнулся бывший подданный короля Ольвэ, — какие стрелы были в валинорской гавани? Такую одним рывком не вытащишь. Незаменимая вещь для подводной охоты.

Линдиро поджал губы, вспоминая раны, полученные отцом в Альквалондэ. Сереброволосый Нолдо с интересом наблюдал за рассматривающим наконечник Сулионом.

— Хочешь, подарю?

Юный Авар радостно закивал.

— Странная штука — жизнь, — задумчиво сказал альквалондский эльф. — Сначала я защищал Айнур от Нолдор, потом сам стал Нолдо и начал защищать свой новый народ от Айнур. Когда я оказался на передовой во время Битвы-под-Звёздами, и нами, бывшими Тэлери, командовал Туркафинвэ Феанарион, послав первыми в бой, я подумал, что это правильно. Я ведь пытался помешать справедливой войне.

— Сулиону это неинтересно, — напомнил Линдиро, что надо держать язык за зубами. — Есть более важные темы.

Сулион хотел бы послушать дальше, но чувствовал — настаивать не надо. Возможно, однажды Линдир расскажет всё сам.

— Я выжил в Битве-под-Звёздами, — всматриваясь вдаль, сказал сереброволосый Нолдо, — потому что в плечо и бедро вонзились три неотравленные стрелы, которые удалось легко вытащить. И нашли меня свои до того, как я истёк кровью или оказался сожран. Раны были серьёзными, и идти на переговоры с врагом я не смог. Видимо, мне суждено ещё повоевать. Храни нас всех Эру.

Хлопнув по плечу юного Авари, эльф ушёл в чащу.

— Свистни друзьям, — поднялся с пня сын Асталиона, разглядывая мелкие грибочки с оранжевыми шляпками, — пойдём по реке на запад. Шпионов Моргота выследят ушедшие на восток и север, а нам надо собрать другие сведения.

***

Свернув с песчаного пологого берега и скрывшись среди молодой поросли и мёртвых вековых деревьев, двое эльфов, перешагивая валяющиеся стволы, не оставляя следов среди мха и травы, продолжили путь.

— Мы здесь не одни, — вдруг остановился Сулион и прижался к лишённому коры сухому ясеню.

Линдиро тоже слышал и чувствовал присутствие рядом эльфов, только не был уверен, заметили их или нет.

— Айя аран Финдарато Инголдо! — крикнули издалека. — Мы здесь охотимся! Не воюем! А что насчёт вас?

Сулион вопросительно посмотрел на друга, Линдиро нахмурился. Понимая, что внешность и акцент всё равно выдадут его, сын Асталиона скинул капюшон и распахнул маскировочный плащ, чтобы показать отсутствие боевого доспеха со звездой рода Феанаро.