— Держись, Нельо! — слова Финдекано прозвучали приказом броситься в бой. — Держись! Ты справишься! Ты сможешь!

Не помня, как оказался на земле, сын Нолофинвэ сорвал с себя канат, бросив его болтаться на скале, побежал к телеге, как мог быстро, оставляя кровавый след и уже не заботясь об осторожности, думая только об одном — скорее уложить в неё задыхающегося от боли Майтимо, перевязать обрубок руки, дать ещё эликсиры. И быстрее довезти к знахарям!

***

Около валуна ждали двое сопровождавших эльфов, где остальные — Нолофинвиону было совершенно наплевать. Разорвав ремни, которыми пристегнул к себе брата, Нолдо осторожно положил лишившегося чувств искалеченного эльфа на одеяла и крикнул собратьям, на чьих лицах при виде сына Феанаро застыл ужас, быстрее ехать.

Сев вместе с травником рядом с братом, который, даже лёжа без сознания, изогнулся влево, а правая рука не опускалась, Финдекано, вытирая влажным полотенцем грязь с его лица, цепляясь тканью за медный венец, вставленный под кожу головы, увидел, как под глазами Майтимо проступает чернота, лоб и губы синеют, а дыхание становится совсем слабым.

«Я не довезу Нельо до его братьев, — пришло горькое понимание, — слишком далеко».

— Тирьо! — крикнул управляющему телегой эльфу Финдекано. — К моему отцу! Быстро! Едем в лагерь Нолофинвэ!

Примечание к части Песня "Под небом голубым"

Перевод на русский — Б.Г.,

на эльфийский — M' Aquillius – Маний Аквилий Arthoron

Награда за подвиги

— Я буду ждать тебя, слышишь? — произнесла пламенноволосая девочка, зажигая свечу.

— Не надо.

— Я сама решу, ждать или нет, ясно? Во мне кровь Феанаро! Я буду любить того, кого захочу.

— Я не стою твоей любви, принцесса.

— Никто не стóит. И что же, мне никогда никого не любить? Вот, — девочка протянула свечу, — это тебе. Когда она догорит, вспомни обо мне, и знай, что моя любовь вечна, в отличие от огонька на фитиле. Я буду ждать.

Образ эльфийки исчез, остался лишь крошечный огарок в ладони. Воск вдруг растёкся, почерневшая нить упала, пламя погасло, воспарив к небу тонкой исчезающей ленточкой дыма.

***

Глорфиндел проснулся. Воин не собирался спать, сидя над картами, но усталость взяла своё. Стянутая плоть на боку неприятно зудела, однако эльф думал сейчас о другом: он знал, к чему был сон, и, встав от стола, посмотрел на лежавшего у очага лиса Питьо. Можно было подумать, что четвероногий приятель просто спит, только сердце обмануть невозможно.

***

Молчание нависало над головами собравшихся для разговора Нолдор, заглядывало в глаза, проникая в души, парализуя тела, лишая голоса и способности мыслить.

Еле слышные звуки арфы, призванные нести радость и спокойствие, отдавались глухим эхом, словно увязая в пологах шатра, как в трясине.

— Королевство ты построил на чужой беде, — вдруг очень неприятно произнёс Турукано, глядя почти не на отца. — Это хорошая песня, Аклариквет. А то, что ты сейчас играешь, я не узнаю. Новое творение? Кого воспоёшь на этот раз?

Менестрель улыбнулся, не поднимая глаз.

— У этой песни пока нет слов, — мелодично произнёс он.

— А, ясно, — принц чувствовал, что надо остановиться, но не мог, — не было приказа писать стихи. Это ничего, скоро будет. Подробное описание того, что надо сделать!

Нолофинвэ не смотрел в сторону сына. И пусть речи Турукано были крайне неприятны, они всё же принесли пользу, нарушив затянувшееся молчание.

— Я всегда готов выслушать каждого подданного, — спокойно начал говорить король, придвигая к себе большой лист бумаги.

— А как насчёт семьи? — снова напал принц, придвигаясь к отцу вплотную. — Или, может быть, ты лучше знаешь, что нужно не только королевству, но и каждому лично?

— Турукано Нолофинвион, — поднял глаза от записей король, — в чём конкретно, по твоему мнению, я не прав? Я готов выслушать тебя как сына, как одного из моих военачальников и подданного. Как высокородного эльфа и как отца. Ты можешь высказываться или писать от имени любого из своих общественных положений или всех сразу. У меня лишь одна просьба: говори по существу, а не задирайся, словно невоспитанное дитя.

— Моим воспитанием должен был заниматься отец, — усмехнулся принц, — а чем был занят он? Перетягиванием короны нолдорана, которая ему не могла принадлежать?

— Сын, — Нолофинвэ очень медленно и практически незаметно глубоко вдохнул. Выдохнул. — Все свои претензии ко мне изложи в письменной форме, будь так любезен. Сейчас мы собирались обсудить совсем иное.

— Что, например?

— Турукано Нолофинвион, жду от тебя письменное изложение твоих желаний. А нам, в первую очередь, надо понять, где селиться, и есть ли здесь свободные территории. Если же нет, то на каких условиях возможны союзы.

Полог шатра отодвинулся, вошёл Глорфиндел, держащий с дюжину огромных свитков. Ощутился запах дыма.

— Действия врага, — с порога заявил воин, — можно расценить, как отказ от войны с нами. Моргот устрашился нашей мощи и спрятался в своей твердыне, крепко-накрепко заперев врата. Да, я это не придумал, а прочитал. В летописи, что сейчас составляется. И моё слово таково: летопись пусть остаётся летописью, а мы будем воевать не с трусливым слабаком, а с сильнейшим из Валар. Осталась самая малость: понять, как это делать.

Нолофинвэ промолчал, позволяя договорить своему полководцу.

«Его слова, — не подавая вида, насмехался про себя король, — ничуть не менее лживы, лицемерны и далеки от истины, чем летопись, рождаемая пером юного книжника. Правда в том, мой благородный герой, что абсолютно все собравшиеся здесь ждут обещанной награды. И даже ты, с жаром рассуждающий о великих подвигах, Лаурэфиндэ. Что есть воинская доблесть без должного поощрения? Надолго ли её хватит?»

Однако, посулить дары было легко, а измученные дорогой через льды эльфы готовы были верить в любую красивую ложь. Но путь в Средиземье окончен, и теперь пора выполнить обещания, а заодно отвлечь внимание народа от провала военного похода на Моргота.

Ко всему прочему, назрела ещё одна проблема, решить которую надо сейчас, пока не дошло до необходимости крайних мер.

— Турукано, — обратился король к сыну, когда военачальник Лаурэфиндэ закончил говорить, — каково твоё мнение, что должно быть сказано в летописи о том, как младший сын владыки Нолофинвэ ступил на землю предков? Каким было его пришествие? Показал ли он героизм, превосходящий остальных? Может быть, его мудрость сделала несчастных счастливыми, а страдающих избавила от мук? Или его хитрые уловки помогли побороть многократно превосходящего в силе врага? А может, милосердие…

Турукано не стал дожидаться, когда отец окончательно сравняет гордость сына с землёй, наглядно продемонстрировав, что принц сам ничем не лучше короля, которого осуждает, и покинул совет. Глорфиндел проводил его взглядом, сделал вид, что ничего не произошло, и бросил на стол все принесённые свитки, бесцеремонно потеснив уже лежавшие карты и записи.

— Мои верные начали укреплять лагерь, — серьёзно заявил воин, — два ряда частокола высотой в три роста для начала будет достаточно. В любом случае, здесь жить нельзя, и нам нет смысла строить на века.

«Да, — подумал Нолофинвэ, — здесь жить нельзя. Слишком близко к Морготу. Слишком холодно. И ничего не растёт. Но прежде, чем идти на юг, нужно правильно записать нашу историю. В нескольких книгах, чтобы можно было подарить местным королям. Они должны знать, что из земли Валар прибыл великий, гордый, непобедимый, искусный народ, чьи подвиги невозможно даже повторить, а превзойти — тем более!»

— Владыка! Владыка! — послышались приближающиеся крики, и в шатёр вбежали сразу четверо молодых эльфов: охотник, строитель, оружейник и…

Нолофинвэ ахнул. Это же… один из верных Финьо!

— Владыка!

Подданные короля наперебой пытались докладывать о чём-то невероятном, но вдруг воин из армии Финдекано одним движением вытолкал на улицу всех троих юнцов, и выпалил: