— Почему ты? — тут же спросил Белен. — У тебя семейных дел по горло, а у меня времени полно. Я лучше с делами управлюсь.

— А почему вы двое забыли про меня? — дочь вождя встала — худая, в чёрном, с тёмными кругами под глазами, волосы гладко зачёсаны. Пугающего вида женщина. — Я буду вести дела отца, потому что лучше всех в них разбираюсь. Пока вы по лесам бегали, я помогала больным и сирым! Эти ваши эльфы нас не понимают, а отец на них вечно надеется! Мы сами жить должны, и я это могу обеспечить.

— Ты о матери забыла, — тут же подобралась жена Беора. — Девка бесстыжая! Отец жив, он болен, а ты его дела осуждаешь! Я возьмусь за дела! Я!

— Ты неграмотная, — парировала дочь. — На кухне хороша, но не в делах народа!

— А ты даже на кухне плоха!

— Замолчите! — Баран стукнул по столу кулаком, его жена вздрогнула, осторожно положила ладонь мужу на локоть. — Я буду главным! Я старший сын! Я и лучше разберусь!

— Старший — не значит самый умный, — парировал Белен.

— Пойдём выйдем, — угрожающе заявил Баран. — Обсудим. По-мужски.

— Нет! — встала между братьями сестра. — Не смей! Оба не смейте! Я предлагаю жить, как раньше, пока отец болеет! Каждый занят тем, чем раньше. Если какая беда будет, решим сообща. А если папа… ну, тогда и решим.

— Так и порешим, — согласился Белен, явно не желавший мериться силой. — А эльфы говорят: всё обойдётся. Поправится наш отец. Главное, впредь осторожнее быть с тяжестями.

Жена Беора заулыбалась и заплакала, замотала головой, торопливо вытирая глаза кружевным платочком, который ещё в юности соткала дочь. Вещицу женщина бережно, с любовью хранила и всегда носила с собой, используя очень-очень редко.

Посмотрев на родню, Баран кивком позвал супругу и стремительно покинул кухню.

***

Когда во дворе дома заржали лошади, люди сразу же побросали дела и высунулись в окна, а те, кто были на улице, принялись кланяться и пятиться перед эльфийским королём и его свитой.

Финдарато, не говоря ни слова, зашёл в дом Беора, и хозяйка сразу заметила, где не успела стереть пыль или пропустила замятый угол скатерти, на которой ещё и пятнышко не отстиралось! Да и угостить эльфийского владыку совсем нечем! Ой, и дети не наряжены! Что же делать?! Стыд-позор!

Однако Финдарато не заметил ни пыли, ни растрепанную, по-домашнему одетую Бельдир, ни мятую скатерть с пятнами, ни даже отсутствие угощения. Пройдя сразу в комнату друга-человека, эльфийский король посмотрел на вскочившего с кровати Беора, который, конечно, всё ещё выглядел неважно, но хотя бы уже не походил на мертвеца. В помещении ощущался резкий запах трав, было темно из-за закрытых ставней.

Радостно и немного виновато поприветствовав владыку, человек засуетился, ища вино, однако Финдарато дал понять, что ничего не нужно.

— Как здоровье? — спросил эльф, смотря на подданного оценивающе, замечая новую седину и морщины.

— Лучше, благодарю! Я уже здоров! Я хотел сам приехать, у меня тут такое случилось! Представляешь, — Беор сел за стол, сцепил руки в замок, — я раньше никогда не думал о том, кому дом и хозяйство оставлю, когда помру. Ну и народ тоже, их дела там всякие… Понимаешь, я просто… не думал! А тут прихватило, и я… Мои сыновья чуть не передрались.

Финдарато опустил взгляд. В комнате не было ни одного цветка, но в памяти всплыл золотистый колокольчик и алая роза.

— Расскажи, научи меня, Ном! Пожалуйста! Как наследство поделить правильно? Я все твои книги прочитал, но не помню ничего об этом. Прошу, Ном! Это очень важно.

Понимая, что совершенно не представляет, как правильно поделить наследство, сын валинорского короля решил придумать на ходу какой-нибудь нерушимый неоспоримый закон, единый для всех и чтобы на века. Главное, не сделать хуже…

***

— Финдарато так печётся об этой семье, — зло хмыкнул Айканаро, вместе с братом распивая вино на балконе дворца, — он ведь король! Зачем бегает, словно слуга, перед Младшими? Они этого всё равно никогда не оценят.

— Я могу ошибаться, — Ангарато посмотрел на опустевший бокал, однако не спешил его наполнять снова, — но наш Инголдо относится к Беору, как к своему домашнему щенку или котёнку. Говорит циничные вещи о войне и передовой, повторяя доводы моей жены, однако думает совсем по-другому.

— Возможно, ты прав, не стану спорить. Но для меня смертные всегда останутся дикарями, к которым я отношусь гораздо хуже, чем к своим умным скакунам. От искажённого нутра Фирьяр меня воротит.

Ангарато напомнил бокал и поднял молчаливый тост.

Солнце клонилось к закату, голоса на улице стихали, а на синем темнеющем небе засияли звёзды.

Не неудобные вопросы

— Если я по какой-то нелепой случайности не досчитаюсь хотя бы одного верного, — первое, что сказал верховному нолдорану Маэдрос, когда за ним захлопнулись двери небольшого зала для переговоров, в котором была и вооружённая охрана, и Аклариквет, — ты, дядя, лишишься чего-то более ценного для тебя, чем жизнь подданных.

— Для короля нет ничего ценнее подданных, — на удивление уверенно парировал Нолофинвэ, — а для полководца жизнь воинов — расходный материал.

Аклариквет, не поднимая глаз, с лицом, бледнее обычного, продолжал играть совершенно невозмутимо. Ранион, сидя за длинным столом, хмыкнул.

Однако для химрингского лорда, похоже, в зале был только один эльф.

— Присаживайся, — крайне благостно и немного устало произнёс Нолофинвэ, поймав испепеляющий взгляд бесцветных глаз. — Пока на стул.

— Я знал, что отсюда не вернусь, — зло расхохотался Маэдрос, выбрав место около портрета дочери с детьми и мужем. — У меня были две версии, зачем ты меня хочешь видеть: первая — обсудить военные дела и данные разведки, вторая — и правильная — чтобы устроить публичный допрос, вывернуть мои слова наизнанку, а после — бросить меня в тюрьму. Как и моего посланника.

— Во-первых, — верховный нолдоран посмотрел на охрану, едва заметно отрицательно кивнул, — твой посланник не в тюрьме, и если ты хочешь с ним поговорить, тебе никто не помешает это сделать.

— Зачем мне с ним говорить? — старший Феанарион искренне удивился. — Карнифинвэ, как и Варнондо, нужен тебе, а не мне. Это твоя игра, в которой я не участвую.

Король от удивления поднял брови, какое-то время молчал, и только музыка Аклариквета продолжала звучать.

— Между прочим, я тебя не звал, — поддержал игру Нолофинвэ, обдумав следующие ходы, — ты сам приехал, потому что считаешь себя виноватым передо мной. И если бы только передо мной! Ты понимаешь, что тяжко виновен перед всеми, кому обещал до победы сражаться с врагом, однако, когда дошло до дела, великий воин Нельяфинвэ Руссандол внезапно испугался, отговорил всех от вступления в объединённую армию, а теперь прибежал с повинной, рассчитывая на мою безграничную милость.

Летописец, сидевший рядом с менестрелем, старательно записывал.

— На самом деле, — сдержал смех Маэдрос, — я прибыл сообщить, что поскольку являюсь подданным верховного нолдорана, у которого есть от меня некий рукописный документ, то готов исполнить волю своего короля и броситься в бессмысленный бой, однако свою армию я не хочу потерять, потому что она пригодится для настоящей защиты Белерианда, поэтому в бой войско не возьму и пойду один. Полагаю, вместе с самим верховным нолдораном, который последует за мной, как обещал следовать за моим отцом, если я правильно понял некоторые дошедшие до меня слухи. А потом я, верный и самоотверженный защитник своего законного владыки, паду в неравном бою, так и не сумев спасти величайшего короля и самого доблестного бойца из Дома Финвэ, а Нолофинвэ Финвион попадёт в плен к врагу. То, что будет дальше, не описать ни одними известными нам словами, однако в летописях отметят, что даже по прошествии сотен эпох король до сих пор терзается в подземельях Моргота, стойко терпя страшнейшие муки, которые невозможно представить, не испытав, но не отдавая злу власть над эльфами.

Страшно от сказанного не стало, однако неприятное ощущение пробралось к сердцу Нолофинвэ, вгрызлось в плоть и затаилось внутри, словно червь, поражающий спелый плод. Стало понятно, что сказанное не получится забыть, ведь память услужливо предоставит чудовищные образы из прошлого: мечущийся от боли пленник на скале, кричащий равнодушным собратьям своё имя и моливший о смерти, а потом — иссушенное перекошенное тело, способное жить только под постоянным присмотром знахарей.