Собратья Новэ, разумеется, знали, а подошедший для разговора Морифинвэ — нет, поскольку никогда не любил жемчуг.
— Приглашаю тебя, Корабел, — почтительно кивнул Феаноринг, — в свой скромный дворец. У меня есть вино столь же редкое, как серые жемчужины.
Кирдан очень внимательно посмотрел на Карнистира, на сопровождавших его эльфов…
— Я приехал построить систему шлюзов на этой реке, — с достоинством сказал Новэ, — взять умелых каменщиков и возвести дамбу и волнорезы на севере. Ты даже представить себе не можешь, насколько это серьёзная, ответственная и срочная работа! Но я не стану тебе объяснять, потому что в разговоре со мной наместник Маглор тебя не упоминал, к тому же глаза мои прозорливы, и я вижу, это было не просто так. У тебя есть иное ремесло, отличное от ремесла камнетёса. Ты один из тех, кто с довольной улыбкой на устах подкидывает работу архитекторам надгробий. Но я привык трудиться ради живых. Нам не о чем говорить, сын Феанора.
Морифинвэ побагровел. С трудом удержав себя в руках, Нолдо, так и не узнав, о чём беседовал с серым эльфом в тайне от братьев Макалаурэ пошёл поговорить с самим наместником, хотя и догадывался, что брат его не примет под каким-нибудь неправдоподобным предлогом.
***
Думая о том, что не хотел иметь никаких общих дел с братьями, но теперь поменял мнение, Макалаурэ сидел у окна и перебирал струны, вместо того, чтобы писать письмо Амбаруссар.
Можно было бы поговорить с братьями без участия пера и чернил, но…
Видеть Тэльво, для которого Майтимо сделал то, на что никто не осмелился, а в благодарность получил лишь красивые слова, не было желания. А Питьвэ слишком похож на близнеца.
«Я и сам ничуть не лучше, — со злостью ударил по струнам менестрель. — И не имею права осуждать».
Подумав, что зря обидел верную арфу, Феаноринг погладил гриф, извиняясь. На сердце снова было гадко.
— Майти, — прошептал Кано, — зачем же всё так?..
Руки отпустили продолжающую играть арфу и развернули тщательно хранимые свитки с рукописным текстом. Кровь на одном из них стала тёмно-коричневой. Давно высохла…
— Не то ты играешь, наивный инструмент! — обвинил в некомпетентности свою арфу Макалаурэ. — Не чувствуешь, твой господин совсем о другом думает? Не слышишь музыку его сердца? Эх, ты…
Мелодия, струящаяся с управляемых магией струн, изменилась: стала мрачной и напряжённой. Пугающей.
— Так-то лучше, — поучительно сказал Макалаурэ. — Можешь ведь, когда хочешь.
Музыка ускорилась, забилась загнанной птицей, менестрель с осуждением взглянул на инструмент, и мелодия снова заиграла правильно.
— Не шали, моя девочка, а то потеряем время, которое можем провести наедине, придёт другая моя девочка, и мне придётся заниматься с ней любовью. А в этот момент, сама знаешь, не до песен.
Опустив голову, наместник короля тяжело вздохнул, закрыв глаза.
— Что может знать инструмент? — прошептал он. — У него ведь нет сердца… А есть ли оно у меня?
Ещё раз посмотрев маленький свиток, исписанный идеально красивыми тенгвами, сложенными в ровнейшие строчки стихов, пусть и в беспорядке, в перемешку с наскоро нарисованными звёздами и горами, почувствовав, как щемит в груди, менестрель тихо запел:
— Пепел простит всё, что простить нельзя…
Думая о том, что данное слово всегда нужно держать, Феаноринг стал создавать в фантазии продолжение текста в свитке:
— Злая ночь стёрла день,
Из души свет гоня.
Я во тьме вижу тень,
Что без слов ждёт меня.
Путь назад не найти,
Край судьбы я сотру.
Чтоб тебя отпустить,
Душу жгу на ветру…
Лишь пепел летит…
Немного помолчав, Макалаурэ улыбнулся:
— Эти строки подошли бы Морьо. Интересно, что надо сделать, чтобы он согласился спеть?
Дверь бесшумно открылась, но менестрель всё равно услышал вошедшую мелодию любопытства и желания во что бы то ни стало быть нужной. К тому же арфа сразу предупредила своего хозяина, начав фальшивить. Может быть даже сама, без участия магии.
— Моя главная советница, — через силу улыбнулся наместник, — должна быть готова выслушать очень длинную и бессмысленную речь. И превратить её в короткую, лаконичную и мудрую. Но сначала…
Макалаурэ встал и, отойдя от окна, одним движением сбросил с себя всё, что на нём было из одежды. Дис рассмеялась. Когда Канафинвэ хотел, он мог быть невыносимо… Прекрасен.
Примечание к части Макалаурэ всё никак не допишет песню "Пепел" гр. "Чёрный кузнец"
Наместник сгинувшего короля
— Сколько времени возводилась крепость Форменоссэ? — со знанием дела и видом всеведающего специалиста декламировал Питьяфинвэ, расхаживая по высокому отвесному берегу, держа речь перед строителями Нолдор и Синдар, к которым прозвище «серые» успело прилипнуть, и на него перестали обижаться. — Я не упоминаю тирионский дворец, ибо его так и не сочли завершённым, бесконечно что-то совершенствуя. Мой брат никуда не спешил, возводил стены Форменоссэ, подходя основательно, просчитывая каждую деталь. Однако во время урагана, устроенного Морготом, пострадали башни, вылетели стёкла и порушились некоторые вспомогательные конструкции.
Посмотрев на собравшихся, остановив взгляд на вновь мрачном и молчаливом брате-близнеце, Питьяфинвэ вспомнил и слишком высокие ступени крепости, и разновысотные башни, и то, как выглядели коридоры после нападения Вала… Конечно, говорить об этом сейчас не стоило.
— Когда мы прибыли в Средиземье и возвели оборонительные сооружения на Митриме, всё делалось наспех, поэтому сейчас у берегов озера опустевшие неприглядные заброшенные стены, которые, однако, спасли нас от полчищ Моргота. Я знаю, как умеют строить Нолдор, учившиеся у Валар. Как строят Синдар, мне ещё только предстоит узнать, и я уверен, что не буду разочарован.
Снова посмотрев на рабочих, Феаноринг развёл руками.
— Новэ Корабел поставил перед нами сложнейшую интереснейшую задачу, историческое значение которой для нас пока не ясно, однако Слово, сказанное Вала Улмо, оспаривать нельзя, и вот мы все здесь. В самое ближайшее время я уеду на север, где планируется ещё более масштабная стройка, поэтому вам придётся обходиться без моего опыта и совета. Но первый, самый трудный этап возведения системы шлюзов мы пройдём вместе. Обуздаем эту реку, братья! Пусть стихия знает, что никакая большая вода с севера нам не страшна! Айя Феанаро Куруфинвэ! Айя наместник Канафинвэ Феанарион!
— Славься Вала Улмо! — закричала толпа, и Нолдор сделали вид, что присоединились к восклицаниям.
***
— Странный цвет у этого вина, — прищурился Туркафинвэ, брезгливо отодвигая от себя золотой кубок.
Морифинвэ злорадно ухмыльнулся и демонстративно отпил.
— Я мог бы изобразить, что мне плохо, схватиться за горло или живот, начать хрипеть и задыхаться, — скривился он, глядя на плохо скрывающего испуг брата, — но нет настроения. К тому же, Шустрик, ты всё это время был хорошим мальчиком.
— Я согласился поговорить втроём исключительно потому, что мне не нравится, как ведёт себя Кано, — совершенно серьёзно произнёс Туркафинвэ, по-прежнему не притрагиваясь ни к еде, ни к вину. — Он пытается всю власть взять в свои руки, сделав нас просто исполнителями его приказов, не оставляя нам выбора.
— Выбор есть, — не согласился Куруфинвэ. — И нам его озвучили. Либо мы все становимся слугами наместника сгинувшего короля, либо отделяемся.
— И уходим из города, который сами же строили! — всплеснул руками Тьелко.
— Хочешь попробовать оспорить решение наместника сгинувшего короля? — Курво недобро сверкнул глазами.
Морифинвэ вдруг резко вскочил с места и, выхватив кинжал из чернёного серебра, с силой вогнал его в столешницу. Клинок погнулся.
— Ты, мерзавец, о братьях говоришь! — заорал он вдруг на Куруфинвэ-младшего. — Наместник и «сгинувший король» — твои РОДНЫЕ братья! Забыл?! Выгодно забыть об этом?!
Туркафинвэ настороженно переглянулся с Курво.
