— Надежда, — вздохнула Эстэ, пуская лампадку в полёт, — всегда в прошлом. Для Весны надежда в детях, для Лета — в славе и торжестве искусства, для Осени — в сохранении того, что было дорого Весной и Летом.
Валиэ не сказала о Зиме, Олорин не стал настаивать. Даже если во сне, смерти и увядании есть надежда, она слишком надуманная, и от этого становится невыносимо печально.
Цена безопасности
По подземной реке, освещённой расставленными по берегам бирюзовыми фонарями, плыла лёгкая белая лодка-лебедь. Ловко и бесшумно работая веслом, девушка мечтательно смотрела в прозрачную воду, любуясь игрой пёстрых рыбок со светящимися полосками на чешуе. Свод пещеры сначала сузился, потом расширился и поднялся головокружительно высоко, заблистал золотыми и розовыми кристаллами. На дне реки мастера выложили узоры, изображающие Майяр: Оссэ и Уинэн, украсив их опалами и перламутром. Здесь часто можно было встретить гуляющих — пещера образовывала широкий зал, где Майя Курумо сделал длинный ряд танцующих фонтанов, брызги которых отливали дивными оттенками искрящихся в сводах самоцветов. Сюда приходили петь менестрели, правда, после того, как Ваньяр ушли на Таникветиль, музыка стала совсем однообразной и в равной степени печальной, о чём бы ни пели подданные Арафинвэ Финвиона, великого короля аманэльдар.
Многие помнили иные песни, но боялись исполнять, ведь наследие изгнанников проклято, как и они сами.
Весло послушно опускалось в воду, толкая лодку вперёд, где свод пещеры снова опускался. За поворотом открылось облюбованное рыбаками место, и дева приветливо помахала рукой знакомым.
Потолок опустился совсем низко, пришлось пригнуться. Течение ускорилось, далеко впереди послышался шум водопада. Дальше нельзя. Даже если бы нашёлся смельчак, рискнувший отправиться в неизведанные коридоры, его остановили бы камни пещеры — потолок лежал на воде, и ни одна, даже самая маленькая лодка не могла бы протиснуться под ним. Валар позаботились о безопасности неразумных подопечных.
Плыть назад против течения было сложно, эльфийка мысленно обратилась к Уинэн за помощью.
Если бы кто-то был рядом, дева запела бы новое восславление для любимой Майэ, придуманное после того, как Тэлери спустились в пещеры, следуя зову своего нового короля, и называла бы Уинэн Владычицей Подземных Вод. Но эльфийка из Альквалондэ помнила слишком много, чтобы просто так отбросить прошлое: она видела священный свет Древ, плакала, когда пала тьма и удивлялась ярко сияющим в чёрном небе звёздам, слышала крики и лязг битвы, а после, в обрушившейся тишине, больше никогда не смогла обнять старшего брата и не видела дивных белоснежных кораблей в порту. Помнила дева и восход новых светил, и страшную бурю, когда взорвалось небо.
Картины, навек оставшиеся в сердце, неизменно ассоциировались с морем и любовью к Майэ-покровительнице, которой юная эльфийка пела хвалу, именуя Хранительницей Великих Вод.
Разве может подземная речушка сравниться с морем? Конечно, нет.
Снова поравнявшись с собратьями-рыбаками, путешественница подхватила песню, что распевали, танцуя на берегу, юные Тэлери:
— Быть бы мне деревом на берегу реки,
Стужею северной корни мои крепки,
Горечью горькой листва на моих руках,
Выпью глотком одним воду твою, река.
Быть бы мне птицею в волнах на небеси,
Звонкой зарницею вешней бессонницы,
Как расплескала бы перьями пёстрыми
Воды ли талые мимо овес-травы.
Как была горем — теперь обернусь бедой,
В небе три зори, а мне не видать одной.
Полны тоскою кисельные берега,
Плачь молоком своим, плачь обо мне, река.
Река-река, далеко до моря,
Река-река, звала за собою,
Расскажешь, как добраться домой?
Ведь ты, река, звала за собою меня.
Эльфийка замолчала, задумалась, а когда вынырнула из омута размышлений, с радостью увидела, что доплыла до зала с фонтанами, в котором пел что-то красивое и печальное золотоволосый менестрель из народа Нолдор.
Дева вздохнула, подпевать ему не хотелось.
Уроженка Альквалондэ помнила музыку, которую исполнял для павших духом после кровопролития Тэлери, другой нолдорский менестрель — проклятый отступник, имя которого теперь тоже нельзя произносить. Иногда дева жалела, что не ушла вместе с ним в Средиземье, пусть он и не звал, пусть для этого и пришлось бы преодолевать страшную ледяную пустыню, пусть понимала, что была слишком юной для столь смелых поступков… Пусть!
Теперь ей остались только его песни, которые нельзя исполнять вслух, чтобы не обидеть Валар. Что ж, пожалуй, это небольшая цена безопасности.
***
— Это невысокая цена безопасности, — как обычно спокойно произнёс король Ингвэ, смотря на внука, словно на врага. — Полагаю, будет лучше не выпускать тебя из дворца, словно неразумное дитя.
Владыка замолчал, взгляд изменился с обвиняющего на выжидающий.
Арафион не хотел конфликтовать с могущественным, уважаемым самими Валар дедом, однако здравый смысл и выдержка подвели, когда молодой Ванья увидел в царственном родиче то, о чём говорили шёпотом двоюродные сёстры: после того, как «безотказный мямля» Арьо, вечно, вечно смотревший в рот маме, папе, брату, сёстрам и даже собственным детям, неожиданно занял эльфийский трон Амана, с угрозами и обвинениями в страшных преступлениях убрав с дороги сначала мать, а потом и дядю, смирив родню Ольвэ и заручившись безоговорочной поддержкой Валар, Ингвэ сильно изменился буквально за день, вернувшись после разговора с племянником совершенно другим эльфом. Шептались, будто поражение сломало короля, но Арафион не верил, однако сейчас чувствовал в собеседнике слабость и неуверенность в собственных силах, которая появляется у потерпевших сокрушительное поражение от противника-слабака, и не мог скрыть насмешку.
— Запереть? — хмыкнул бывший менестрель Валар. — Меня? И как же ты это обоснуешь?
— Я должен перед кем-то отчитываться? — усмехнулся Ингвэ. — Я? Король любимейшего Владыками народа, живущий во дворце на священной горе Таникветиль? — Взгляд синих глаз стал проницательным, в нём снова появилась уверенность и мудрость, которая с детства отталкивала шаловливого внука, желавшего сохранять свои крайне важные секреты в тайне. — Ты думаешь, руссандолова дочка заметит твоё отсутствие и прискачет на огре вызволять своего похищенного возлюбленного? Представляю, как посмеются над тобой, узнав, что крепость-склеп, выстроенная проклятым родом, тебе милее дворца Валар!
Уже жалея, что потратил столько времени на дорогу, и утешая себя лишь тем, что вдоволь налюбовался красотами родной земли, Арафион осуждающе покачал головой.
Выйдя на балкон и посмотрев вниз с высоты, превосходящей полёт любой птицы, молодой эльф прислушался к разносимому искрящимся ветром пению менестрелей Валар, безошибочно различив среди причудливых переплетений исполняемых без слов мелодий знакомые голоса. Возможно, внук короля хотел бы снова петь для Владык, но только при условии, чтобы Нарнис была рядом.
— Похоже, ты не понимаешь, — не дождавшись разумной реакции, вздохнул Ингвэ, и Арафион безошибочно распознал интонацию нетерпеливого беспокойства. — Ты приехал домой, но пытаешься вести себя, словно посол на переговорах с враждебно настроенным соседом. Но ты должен понять одну лишь простую вещь: единственный враждебно настроенный сосед — это крепость-склеп Форменоссэ, жители которой не желают признать ошибки своих сородичей и жить нормальной безопасной жизнью, как все. Просто представь: Моргот может напасть на Валинор в любой момент, и его удар придётся не по нам, живущим на Таникветиль, ни по подземному городу, — вспомнив про племянника, король Ваньяр снова изменился в лице, однако быстро взял себя в руки, — а по незащищённому поселению, у которого нет достаточных ресурсов для спасения от мятежного Айну!
— Именно поэтому я здесь! — всплеснул руками Арафион, уходя с балкона. — Я не ищу твоего покровительства! Я хочу справедливости! Неужели ты не понимаешь, что Нарнис не сможет нормально жить среди тех, чья родня погибла по вине её отца, деда и мужа?! Если Нарнис не хочет сидеть взаперти и страдать в одиночестве, боясь выйти из дома, это её выбор, и она имеет на него право! Точно так же, как и другие женщины, что решили переехать в Форменоссэ, ища покровительства и поддержки дочери одного из изгнанников, потому что тоже хотят понимания, а не порицания! Они не хотят жить среди тех, кому их соседство причиняет боль, будоража страшные воспоминания! Почему кто-то должен…
