Абсолютно чётко слыша слова Майэ даже сквозь головокружение, Мелинаро попытался сосредоточить взгляд на звёздных безднах глаз Айну. Не вышло.

— Я люблю тебя, Илмариэ, — прошептать главное стало проще — появилось ощущение, будто терять уже нечего.

Сквозь сердце словно подул ветер. Тело содрогнулось.

— Когда раса эльфов была юна, Айнур тоже почувствовали раннюю весну, потому что ничего не знали о Детях Эру. Мы были почти на равных. Но теперь… — помощница Варды с грустью покачала головой. — Зачем тебе, дитя, умудрённая Эпохами борьбы женщина, не способная радоваться твоим маленьким успехам?

Стало совсем холодно, руки Мелинаро занемели.

— Но ведь любят… Хотят быть вместе… Я не собираюсь жениться для того, чтобы супруга мной восхищалась! — губы стали совсем непослушными.

— Нолдор, — улыбнулась Илмариэ, легко коснувшись медно-золотых волос эльфа, — тщеславны. Это качество толкает их на подвиги и исследования, делает из них творцов и учёных, но также притягивает внимание Моргота. С самого пробуждения эльфов именно Нолдор становились наиболее частыми жертвами чудовищных экспериментов, потому что… Пожалуй, у меня нет предположений, из-за чего так происходило, ведь в моём сердце нет зла. Но ты должен понимать: если Моргот снова решит напасть, если попытается разрушить счастье аманэльдар, он нанесёт удар по народу Нолдор. Возможно, это уже происходит, только пока слишком незаметно.

Мелинаро ахнул. Снова начиная чувствовать тело, эльф понял: искажение уже протянуло щупальца к его семье, вторглось в дом, лишило покоя маму.

— Род Финвэ с самого начала был исключительно привлекателен для зла, — проговорила Илмариэ, слова отдались в груди бешеным биением сердца. — Моргот хочет уничтожить лучшее в Арде, и ему это почти удалось. Двое из трёх сыновей избранного Валар нолдорана больше не украшают Аман. Понимаешь, кто станет следующей жертвой общего врага?

— Король Арафинвэ? — ужаснулся эльф.

— Возможно, — согласилась Майэ. — Я бы попросила тебя поехать к нему, благословила бы, пообещала помощь твоей семье…

— Да! — закивал Мелинаро.

— Мама будет тебе благодарна.

— Да!

— Но я знаю: ты хочешь иного.

— Я?.. Нет! То есть…

Илмариэ не дала ему договорить. Руки Майэ прикоснулись к щекам Нолдо, губы нежно прильнули к губам.

«Тьма изначальна, Мелинаро, — прозвучало в голове, в груди затрепетали будто бы два сердца, вместо одного, — но когда госпожа Варда Элентари создала свет и слепила из него звёзды, в Арде появились существа, зависимые от зрения. Для созидания свет необходим. А кому надо что-то скрыть, те идут во тьму. Так и разделились понятия добра и зла на образы белого и чёрного, но это не означает, что живущие в подземелье — хуже тех, кто поселился ближе к звёздам. Служи своему королю, Мелинаро. Служи верно. Ибо таков твой путь, и только так ты разрушишь узы искажения, что оплели твою семью. Будь верным до конца. И не оборачивайся».

Примечание к части Песня гр. "Мираж" "Звёзды нас ждут"

Примечание к части Иллюстрация от винсенты

https://vk.com/photo-185183650_457239403 Хэлкараксэ — это мы

«Зло всегда приходит с севера!»

Слова эльфа-калеки прозвучали словно бред, но серые глаза смотрели ясно и осмысленно, оттого стало ещё страшнее.

«Зло приходит с севера! Только с севера!»

Общая беда объединила одних и совершенно отдалила других. Родня стала чужой, незнакомцы — лучшими друзьями. Уверенность, будто лишь познавшие схожее горе могут понять и поддержать друг друга, сблизила вернувшихся из Хэлкараксэ Нолдор, оттолкнув их от тех собратьев, что изначально не пошли за Нолофинвэ и Третьим Домом.

«Зло приходит с севера?» — хотели задать вопрос прибывшие из Форменоссэ эльфы, однако язык не повернулся.

Перед юными прекрасными аманэльдар, никогда не видевшими ужасов павшей на Валинор тьмы, сидели в высокой розовой траве Лориэна трое несчастных созданий, утративших не только свет души, но и самих себя. В Саду Снов Тинданаро и Лауренис встретили те, кто не хотели ни жить, ни умирать.

Их было много: кто-то не решался подойти, кто-то нарочно не приближался, некоторые делали вид, будто не замечают гостей. Безногие, безрукие, с изуродованными оружием и морозом лицами.

«Все они видят себя и друг друга прежними, ибо таково их желание, — предупредил заранее Палландо. — Они знают, помнят, что калеки, но делают вид, будто сон — это явь, а явь — сон. Не мешайте им, ибо не вам решать, как им жить».

«Царство лжи», — усмехнулся тогда Тинданаро.

«Да, — согласился Майя, — но лжи желанной, необходимой и любимой всем сердцем».

Смотреть на отказавшихся от реальности несчастных было по-настоящему страшно — в их напоказ счастливых глазах таилась злоба, которая проникала через взгляд в душу любого осмелившегося заметить её.

— Здесь ненавидят Моргота и мечтают отомстить ему, — заявил вдруг оказавшийся рядом с Элеммиро эльф с костылём — у него не было левой ноги до колена, а правая выглядела неестественно. — Может, вы уже помирились с Морготом, но мы его не простим и пойдём на него войной!

Дети Лауранаро переглянулись. Слова калеки звучали абсурдно, однако пробуждали в душе желание уничтожить того, кто сотворил такое. А ещё — убраться отсюда поскорее.

— Зачем говорить о плохом? — спросила женщина без пальцев, увлекая хромого за собой, начиная с ним танцевать.

Тинданаро отвернулся, фальшиво улыбаясь, а Лаурэнис попыталась поддержать веселящихся и стала хлопать в ладоши.

Сидевший ближе всех к гостям Садов Эльда изобразил радость, однако выглядело выражение его лица жутко. Встать самостоятельно он не мог — не было обеих стоп, поэтому рядом находились цветущие вьюны, готовые в любой момент оказать помощь.

— Спасибо, — сказал калека, подняв глаза на Элеммиро и Финдиэль, — что показываете потомкам историю своего народа. Каждому здесь есть, что рассказать, и наша трагедия не должна оказаться предана забвению.

Посмотри и сделай шаги

Туда, где мы, и где мы не были, — задумчиво нараспев заговорил эльф, гладя бутон вьюна. — Поцелуй и руку возьми,

И посмотри, что мы

наделали!

Кто-то встал,

А кто-то никак не может встать, когда захочется,

Кто-то спал,

А кто-то не мог, когда беда и одиночество.

Он помолчал, вздохнул.

— Моя жена захотела вернуться в Тирион, когда наш сын стал замерзать. Он был уже взрослым эльфом, но там, среди вздыбленного льда — бесконечной белой пустыни в черноте вечной ночи превратился в беззащитного ребёнка. Мы ничем не могли помочь ни ему, ни себе, и тогда было решено идти назад.

Северный ветер белые крылья,

Белые крылья в небе раскрыл.

Северный ветер белою пылью —

Снежною пылью меня ослепил!

Где моё счастье — я уже не знаю.

Где моя радость — не понимаю…

Где моя любовь, северный ветер?

Где моя любовь, кто мне ответит?

Где моя любовь? Она же была,

Она же была — два белых крыла…

Финдиэль часто заморгала, села на розовую траву, коснулась ладонью тёплой воды ручья. Элеммиро нежно тронул её волосы, наблюдая, как внуки слушают рассказ. Не насмехаются — значит, не всё потеряно.

— Северный ветер, белое небо, — роняя слёзы, запел калека, — белое небо над головой,

Северный ветер, где бы ты ни был,

Где бы ты ни был, ты вечно со мной.

Где моё счастье? Было, и нету,

Где моя радость бродит по свету?

Где моя любовь, северный ветер?

Где моя любовь, кто мне ответит?

Где моя любовь? Она же была,

Она же была — два белых крыла.

Бутон вьюна слегка раскрылся, ущипнул эльфа за палец, и тот встряхнулся.

— С нами отправились в обратный путь ещё пятеро, — продолжив рассказ, калека бросил взгляд в сторону танцующих. — Мы были не первые, кто бежали, и вероятно, не последние. Мы шли по тропе… Тропы там, конечно, уже не было — всё замело, но мы помнили дорогу, которой увозили из госпиталя рыбаков, отморозивших руки и ноги. Их вернули в Валинор, и теперь они тоже здесь. Мы пошли тем же путём, но тут с севера пришло зло.