Задрожавшая рука погладила бутон, лепестки прихватили мизинец, начали понарошку жевать.
— Нас окружили. Достали оружие. «Возвращайтесь к королю! — приказал командир отряда. — Или я убью вас. Поверьте, это будет милосерднее, чем позволить вам бежать и умереть от мороза или клыков хищников!» Мы не повиновались. Побежали. — Калека бросил печальный взгляд на пустые ботинки. — И полетели стрелы. Полетели, несмотря на мольбы, неверие в такое страшное предательство тех, кто должен был нас защищать. Скажите, как можно осознать и принять такое?
Я погибну… Все погибнут!
В ледяной степи, когда
Чёрный ветер моё тело
В жертву бросит холодам.
В звёздном свете,
В дивном свете
Я приду к тебе, земля,
Каждой каплей моей крови
И останусь навсегда.
Длинная ночь.
Северный ветер.
Длинная ночь — к смерти.
Вечная ночь. И смерть.
К танцующей паре присоединились и другие жертвы Хэлкараксэ. Теперь на тёплой розовой траве, среди белых, золотых и сиреневых цветов кружились, хромая, восемь безруких и безносых Эльдар, и надо было бы радоваться их счастью, но почему-то не получалось. Майя Палландо понимающе взглянул на детей Лауранаро и Тинденис.
— Как думаете, — проницательно посмотрел он в глаза юным эльфам, — есть ли им место в Амане вне Садов Вала Ирмо? Смогут ли они быть счастливы среди тех, кто их не понимает?
Брат и сестра не нашлись, что ответить. В сердцах закипал протест, но спорить в Лориэне с одним из Айнур было точно небезопасно.
Восемь калек повели хоровод, держа друг друга за уцелевшие руки или части рук, обнимая за плечи.
— Они не признают себя такими, какими их сделал Вздыбленный Лёд, — прошептал Элеммиро внукам. — И никогда не поют грустных песен.
— Северный ветер, странник лихой, — зазвучали голоса, на лицах жутко расплылись неискренние улыбки, послышался смех. — Ты скажи мне — какой ты идёшь стороной?
Где пропадал ты, и что повидал,
И какие ты песни в пути услыхал?
Видел ты море и гнал корабли,
На сумрачный брег уплывали они.
Друг молчаливый мой, ветер шальной,
Лишь поведай — когда ты вернёшься домой?
Я расскажу тебе сказки свои —
Как на небе зажглись новой эры огни:
Как над рекой светит ярко луна,
И как лес говорит со мной вплоть до утра.
Мама отпустит меня погулять —
Побежим с тобой, Ветер, над Ардой гонять.
Мы разведём с тобой жаркий костёр,
Пусть все звёзды на небе сольются с огнём!
Нет, не ищите меня в городах,
Не найдёте меня и в висячих садах!
Ночью вам точно меня не достать,
Ведь я с Северным Ветром буду птицей летать!
Сидевший на траве калека осуждающе посмотрел на собратьев, покачал головой и снова погладил играющий с его мизинцем вьюн.
— Мы побежали сквозь метель и тьму, — заговорил он, — перестали видеть друг друга. Только стрелы летели. Меня закрыл своим телом совершенно незнакомый Нолдо, мы упали вместе, и мне стало тепло от его крови. Я потащил его прочь от предателей, моля Эру, чтобы моя семья выжила. Не знаю, сколько прошло времени, не знаю, как оказался на возвышении, а потом спустился в низину. Летел снег, а мой спаситель умирал.
Хоровод заплясал веселее.
— Он говорил, видимо, в бреду, что у него больше нет сил, ему больно, хочется спать, что ледяные оковы слишком крепки, но клялся, что не сдастся, что найдёт путь домой. Я слышал музыку его души, чувствовал, как Тема, вложенная в эту жизнь Творцом, угасает под натиском мороза, а кровь, впитываясь в снег, заставляет лёд петь. Вьюга задула последние свечи… И только иней укрыл застывший пронзительный взгляд.
Помолчав немного, калека покачал головой.
— Я оставил мёртвого друга в сугробе, ушёл, уже не чувствуя ног, и только слышал вслед песню гибели. Но мне показалось, что именно эта Тема — Тема Желания Жить спасла меня. Я дошёл до временного госпиталя, поставленного на берегу моря теми, кто увозил домой пострадавших от мороза рыбаков.
Северный ветер, крылья седые,
Крылья седые, родные края,
Северный ветер, лёд, снег да иней…
Здравствуй, мой Аман, ты помнишь меня?
Появившаяся рядом эльфийка, вроде бы без увечий, посмотрела абсолютно безумными глазами.
— Моргот — проклятье Арды! — выплюнула она слова. — Ненавижу его! Он наносит раны своему же творению, населённому живыми существами! Живыми!
— Мир встал на колени, — вдохнул, обернувшись к бутону, калека. — Встал на колени, после удара,
И теперь мёрзнет под снегом,
Тает под снегом, плачет дождями…
Слабыми…
— Нет больше Хэлкараксэ, — не выдержала Лаурэнис, сжимая кулаки. — Перешеек растаял, когда на небе воссияла Ариэн!
— Есть, дева, — не согласился безногий. — Есть. Хэлкараксэ — это мы. Спасибо, что выслушали, спасибо, что хотели узнать правду. Прощайте.
Поднявшись на ноги с помощью вьюна, несчастный опёрся на костыли и поковылял прочь. Танцующие не заметили, когда он прошёл мимо.
— Зачем они живут? — не выдержал и спросил в пустоту Тинданаро.
— А почему бы им не жить? — не смутился Палландо. — Все давно поняли, что привязанные к Арде Эльдар не могут покинуть её, но и полноценно переродятся только вместе с миром. Если Арде суждено стать иной, из Чертогов Намо вернутся все ушедшие, но сколько пройдёт времени, неизвестно. Наверное, нечестно, что одним ждать дольше, другим меньше, но такова Воля Творца, так создана Арда. Вам не понять всего, да и не нужно. Главное — живите. И не обсуждайте за жизнь других, даже если вам что-то не нравится.
— Нам всё нравится, — поспешил заверить Элеммиро.
— Вы всё ещё хотите увидеть отца и мать? — испытующе взглянул на детей Лауранаро и Тинденис Майя.
Он знал ответ, мог бы не спрашивать, но решил не молчать, хотя по глазам юных аманэльдар было видно: они боятся встречи с родителями. Что, если их тоже Сады сделали такими, как отрекшиеся от реальности калеки? Неспроста ведь они остались и не хотят возвращаться!
— Нет, — ответил за обоих юноша. — Мы хотим домой. В Форменоссэ.
— Я поеду в Валимар, — вдруг заявила Лаурэнис.
Элеммиро и Финдиэль переглянулись.
Трава под ногами зашелестела, расступилась, и к выходу из владений Вала Ирмо протянулась сверкающая алмазной крошкой тропа.
— Это не снег, — жутко рассмеялся кто-то из-за розовых благоухающих кустов. — Это разбитые Морготом Сильмарили. Наступайте бережно — это ведь сердце Феанаро Куруфинвэ!
— Зло ушло на север, — примирительно произнёс Палландо, обернувшись на голос. — Навсегда. И больше никогда не вернётся. Таково Слово Валар.
Майя первым пошёл по алмазной дороге, вокруг засверкала роса. Эльфы последовали за ним, придумывая более приятные ассоциации с блеском под ногами, вспоминая, например, собранную драгоценную пыль, падающую с неба, или вышивку. И только менестрель Элеммиро против воли начал напевать про себя песню Канафинвэ Феанариона:
«Посмотри, как блестят
Бриллиантовые дороги!
Послушай, как хрустят
Бриллиантовые дороги!
Смотри, какие следы
Валар тянутся от порога.
Чтоб идти вслед за ними,
Нужны золотые ноги».
Воспоминания об Эпохе Древ, когда всё было или только убедительно казалось хорошо, заставили улыбаться. Если Ирмо или Эстэ услышат, о чём думает гость их Садов, им, наверное, будет обидно. Или песни Канафинвэ Феанариона мысленно исполнять не запрещено? Это ведь случайно вышло, не со зла.
В конце концов, Владыки Лориэна делают благо для всех, и ни один разумный аманэльда не станет обижать их.
Слава, слава светлым Валар! Слава благодетелям и покровителям! Слава!
На сердце стало легко. Лишь хруст бриллиантовой дороги заставлял внутренне вздрагивать и бесконечно повторять про себя то, что Ирмо, Эстэ и верным их помощникам будет приятно услышать.
Примечание к части Песни:
"Северный ветер" Линды, В. Цыгановой, гр. "Помни Имя Свое", Kira Winter