— Я, леди, считаю гораздо более важным, что сумела сделать кинжалы, способные разрезать шкуры вражеских слуг, — ответила эльфийка. — А то, что мой удар оказался решающим — лишь удача.

— Все подвиги, воспеваемые менестрелями и записанные книжниками — просто удача, — пожала плечами Элиан.

— Не все, леди, — не согласилась Туивьель, — порой подвигом является самопожертвование ради счастья других.

Мальчишки, насмотревшись на шкуру летучей мыши, убежали играть в охотников на крылатых тварей.

Увидев Элиан и Туивьель, а также кружевницу, изделия которой с радостью приобретала, Линдиэль решила, что письма подождут, и подошла к расстеленным на столах тканям, любуясь аккуратно разложенными изделиями.

— Странно выглядят эти браслеты, — задумчиво произнесла дочь Новэ Корабела, осторожно прикасаясь к изображению лица в костяном овале на чёрном кожаном ремне, будто порванном. Рисунок казался размазанным, но было понятно, что сделано это специально. Волосы эльфа выглядели мокрыми, прилипшими ко лбу, и при беглом взгляде напоминали стекающую с головы кровь.

— Они не просто так лежат отдельно от других, — пояснила Туивьель, — подобные памятные браслеты были традиционным украшением скорбящего. Я сделала просто имитацию, эти браслеты не несут в себе изначального смысла, потому что украшения скорби создавались из частички кости умершего, с которым нет сил расстаться. Мы жили в опасных лесах, порой волколаки сжирали своих жертв практически без остатка, и всё, что находили безутешные родственники — обрывки одежды и осколки костей.

— Не знаю, как бы я поступила, столкнувшись с таким страшным горем, — Линдиэль стала рассматривать браслет внимательнее, — не уверена, что нашла бы в себе силы жить дальше.

— Леди Линдиэль! — крикнул один из верных Каленовэ. — Лорд Кирдан прислал письмо! Твой брат зовёт тебя.

Юная эльфийка с тревогой переглянулась с Элиан. Какие вести могут быть среди павшей на Белерианд тьмы?

***

В недостроенном пока дворце, полностью собранном из дерева, без единого гвоздя, как и большинство построек в Оссирианде, лорд Каленовэ собрал всех, с кем считал нужным поделиться важными вестями. Жену звать не стал, Элиан вновь обиделась, зато Линдиэль была рада, что не придётся слушать неуместные комментарии испуганной женщины.

— Я напишу отцу, — серьёзно сказал лорд Каленовэ, смотря прямо перед собой, — что Владыка Улмо благоволит нам, и строительство первого речного порта идёт хорошо. Скажу, что тьма не достигла нас, застряв в зловонных топях, где ей самое место.

Сын Корабела хмыкнул.

— Отец написал, — задумчиво произнёс лорд, переводя взгляд с верных на сестру, — что тьма не властна над морем, и ветер с Царства Улмо разгоняет зловонный мрак на побережье. Пишет он также, что у него появился новый вассал. «Героически преодолев льды на севере, понеся тяжёлые потери, но стойко выдержав страшные испытания, выпавшие на долю Нолдор», так пишет их историк, не любящий звучание своего имени, поэтому названный нами Пенголод, «эльфы Валинора пришли на свои исконные земли». Отец дальше задаёт мне вопрос: «Если Нолдор считают себя хозяевами Эндорэ, то почему младший сын короля Финголфина Мудрого покинул отца и просится в мои вассалы?» — Каленовэ снова обвёл присутствующих внимательным взглядом голубых с сиреневым оттенком глаз. — Может ли зависть к подвигу брата толкнуть на подобный шаг, как думаете, друзья мои?

— Зависть к славе способна на многое, — вздохнул глава рыбачьего поселения на юге, казавшийся Линдиэль странно печальным. — Если подвиг велик, родные могут поступать хуже врагов.

Линдиэль вдруг подумала, что не хочет больше слушать злые речи, но любопытство взяло верх.

— Что ещё написал отец? — спросила дева, и с удивлением увидела в глазах брата зависть.

— Пенголод записал рассказ о подвиге сына короля, — неохотно ответил Каленовэ, — Фингон Отважный один пошёл к Чёрной скале Тангородрим, призвал на помощь Орла Манвэ и спас из плена короля Маэдроса, прикованного зачарованной сталью на огромной высоте, отрубив правую руку, освободить которую от проклятой стали не удалось. Орёл отнёс эльфов прочь от земель Моргота, и, Маэдрос, исцелившись, передал корону Финголфину, отцу Фингона.

Воображение разыгралось, и Линдиэль, представляя полёт на исполинском орле под облаками, мечтая тоже однажды взмыть ввысь на головокружительную высоту, сидя на спине огромной птицы и обнимая бесстрашного героя, почти не услышала слов главного оссириандского охотника, сказанных с суеверным ужасом:

— Король-воин более не сдерживает врата крепости врага! Он потерял руку, которой держал меч, и более не сможет биться. Это злое предзнаменование. Быть войне.

***

Эльдалотэ молча слушала слова жениха, и улыбаться становилось сложнее, однако желание поддержать любимого было сильнее остальных чувств. Ангарато, тяжело дыша, сухо излагал факты, из последних сил сдерживая эмоции, но в конце концов сорвался.

— Король Финдарато во всём потакает сестре! Он согласен на любые её безумства, потому что Артанис околдовала его! И теперь я вынужден ехать на опасный север, вместо того, чтобы жить счастливо на юге. С тобой!

— Я не оставлю тебя, — взяла Эльдалотэ руку жениха. — Мы будем вместе, неважно где. Я поеду с тобой, любовь моя. И не смей меня отговаривать. Я родилась в Хэлкараксэ — мне ли бояться севера?

Ангарато подумал, что должен радоваться верности супруги, но вместо этого ощущал граничащую с ненавистью неприязнь к тем, к кому предстояло ехать.

Неавторитетный герой

Среди ночи, вновь бесконечной, путаясь в сетях колдовского мрака поникли растения, лесные голоса смолкли, и даже за цепью гор, вставшей стеной между владениями эльфов Средиземья и землями Моргота, небо не было видно за клубами тьмы, похожей на истлевшую пряжу. Всё чаще слышались разговоры, мол враг готовит нападение, его армия в любой момент возникнет из тьмы, и неподготовленным к обороне эльфам не останется шансов на победу, а поражение означает неминуемую гибель или пленение, о котором, помня состояние спасённого Нельяфинвэ Феанариона, никто не мог думать без содрогания. Для Нолдор стало очевидно, что лучше биться до последнего и погибнуть, чем… так.

— Нужно выслать патрули к перевалам! — поставил кулак на стол Финдекано, смотря поочерёдно на военачальников, собравшихся за одним столом в шатре старшего сына Нолофинвэ. — Варнондо, ты отправишься…

— Нет, принц Астальдо, — бесцеремонно отрезал Нолдо, — я не уйду от нолдорана. И ты не уйдёшь. И Ранион тоже. И Аралкарион. Или ты намеренно хочешь оставить короля без самых верных? Я не желаю допускать мысли, что ты такой же, как твой младший брат.

Финдекано задумался. Вспоминая, как Турукано прислал письмо, написанное своей рукой, в котором ясно говорил, что не желает видеть в выделенных ему землях никого, кто с ним не пошёл, что лорд Новэ Корабел, говорящий от имени владыки Элу Тингола, не имеет права пускать кого-либо на свои земли, кроме верных вассалов, коими точно не являются эльфийские короли и их подданные, принц приходил в отчаяние. Как же так? Почему родной брат поступает столь… подло?

«Я сам ничуть не лучше, — корил себя старший сын Нолофинвэ, вспоминая Хэлкараксэ и свою обиду на отца. — Не мне судить Турьо».

— Возможно, ты прав, Варнондо, — с неохотой согласился принц, ощущая обессиливающее опустошение, — но в таком случае, кто должен идти? Можно ли доверять разведку во тьме «не самым верным»?

— У тебя нет выбора, герой Астальдо — прищурился воин, — ибо я не уйду. И нолдоран позволит мне ослушаться твоего приказа. Хочешь — отправляйся сам. Тебе не привыкать совершать подвиги во тьме в одиночестве. Только помни, герой Астальдо, удача тоже может предать. Забрать всю славу себе, наслаждаться похвалой и всеобщим восхищением — истинное счастье для воина. Но это и самая большая глупость, и неоправданный риск. Астальдо.

Видя, что речи Варнондо слушают и соглашаются с ними, Финдекано разозлился, лишь чудом удержавшись от бессмысленного спора, способного перерасти в никому не нужный поединок с использованием смертоносной стали.