Индвэ и Филинквэ переглянулись — охотники-следопыты в душе были согласны с собратом, однако словами о вероятной опасности в лесу разведчик ставил под сомнение доблесть соратников. Промолчать в такой ситуации означало признать, будто не прочесали окрестности с должной тщательностью.

— Ты не прав, оторно, — заговорил дед Гвиндора, и юный лорд понадеялся на отмщение, — вся территория, за которую мы несём ответственность, абсолютно безопасна. Я готов сам лично ехать на Тол-Сирион, взяв с собой внука и всех желающих любых возрастов, поскольку абсолютно уверен — нам опасаться нечего.

— Ни твоя жизнь, ни жизнь лорда Гвиндора, ни все наши жизни, вместе взятые, не сравнимы с безопасностью короля! — Эрьярон снисходительно хохотнул.

— Если мы все погибнем, — Индвэ наклонился вперёд над столом с картами, записями и закуской, — владыке Инголдо станет некем править. От своих слов я не отказываюсь, оторно — дороги безопасны, и я лично, вместе с внуком отправлюсь сопровождать короля Финдарато.

— Дело не в безопасности, братья, — подал голос Сайвэ, как и Индвэ, и Филинквэ, помнивший берега Куивиэнэн, — а в доверии. Если владыка Инголдо хочет заниматься военными делами сам, значит, он не доверяет своим советникам.

Все присутствовавшие в подземном зале подданные нарготрондского короля разом обернулись на Финдарато, который сидел на троне в молчании, лишь иногда что-то требуя от Эдрахиля.

— Доверие… — неестественно заулыбался правитель, сверкая кольцами. Гномье ожерелье снова осталось в сокровищнице — Инголдо надевал его только для встреч с наугрим. — Что есть вера? Кто может думать так же, как я? Кто может слушать моими ушами и смотреть моими глазами? Кому ещё, кроме меня, приходят письма из Химринга, в которых говорится о необходимости перепроверить готовность к наступлению и обороне? Кого, кроме меня, лорд Маэдрос готов сделать своим доверенным эльфом в столь сложных и важных вопросах?

Желание ощущать исключительность было близко и понятно Гвиндору, поэтому он соглашался с каждым словом владыки.

— Так или иначе, — Филинквэ покачал головой, — король Финдарато не может и не должен ехать без сопровождения, и моё мнение — в этот раз нужно войско, а не просто свита и охрана. И это не потому, что я сомневаюсь в себе или соратниках, а для поднятия боевого духа в подвластных землях.

— Хорошая идея, правда, Эдрахиль? — спросил Финдарато, и верный слуга с поклоном согласился.

Гвиндор посмотрел на деда: следопыт Индвэ сидел довольный собой, однако юный лорд ждал, что Эрьярону не просто возразят, но втопчут в грязь, только никто, похоже, не стремился поставить слишком дерзкого воина на место. Что ж, значит, придётся ждать удобного момента дальше и действовать самому. А сейчас нужно сделать главное — согласиться на важную поездку и проявить себя.

***

Лебеди-лодки заскользили к берегу, зелёные знамёна с арфой и факелом засияли в солнечных лучах.

— Смотри! — приказала Толлунэль дочери, и Финдуилас вытянулась по струнке. — Внимательно смотри! Но даже если кто понравится, не выделяй его из толпы! Пусть не подозревает о том, как сильно ему повезло!

— Конечно, мама, — в ответ шепнула Финдуилас.

Инглор молчал. Сестра знала, что брат очень переживал за судьбу семьи, помнила, как он, только объявив о предстоящем рождении наследника, узнал про вспыхнувшую войну в Таргелионе, как угас свет в его глазах, и с тех пор принцесса ни разу не видела Инглора по-настоящему беззаботно счастливым. Казалось, принц разучился радоваться жизни, поник, словно цветок в морозную ночь.

«Твоё испуганное лицо — преступление против королевства!» — со злостью выпалила однажды Толлунэль на пиру.

Подданные сделали вид, будто ничего не слышали, но Инглор больше никогда не разговаривал с матерью открыто.

Чувствуя нехорошие перемены в семье, но не желая их признавать, Финдуилас сосредоточилась на поиске глазами своей мечты.

— Ты сразу его узнаешь, — уверенно заявила Толлунэль. — А он — тебя.

Юная принцесса кивнула, радостно помахала рукой эльфам на другом берегу. Торжественное пение труб и рогов разлетелось в весеннем воздухе, золото и серебро засияло ярче, слепя глаза. За парадными доспехами на всадниках и лошадях, шлемами, щитами, копьями и мечами было не разглядеть того единственного, поскольку бойцы слишком походили друг на друга.

— Война обезличивает, — произнесла Толлунэль, — но лишь тех, кто недостоин тебя, моя прекрасная юная дочь. Героя ты всё равно различишь. Смотри. И улыбайся.

И Финдуилас подчинялась.

***

— Здравствуй, чужая милая,

Та, что была моей.

Как же мне не любить тебя

До Арды последних дней, — запел на подъезде к Тол-Сириону черноволосый менестрель, когда-то называвший своим лордом Феанаро Куруфинвэ.

Гвиндор с удивлением посмотрел на соратника: остров приближался, и король Финдарато ждал совсем иных стихов и мелодий, однако Воримо, печально улыбаясь, отмахнулся от незаданных вопросов и продолжил:

— Жалко, что не смогли мы,

Не сберегли с тобой

Всё, что зовут любовью,

Что стоит нам жизни той.

Подумав о, вероятно, оставшейся на Тол-Сирионе неверной возлюбленной музыканта, юный сын лорда Халиндвэ залюбовался далёкими башнями.

— Здравствуй, чужая милая,

Радость мечты моей.

Мне же не разлюбить тебя

До Арды последних дней.

Болью ведь отзовётся

Осень нам дружбы той,

Может, о ней придётся

Нам пожалеть весной?

— Уверен, — Сайвэ подъехал к кузену, с головой ушедшему в музыку, — принцесса Толлунэль устроит пир и турнир в честь своей незамужней дочери. Планируешь участвовать?

— Прошлое не воротится,

И не поможет слеза,

Поцеловать мне хочется

Губы, смотря в глаза, — продолжал петь Воримо, не замечая брата. — Знаешь, — соизволил он, наконец, ответить, — я бы показал подданным Артаресто и ему самому, как надо сражаться, но не хочу случайно оказаться мужем принцессы и частью королевской семьи. Я много славных родов повидал, но правители Тол-Сириона — самые незабываемые.

***

Финдуилас поймала множество взглядов серых, зелёных и синих глаз, смотревших из-под сверкающих шлемов и решила для себя, что выберет того единственного позже, а маме скажет, что уже нашла, только пока хочет сохранить в тайне, кто он.

Так ведь ещё романтичнее! Правда? Правда?

Примечание к части Песня А.Солодухи «Здравствуй, чужая милая»

Чего стоит бояться

По мере приближения Тол-Сириона настроение сильнее и сильнее портилось.

Это был не страх — отвратительное постыдное чувство Финдарато Инголдо слишком хорошо помнил и ни с чем бы не спутал.

Это была не скука — узнать не только из писем о делах сына королю казалось интересным, встречу правитель ждал с нетерпением.

Это было не то мерзкое понимание грядущих неприятных разговоров, что неминуемо случались со всей остальной роднёй, вечно за что-то осуждавшей вежливого послушного Артафиндэ, молча глотавшего насмешки и высокомерную иронию.

Это было… предчувствие?

Финдарато всё отчётливее казалось, будто за ним гонится прошлое. Нет, оно не идёт по следу — тёмное минувшее умнее — оно лжёт, обманом находит удобное для своего боя место встречи, чтобы отомстить, отыграться и победить.

Мать говорила, что за злые слова в адрес отца придётся заплатить, и только глупец, не осознающий всей силы Айнур, способен осуждать почитающих Валар сородичей.

«Смертные так же думают о нас, — мысленно говорил себе Финдарато, смотря на белоснежные башни Минас-Тирита. — Интересно, кто-нибудь из них угрожал родне расплатой за неуважение к эльфам? Настолько ли на самом деле отличаются силы Младших Детей Эру от Старших, как у Эльдар и Айнур?»

Ощущение нависающей, гнетущей тьмы среди ясного весеннего дня было таким странным, что король начал посмеиваться с самого себя.

«Чем же я заплачу, матушка? — задал он молчаливый вопрос. — Жизнью?»

Ответом стали страшные воспоминания о тьме, позоре и безысходности, и почему-то сын валинорского нолдорана понял — нет, расплата жизнью была бы недостаточной.