Мельдир почувствовала головокружение.

— Андрет? — робко спросила она.

— Упаси Эру! — картинно ужаснулась Бериль. — Андрет его живьём в лесу зароет!

— А что Брегор? — выдохнула супруга вождя, почему-то схватив Хирвен за ручонку.

— Брегор? А что Брегор? Ты лучше меня знаешь, как он к эльфам относится. Ха! Но это всё-таки родич, пусть и наполовину. Брегор меня волновать не хотел — я ж на сносях, вдруг прям тут счас рожу! Брат сказал, что решать, сколько в вашей семье будет детей, только жене. Но сама подумай — скоро молва разойдётся, что родич вождя, да ещё и полуэльф, в приюте буйствует. Да и… Прости, Мельдир, но… прости, но у тебя ведь нет сына. Может, это судьба? А? Эй, ну не плачь, я же извинилась! Прости дурёху! И вообще… Не реви, мать, ребёнка напугаешь! Слышала? Не реви!

***

Несмотря на разгар лета, день был пасмурный и холодный, окна в комнатах приюта закрыли от ветра. На порог вышли две пожилые женщины и вывели угрюмого черноволосого мальчика со злыми серыми глазами и большим мешком. Ребёнок шёл неуверенно — видимо, недавно снова нарвался на воспитательную порку.

— Здравствуй, Туив, — строго, но доброжелательно произнёс Брегор, выходя вперёд, оставляя около лестницы охрану, жену и старшую дочку. — Ты точно хочешь жить с нами?

— А ты точно хочешь быть моим папой? — парировал мальчишка.

— Хочу рискнуть, — ничуть не смутившись, серьёзно ответил вождь. — А ты рискнёшь быть мне сыном?

— Я люблю опасные игры, — повеселел Росток. — И ты мне обещал эльфийское имя! И эльфийскую школу!

— Пойдём домой? — Брегор протянул руку, словно заключая договор.

— Идёт, — крепко сжал его ладонь мальчишка.

— Прекрасно, Бреголас. С этого момента мы — одна семья.

Примечание к части Предупреждение: Эол Долгое прощание

Знаешь, любимая, чёрное — это,

Как небо без звёзд, как земля на рассвете.

И с чернотою моё очевидно родство.

Знаешь, любимый, белое — это,

Как брызги и перья, летящие в лето.

И белое было всегда мне милее всего.

Мы сами не рады,

Но нас не переделать.

Стоим у ограды по разные стороны.

Чернила досады

И нежности в белом

С тобой всё равно мы поделим поровну.

Чёрное с белым смотрится.

Чёрное с белым сходятся,

Словно с картины сводится

Краска ушедших лет.

Все наши фразы сложные

Все недомолвки тошные,

Будто бы память прошлого

Смотрит печально вслед.

Счастье, как птица, влетает без стука

И бьётся о белую стену разлуки,

Тебя от меня отсекая, как недуг.

Чёрной оградой встает воздаянье,

И падает в чёрную горечь сознания

Наше беспомощное расцепление рук.

Останусь ли прежней иль стану сильнее?

Мой выбор, прошу тебя, благослови!

Нет в мире надёжней, нет в мире прочнее

Обиды-преграды для давней любви.

Чёрное с белым

Кружатся.

Рамки решений

Сужены.

О, Эру, дай нам мужества

Принять, что произошло.

Наши объятья крошатся,

Наши утраты множатся.

Чёрное с белым — прошлое,

Что навсегда ушло.

Чёрное с белым — разница

Чёрное с белым дразнятся.

Что нам в конце останется?

Нас не вернуть назад.

Все наши фразы сложные,

Все недомолвки прошлые…

Нам нужно нечто большее,

Чтобы не знать преград.

Музыкой звучал воздух, земля, деревья, ручьи и роса, словно в Эпоху Расцвета Валинора, но в то же время сплетение Тем было совершено иным. Завеса над Дориатом осталась далеко позади, однако её отголоски всё ещё доносились, отзываясь в листве и мхах.

Эол не спешил. Поначалу хотелось скорее добраться до гномьего города, но потом что-то заставило сбавить шаг и чаще делать привалы. Куда торопиться? Зачем? Надо ли?

Уйти из дома было тяжело: родоначальник и основатель Дома чувствовал — нельзя ослаблять контроль и оставлять жену и сына без своего присмотра, но и без торговли в Ногроде приходилось тяжело. После нескольких попыток отправлять слуг на ярмарки Эол понял, что не может всё передоверить помощникам, ведь кто лучше мастера знает, какие материалы необходимы? А ещё, нет гарантии, что все заработанные мирианы возвращались хозяину.

К тому же хотелось поговорить с дориатской стражей — вдруг кто-то искал пропавшую голодримскую принцессу?

Снова и снова прокручивая в голове подготовку к уходу из дома, вспоминая запертые замки мастерских и кладовых, где хранил ценные вещи, чертежи, инструменты и записи, Эол шёл сквозь лес, путая следы. Охране и слугам было приказано не спускать глаз с Ириссэ и Ломиона, и это утешало, но перестать думать о доме не получалось. Каждый шаг вперёд давался с большим и большим трудом, словно воздух стал болотом. В чем же дело? Скоро уже можно будет показаться на дороге, найти попутчика и быстро добраться до Ногрода, но пока необходимо сбить с толку любого, кто попытается следить, хотя, кроме цепных псов Тингола — Маблунга и Орофера, этим заниматься вроде бы некому.

Последние дни весны выдались жаркими, что, впрочем, стало уже привычным, и чаща полнилась терпкими летними ароматами. Обычное чириканье и карканье, как всегда, не привлекало внимания, как вдруг…

В небо взмыла разразившаяся криком стая. Эол знал — такой переполох случается не из-за охотника или внезапного путника — пернатые просто не поделили дерево, но…

Завеса, музыка, лес, птицы… Всё вокруг слишком напоминало о давнем судьбоносном дне, когда изгой встретил принцессу. Может быть, так только казалось, и на самом деле никаких совпадений не было, просто не отпускали мысли об оставленном доме, но Эол вдруг понял — он обязан вернуться и проверить, всё ли в порядке. Ногрод подождёт.

Вдруг жена нашла то зелье, которым её опоили перед отъездом мужа и отравилась им? Или… Кто знает, что ещё могло произойти?

***

Вино оказалось странного вкуса, однако Ириссэ почти не обратила на это внимания: мало ли, почему так? И даже то, что после одного бокала невыносимо захотелось спать, не удивило и не заставило испугаться — ничего не может быть хуже жизни с похитителем.

То ли ей показалось, то ли ненавистный насильник и правда заявился, но какая разница, если во сне рядом будет совсем другой эльф?

— Я пришёл сказать, что уезжаю, — прозвучал самый отвратительный в Арде голос, и тьма накрыла Ириссэ тяжёлым одеялом забытия.

Эол положил супругу на кровать, оценил действие снадобья. Да, хорошо усыпило. Жаль, не хватит до возвращения из Ногрода, но на долгое приятное прощание достаточно.

Теперь можно не срывать одежду, а просто снять. Какая жена сейчас покорная! Какая податливая! Лицо такое бледное, умиротворённое! Можно сколько угодно касаться волос, губ, скул, шеи, кончиков ушей, и не встретить ни одного гневного или презрительного взгляда. Прекрасно! Главное, смотреть сквозь настоящее, проникая взглядом в прошлое, когда потускневшие кудри блестели, высохшая кожа лоснилась, щёки не были впалыми, а на груди не проступали рёбра.

Отбросив платье и накидку Ириссэ в сторону, Эол скинул с себя штаны, сел рядом с супругой, прижавшись к её бедру своим.

— Некрасиво лежишь, — с укором произнёс мастер, внезапно представив эльфийку серебряной.

Абсолютно расслабленное истощённое тело не сохраняло правильное положение, пришлось использовать подушки и верёвку. Добившись идеального результата, кузнец представил, какую сделает статуэтку. Главное, правильно изобразить спящую эльфийку, чтобы она не выглядела мёртвой.

Удивившись странным мыслям, Эол убрал всё, что мешало положить Ириссэ на спину, привязал запястья жены к изголовью кровати, поднял согнутые в коленях ноги, притянул лодыжки к бёдрам, а колени поднял и зафиксировал путами так, чтобы ничто не мешало прощаться. Рот лучше заткнуть заранее, поэтому кляп прочно засел между побледневшими губами, лента, удерживающая его, вплелась в волосы.

Теперь, когда жена проснётся и начнёт пытаться сопротивляться, она лишь поможет наслаждаться своим телом и томными стонами.