Всё-таки надеясь обойтись без кровопролития, Эрривион приказал заранее подать сигнал приближения армии владык. Рога оглушительно запели, знакомая всем воинам Дортониона мелодия разлетелась по округе.

Боромир ехал позади командиров, не требуя оружия и щита, не стремясь вперёд. Казалось, мужчина заснул и сейчас рухнет из седла, хотя в подобное верилось с трудом — скорее, сыну вождя просто было стыдно, и он прятал лицо.

Толпа, сначала довольно спокойная, заколыхалась, загалдела, а услышав поданный эльфами сигнал, запаниковала.

Лучники выехали вперёд, послышались приказы разойтись, и народ начал рассеиваться.

— Не верю, что так всё легко закончится, — сказал Наргелион, снова находясь рядом со старшим товарищем.

— Я тоже, — кивнул Эрривион, зачем-то поправив шлем с нарготрондским гербом. — Посмотри внимательно: видишь, есть раненые. А ещё, — воин прищурился, — вон та группа отступать не собирается. Похоже, они действительно знают, чего хотят. Придётся с ними говорить. Лучше позвать кого-нибудь, кого они знают. Гони к лорду Айканаро, пусть пришлёт переговорщика.

Молодой эльф развернул коня и помчался к реке.

Выехав вперёд, двигаясь сквозь поредевшую людскую массу, Синда оказался перед крыльцом дома вождя. Боромир очень медленно двинулся следом.

Борон стоял, держась за свой статус явно крепче, чем за перила, безумными глазами смотря вниз, где около лестницы двое эльфов осматривали окровавленное неподвижное тело. Вокруг были Фирьяр разного возраста, вооружённые, злые, и ни один не смотрел на появившихся всадников с опаской. Совсем не осталось ни страха, ни трепета, ни уважения?

— Если подобное продолжится или повторится, — заговорил Эрривион, выпрямившись в седле, — мы не станем церемониться.

— Ну и разбирайтесь тогда, раз хозяева жизни! — подобрался, как для боя, крупный мужик с заметно высоким лбом. Эльф сразу отметил особенность и решил продолжать разговор именно с этим смертным.

— Мы не знаем, с чем разбираться, — спокойно произнёс верный короля, через силу заставляя себя не смотреть на раненого или убитого.

— Что вы не знаете? Что?

— Кто ты, как твоё имя?

— Аданор я, хозяин вон того поля, — махнул рукой мужчина, — а проблема у нас общая — вождь никудышный. А сдаваться не желает.

— Неудивительно, — Эрривион криво усмехнулся, — пришли толпой с оружием, убили кого-то, а потом удивляетесь, что вас не слушают.

Мужик поджал губы, посмотрел на собрата, которого осторожно погрузили на носилки и понесли в дом вождя.

— Да не знаю я, кто его пырнул! — развёл руками Аданор. — Мы с ребятами не доставали ножи. Вон, глянь, лезвие чистое!

Продемонстрировав охотничий клинок и руки, смертный перевёл взгляд на вождя, который теперь молча и в упор смотрел на сына, медленно, с опущенной головой приблизившегося к Эрривиону.

— Вот этих двоих, — указал на Борона и Боромира Аданор, — нам в главах не надо.

— А кого надо? — ожил вождь. — Тебя что ль?

— Да пусть и меня! Я хоть не пью с утра до ночи!

— Успокоились! — крикнул Синда. — Соберёмся на совет, и всё обсудим.

— Никакого совета! — стукнул кулаком по перилам Борон. — Пока неясно, будет Брегор жить или нет, никакого совета!

— Брегор? — посмотрел, наконец, на отца Боромир. — Это… это его счас унесли? Ты и внуком пожертвовал?!

— Тихо! — Эрривион осмотрелся. — Как только будет ясно, что с Брегором, соберём совет. Если кто-нибудь обнажит оружие или начнёт погромы или драки, сразу бросим в тюрьму, не разбираясь, кто прав, кто виноват!

— Ладно, поняли мы, — Аданор осмотрелся, потом обернулся на своих единомышленников: — Разберёмся пока, кто парнишу пырнул — этот гад нас всех подставил. Найти и наказать!

Борон молча ушёл в дом, Боромир, видимо, по привычке, бросил коня прямо во дворе и поплёлся следом. Эльфы переглянулись, однако сказать было уже нечего. Оставшись охранять дом вождя, Эрривион отправил к королю гонца с сообщением, что в Фиримаре вновь всё спокойно.

***

Пробуждение сопроводилось страшной болью в боку, переходящей на живот, отдающей в спине.

Застонав и снова чувствуя, как плывёт сознание, Брегор увидел рядом незнакомые размытые силуэты, от движения которых кружилась голова и тошнило. Запахло чем-то терпким и свежим одновременно, к телу прикоснулся холод, и боль медленно отступила, сменившись невыносимой жаждой.

Кто-то, словно предугадав желание юноши, поднёс к губам влажную ткань. Думая, что ничего лучше быть не может, Брегор, с трудом находя силы, стал пить показавшиеся восхитительно вкусными капли, а потом, переведя дыхание, прошептал:

— Кто вождь?

***

В лунном полумраке комнаты, среди ажурных узоров на стенах, изящно оправленных картин и зеркал заиграла музыка. Золотоволосый эльф едва касался пальцами струн, и казалось, будто на серебряные витые нити падают хрустальные капли, создавая свою собственную хрупкую мелодию.

Солмелиэ приподнялась на постели, посмотрела на отражение супруга на фоне луны. Большое овальное зеркало, казалось, собрало кусочки окружающего мира по-своему, слепив из них более гармоничную и прекрасную картину, чем существовала в реальности.

Закрыв глаза, Гельмир словно прислушался к чему-то тайному, известному только ему.

— Ночь меняет цвет, — запел он полушёпотом, — падая в рассвет.

Белый снег однажды канет в грязь.

А ветер ищет след

Безмолвия в траве,

Чтоб потом в безумный час

Сыграть для нас.

И мы меняемся с тобой не раз.

Стоит ли всегда

Видеть ту же даль?

Слушать те же звуки каждый день?

Былую боль терпеть,

Вновь и вновь твердить себе —

Лучшее застыло там, в моём «нигде»?

И меняется весь мир людей.

Мы все как снег,

Как воды рек,

Мы проходим через вечность, жизнь меняя.

Мы — волна,

И ты, и я —

Часть небесных и земных морей.

Не открывая глаз, Гельмир замолчал, продолжая играть. Обычно на этой арфе воплощала свои фантазии Солмелиэ, создавая супругу настроение для его проектов, но сегодня всё было как-то пугающе иначе.

— Лайталиэль, моё вдохновение, — так же тихо, как пел, заговорил мастер, — я понял очень важную вещь.

Хрустальные брызги мелодии закапали реже и пронзительнее.

— Я не умею воплощать свои мечты. Никто не должен подвергать себя опасности из-за меня и моих амбиций. Прошу, уезжайте с сыном из этого ужасного места в Нарготронд. Я мечтал о многом, хотел, чтобы здесь, в Дортонионе, в моей семье расцвёл ещё один цветок, но теперь я боюсь за тебя. Пожалуйста, Лайталиэль. Не спорь.

Солмелиэ опустила взгляд.

Луна скрылась за рваным чёрным облаком, и картина в зеркале перестала быть волшебной.

— Хочешь, я соберу твои вещи, а ты отдохнёшь перед дорогой?

Предложение супруга было приятным, но от сказанных слов захотелось разрыдаться.

Примечание к части Песня «Волна» гр. «Гран-КуражЪ»

Примечание к части Аэгнор/Андрет Ночь была прекрасной

Ночь была чистой.

Выйдя за порог отвратительно провонявшего дома, девушка вздохнула полной грудью. Имея всё, о чём можно только мечтать, Андрет брезгливо ёжилась, вспоминая запахи и вкусы тела жениха, которые приходилось ощущать, смаковать напоказ, изображать при этом наслаждение и умолять продолжать бесконечно. В тайне надеясь скорее всё закончить и больше не повторять никогда.

Ночь была ласковой.

Тьма обволакивала своими чёрными крыльями, как об этом писали в книгах, и теперь юная смертная чувствовала, как это бывает. Несмотря на плохо заживающую рану и небольшой жар от неё, Фаранор брал возлюбленную снова и снова, порой резко и грубо, но не со зла, а по неосторожности. Андрет это понимала, и раньше подобное не смущало бы её, ведь присутствовало неоспоримое знание — так у всех. Однако теперь девушка знала — нет, так не у всех. А мечта, облачённая в звёздную шаль фантазий, рисовала в голове совершенство, которым никогда не станет ни один смертный мужчина, эгоистичный, самовлюблённый, чавкающий во время еды и храпящий во сне.