Испугавшись, что следующий удар достанется Майрилу, супруга-пленница поцеловала сына в макушку и подтолкнула вперёд, чтобы тот шёл играть со слугами. Как обычно. Да, как обычно. Словно ничего не произошло.

Мальчик послушался не сразу. Растерянно посмотрев на родителей, ребёнок неуверенно вышел из комнаты, оглядываясь и останавливаясь, и вдруг прямо перед его лицом с грохотом захлопнулась дверь.

В коридоре послышались всхлипы и удаляющиеся быстрые шажки, Эол скривился:

— Слабак и трус. Сразу видно, что Нолдо по крови. Орков увидит, сразу в плен сдастся, чтоб не обидели. Но они именно таких и обижают. Это всё ты, жена — ничтожество воспитываешь!

Ириссэ понимала, что лучше просто извиниться, попросить совета научить, как правильно, однако несмотря на, казалось, сломленную волю, откуда-то взялась гордость. Опять. Нолдиэ подняла глаза, представляя себя прежней, уверенная, что её взгляд сверкает королевской злобой, сияя священным светом Древ Валар, однако…

Эол смотрел на жену всё более скучающе и разочарованно, с угасавшим интересом: перед ним была просто женщина, когда-то красивая, но теперь лишённая внутреннего света жизни, которую не украшала ни только что сделанная аккуратная причёска, ни драгоценности, ни дорогое платье. Худое ослабшее тело не вызывало желания прикасаться, ввалившиеся щёки, на одной из которых всё ярче проступал красный след, не хотелось трогать, чтобы ощутить бархатистость и гладкость, бледные губы не манили, и стало совершенно безразлично, что это скучное существо из себя представляет.

Однако, это была всё-таки жена, и Эол решил, что хотя бы для собственного спокойствия и чувства выполненного долга обязан попробовать быть мужем и отцом. Тащить это в постель показалось чем-то противоествественным, однако необходимо было убедиться в одной важной вещи.

— Ложись. Раздвинь ноги. Если есть бельё, снимай.

Бледное нечто замерло, всё ещё пытаясь изобразить на лице подобие угрозы.

— А если не стану?

Что это за голос? Если бы она говорила так, Эол бы никогда не обратил внимание на услышанное в лесу.

— Не станешь?

— Нет.

Отвратительно скучно. И эта безликая мерзость смеет перечить?

Удар по лицу опрокинул Ириссэ на пол, всё лишнее из одежды оказалось разорвано, два пальца грубо вошли в тело, проверяя верность супруги. Убедившись, что волноваться не о чем, Эол поднял то, во что превратилась в заточении прекрасная эльфийка, и резко усадил на кровать.

— Ты — моя жена. Забыла?!

Занесённая для удара рука заставила подчиниться и отрицательно закивать.

— Мне что, снова зачаровать тебя? Совсем не можешь по-хорошему?!

— Могу, — прошептала кривая щель на лице.

Эол сел рядом, и непривлекательное тело вздрогнуло.

— Ты понимаешь, что я не могу тебя держать под чарами всё время? Мы ведь семья, у нас есть сын, которому нужна мать.

— Ты хоть понимаешь, зачем? — с трудом сдержав слёзы, спросила Ириссэ, стараясь не думать о боли между ног. — Ты знаешь, что такое семья? Кто такой муж? Что значит «отец»?

— Мы должны познать всё вместе, — в глазах Эола блеснула радость — наконец, это ничто начало думать в правильном направлении. — Я говорил тебе о прошлом, честно рассказывал о себе, а ты ни разу не ответила мне взаимностью! Это несправедливо! И сейчас тоже: я готовился ко встрече с тобой, думал о том, что скажу, как проведём время, а ты повела себя, словно чужая, вновь не оценив ни моих усилий, ни доверия. Ты понимаешь, что чары этой земли делают меня практически всесильным, и я мог бы зачать тебе ещё одного ребёнка, но не стану, потому что ты плохая мать, и даже с одним не можешь сладить. Скажи, почему ты не доверяешь мне? Я вообще-то твой муж.

Совершенно не привлекательное ничто с двумя отверстиями между ног посмотрело с выражением, отдалённо напоминавшем ненависть. Неудивительно, Голодрим ничего другого чувствовать вообще не умеют.

— Если речь о семье, — заговорило блёклым голосом пустое место, — то почему моё мнение не учитывается?

— Я как раз пытаюсь выяснить, почему ты не делаешь то, что от тебя требуется. Это тоже непонятно?

Ириссэ замерла. Смотреть в глаза чудовища было страшно, понимание, что взъярившийся монстр может и убить, и тогда маленький сын останется совсем один против бешеной своры, однако хотелось понять, о чём думает тварь, вобравшая в себя всё худшее в Арде, сейчас, когда рядом беспомощная жертва.

Беспомощная жертва. Неужели пришло смирение с этим положением?

Нет, Ириссэ не смирилась, просто отчаялась, осознала, что надежду лелеять глупо. Здесь можно только прижиться и выжить. Может быть, стать таким же чудовищем? Нет. Этого сделать не получится, и Нолдиэ никогда не будет для Синдар своей. Никогда!

— Покажи мне, как ты хочешь ублажать меня. Делай то, что тебе интересно.

Слова были сказаны без желания, Эол предложил близость вынужденно, уверенный, что так должно быть в семье.

Так надо.

— Но я не хочу, — Ириссэ почувствовала, что снова на что-то надеется. — Понимаешь? Я не обязана хотеть. И ты тоже.

Вроде бы простые слова оказались для супруга-мучителя откровением, глаза цвета трясины стали безумными, и эльфийка мысленно попрощалась с жизнью. Однако чудовищное пламя быстро угасло, Эол встал и молча вышел за дверь.

— Спасибо, — прошептала Ириссэ задрожавшим голосом. — Спасибо.

Это было лучшее, что мог сделать для неё супруг. И сейчас, и всегда.

***

— Ты неправильно делаешь! — мальчик убрал руку слуги с пирамидки из плоских камешков, которая едва стояла, не разваливаясь.

— Пусть маленький господин покажет, как правильно, — эльф послушно кивнул.

Эол вошёл бесшумно, долго смотрел молча, как маленький Нолдо командовал его — его! — слугой, как тот самый Нолдо, что ворует внимание жены, теперь лишает даже помощников по дому, и думал, как показать этому Нолдо, кто имеет право что-либо решать, а кто нет.

— Господин, — встал и поклонился занимавшийся с Майрилом эльф. — Твой сын — очень умный мальчик.

— Умный? — Эол встал над ребёнком, сжал тонкое плечико.

— Папа! — не показывая, что ему больно, заулыбался маленький Нолдо. — Я умный.

— Тогда поможешь мне со сплавом. Ты — мой слуга, подмастерье. И не имеешь права считаться кем-то иным, пока не сделал ничего, сравнимого с моими изобретениями. Ты — слуга. Понятно, надеюсь? Не смей жаловаться на тяжесть, жар или голод. Не смей проситься отдыхать. Ты — слуга до тех пор, пока не превзойдёшь меня. Тогда, возможно, я стану служить тебе, но на твоём месте, Нолдо, я бы на это не рассчитывал.

О любви и героях

Ветер трепал синие драконьи знамёна, ясное небо сияло золотом дня, лучи сверкали на гребешках волн, отражались в окнах, куполах и шпилях.

Крепость Минас-Тирит возвышалась над могучей рекой среди пышных лесов, напоминая врагам о сокрушительной силе и доблести эльфийских воинов и владык.

— Расскажи, Орландир, — обратился к гулявшему вдоль берега архитектору сын принца Артаресто Инглор, — что произошло в Валиноре, почему король Финдарато был вынужден уйти? В книгах, которые я читал, история выглядит неполной.

— Ты так стремишься к знаниям, — восхитился мастер, заслуженно считавший крепость Минас-Тирит своим детищем, — это похвально, однако я не должен говорить больше описанного в книгах, если не позволит лично принц Артаресто.

— Тогда пойдём к владыке, расскажешь для него, — хитро подмигнул юный эльф, — маме и сестре тоже будет интересно послушать, а им отказать даже сам хозяин острова не посмеет.

Орландир явно не был рад внезапному вниманию, да ещё и требованию копошиться в некрасивом прошлом, однако архитектор понимал причину внезапного интереса к героическим событиям истории — когда король Финдарато Инголдо сообщил, что, несмотря ни на какие приказы хитлумского правителя Тол-Сириона не пошлёт на север армию, разговоры о войне больше не смолкали, и всё чаще вспоминалось то, о чём всем ушедшим из Валинора хотелось забыть.