В голове проносились сотни не связанных между собой мыслей о Валиноре и навек распавшейся семье, о том, что королева — или кто теперь Анайрэ? — никогда не увидит внука и даже не узнает о его существовании, о том, что вот это крошечное существо сейчас очень легко убить, но за подобное деяние обязательно жестоко отомстит ненавистный насильник, о том…

Младенец приоткрыл глаза. Голубые.

Только сейчас Ириссэ подумала, что у Эола очень необычный цвет радужки, примерно как у Митриэль — зелёно-коричневый, только светлее. Может быть, ребёнок не будет похож на отца?

Редкие волосы на крошечной головке были вьющиеся и чёрные, и рука эльфийки всё же коснулась горячей нежной кожицы на слегка вздымавшейся спинке.

— Это твой сын, госпожа, — сказал слуга, словно уверенный, что пленница его хозяина совсем лишилась рассудка и не понимает, что родила ребёнка.

Отчасти он был прав — Ириссэ действительно не осознавала, что с ней произошло, однако, проведя ладонью по крошечному тельцу, окончательно поняла: причинить вред сыну не сможет. Осторожно приподняв младенца, Нолдиэ трепетно прижала дитя к груди, с ужасом представив, каким жестоким отцом будет Эол и поняв, что станет защищать своего ребёнка, чего бы это ни стоило.

— Мой крошка, — заплакав от нахлынувших эмоций, прошептала Ириссэ, — мой мальчик!

Вокруг воцарилось долгое молчание, словно все, кто были в комнате, исчезли, а потом в коридоре послышались стремительно приблизившиеся шаги, дверь открылась, и на пороге из полумрака проступил ненавистный силуэт.

— Исчезни! — в ужасе прижав младенца к груди ещё сильнее и отчаяннее, Ириссэ закричала пронзительно, горько и совершенно безнадёжно. — Исчезни! Умоляю, исчезни! Пусть тебя здесь не будет! Никогда!

Примечание к части Песня А. Заблудовского "Вечен мир"

Серебряное имя

Нарготронд казался поистине волшебным городом, словно был построен не наугрим, а самим Вала Ауле, который принял облик своих забавных творений.

На первый взгляд обитель владыки Финдарато Фелагунда выглядела маленьким богатым поселением в девяти роскошных залах, соединённых путанными коридорами, но то и дело среди подземного лабиринта открывались новые и новые пещеры и ходы, и вот уже гость понимал — здесь даже не город, но целое королевство.

Уровень выше, уровень ниже, поворот за поворотом, и всё ещё не встретилось ни одного повторяющегося узора или барельефа. Да, здесь не эльфийское изящество, но в своей грубоватой красоте гномы были поистине неповторимыми творцами.

Неожиданно взгляд Тьелперинквара остановился на вырезанном в камне витиеватом огне. Пламя изображённого мастером костра поднималось от пола по стенам, смыкаясь на потолке, и эльф невольно представил настоящий огонь. Понятно, что гореть здесь было нечему, поэтому пожара быть не могло, но если бы из недр поднялся легко воспламеняющийся газ, никакие тайные ходы не спасли бы жителей пещер от мгновенной гибели.

Отбросив ненужные мысли, внук Феанаро Куруфинвэ пошёл дальше, рассчитывая выйти к озеру. Очень хотелось пробудить светлые воспоминания о валинорских водах, сиявших отражением волшебства Древ, когда ещё были живы надежды на ответную любовь гордой Артанис.

Приехав в Нарготронд, Тьелпе сам до конца не знал, чего ожидал от города Финдарато, кроме, пожалуй, возможности отправлять далёкой возлюбленной письма, которые точно дойдут, однако снова всё вышло настолько плохо, насколько могло: ответного послания от Артанис влюблённый эльф ни разу не получил, а потом Инголдо уехал, не обещав вернуться скоро.

Сообщая подданным о своих планах, владыка Нарготронда говорил очень вдохновляюще:

«Только представьте, мой народ! Ваш любимый король создаёт для вас будущее! Эльфы станут друзьями не только гномам, но и новой юной расе, которую мы взрастим и выучим сами! Мы не допустим ошибок Валар, не повторим собственных. Это шанс приумножить величие Арды!»

Тьелпе тоже услышал массу вдохновляющего:

«Твои письма обязательно тронут ледяное сердце моей маленькой сестрёнки, она непременно ответит! Более того, в моё отсутствие я разрешаю тебе брать любые драгоценности из зелёного сундука, стоящего на двух красно-золотых, недалеко от входа в сокровищницу, если ты будешь мастерить что-то для Артанис. Рассчитаемся после моего возвращения: сделаешь равноценные фианиты или огранишь натуральные камни. Однако, если будешь мастерить что-то для меня, возмещать ничего не придётся. Я сказал друзьям-наугрим, что ты хороший парень, и с тобой можно иметь дело».

То ли Финдарато колдовал во время речей, то ли сын химладского нолдорана не хотел критически оценивать сказанное, но так или иначе, поверив всему без разбора и отозвавшись сердцем, Тьелперинквар первое время буквально парил душой: рисовал, писал стихи, беседовал с гномами исключительно о женских украшениях, не замечая течения дней.

Однако постепенно наугрим разъехались, а новые почему-то не появились, ответы на письма так и не пришли, а созданные в порыве эскизы, воплощаясь, становились абсолютно обычными вещами.

«Может быть, — обречённо подумал Нолдо, — если бы Ириссэ не общалась со мной, неудачником, в Химладе, их встреча с Тьелко состоялась? Может быть, моё невезение прилипает к тем, кто рядом, словно размокшая глина?»

Берег озера показался за поворотом коридора, глазам открылась просторная пещера. Около воды веселились эльфы, танцуя под забавную мелодию без слов. Пламя костра плясало вместе с гуляющими, вода сияла волшебными огоньками.

На значительном расстоянии от компании сидели рыбаки, и, не замечая друг друга, читали книги.

Присмотревшись, Тьелпе увидел Орикона со старшим и младшим сыновьями и сразу же поспешил подальше от эльфа, который мог бы поднять нежелательные темы.

«Ты ведь сын короля, — сказал он однажды химладскому принцу, в очередной раз собирая совет Нарготронда, — а живёшь здесь, словно обычный Эльда, даже оплачиваешь взносы на содержание города, будто и не гость вовсе. Король Финдарато не оставил нам никаких указаний насчёт тебя, господин Тьелперинквар Куруфинвион, однако я понимаю, что обязан предложить тебе место в правящем совете и привилегии, связанные с этим статусом».

«Мне не нужна власть здесь, лорд, — ответил Тьелпе. — Я готов помогать городу на добровольных началах, но принимать решения и участвовать в их принятии, как один из владык, не хочу. Мне не нужны обязательства, лорд Орикон. Я планирую вкладывать мирианы, драгоценности и свои умения в интересующие меня проекты исключительно на добровольной основе, оставаясь никому ничего не должным и не делая никого своим должником».

Орикон не стал переубеждать химладского принца, однако Тьелпе был уверен — разговор повторится. Увы, приходилось признать, что ни один лорд не способен нормально воспринимать главенство над сыном короля, пусть даже соседнего государства.

Погрузившись в размышления и радуясь тому, что Миньятолос либо не заметил важного нарготрондского гостя, либо решил не здороваться первым, Нолдо пошёл к ручью, украшенному почти ажурным и воздушным мостиком, который очень напоминал эльфийскую постройку.

Очень. Напоминал.

Однако не был ею, и внук Феанаро Куруфинвэ посмотрел на витые перила не просто без восхищения, но с лёгким осуждением, видя как можно было бы сделать лучше.

В памяти всплыл тирионский рукотворный сад и вечно перестраиваемые лестницы, балконы, арки…

На мгновение Тьелпе показалось, будто он готов отдать всё, что имеет, лишь бы снова увидеть родной город. Что там теперь? Как выглядит дворец при свете Анар и в сиянии Итиль?

— Господин Среброрукий, — вдруг прозвучал совсем рядом девичий голос, — здесь очень красиво, правда? Я не помешала?

Первая мысль, ударившая в голову и окончательно выбившая из реальности, была страннее некуда:

«Она говорит совсем не как Артанис!»

— Нет, — сухо отозвался Тьелпе, бездумно повернулся к незнакомке.

«Она выглядит совсем не как Артанис».

Ещё более странная мысль заставила устыдиться, дева заулыбалась, как улыбаются милосердные победители, помогая поверженному встать и отряхнуться. Выигрыш ведь не главное, правда, неудачник? Однажды и тебе повезёт, только не со мной.