— Мне ответить честно или вежливо?

Дориатрим сдержанно рассмеялись, Лутиэн просияла, смотря на друга с поддержкой.

— Мои подданные будут рады повеселиться над твоей глупостью, захватчик, — хмыкнул Тингол. — Говори, как умеешь, не старайся соответствовать нам.

Пожалев, что был слишком ленив и легкомысленен, чтобы, живя в Тирионе, добиться разрешения Феанаро Куруфинвэ изучать вместе с ним Валарин, и что не взял с собой ожерелье Наугламир, по красоте превосходящее все украшения Элу вместе взятые, Финдарато окинул взглядом Синдар, ждущих, над чем бы посмеяться, и улыбнулся:

— Искажённая тьмой Завеса не влияет на тех, кто лишён страха.

— Хорошо, — Мелиан кивнула. — Насколько мне известно, Младшие не слишком бережно относятся к творениям Йаванны и к Арде в целом?

— Им необходимо напоминать об осторожности. Они ведь ничего не боятся.

— Полагаю, буковая роща Младшим Детям Эру подойдёт, — отрешённо ответила королева, игнорируя радостный взгляд дочери. — А найдут путь они, следуя за белыми стволами.

— То есть, — Финдарато поднял брови, — карту нам не дадут?

— Тебе указали путь достаточно точно, — хмыкнул Тингол. — Для дикарей.

— Владычица Мелиан, — снова поклонившись, Инголдо мысленно порадовался, что не взял с собой Эрьярона, — по моему скромному мнению, добро делается иначе.

— Добро, — усмехнулся король Дориата, — никому не нужное добро обернётся злом.

— По воле Рока, — вдруг сказала королева, — добро может обернуться злом, а зло — добром. Однако они никогда не меняются местами, оставаясь тем, чем были изначально.

— Твой вопрос решён, вождь, — Элу вскинул голову. — Тебя проводят.

***

Безмолвно находясь среди свиты владык, Орофер незаметно переглянулся с сыновьями. Младший не думал о происходящем, а Трандуил, стоявший на значительном расстоянии со своими друзьями, почувствовал взгляд отца и отрицательно покачал головой, давая понять, что не станет обсуждать и осуждать действия короля Тингола. Молодой золотоволосый воин уже не ссорился с родителем по каждому поводу, но и общался всё меньше, абсолютно уверенный, что всегда прав, возводя в абсолют каждое слово владыки Дориата.

Орофер краем глаза заметил, как Элу подал знак, и полилась мелодия множества инструментов — заиграли музыканты, которыми руководила Нимродель, не Даэрон — главного когда-то менестреля вообще не было в зале.

— Он пришёл, лишь на час опережая рассвет,

Он принёс на плечах печали и горицвет.

Щурился на север, хмурился на тучи,

Противосолонь обходил селенье,

И молчали ветры на зелёных кручах,

И цветные птицы стерегли деревья.

Ты не наш — в синих окнах трепетали огни.

Ты продашь, ты предашь, убийца, — знали они.

К поющей Нимродель подошла подруга Митреллас, а Нимлот закружилась в танце белоснежным вихрем — белые волосы, белое платье, белая накидка, белые туфельки, и перья, перья, перья…

Орофер заметил взгляд сына и всё понял — Трандуил любовался дочерью архитектора с такой нежностью, что у отца не осталось сомнений. Однако дева слишком увлеклась музыкой, чтобы увидеть влюблённого эльфа.

— Постучался в двери там, где вишни зрели,

К той, что пела песни да низала бисер,

Где играли звери, где плясали перья,

О незваном госте прошуршали листья:

Ты чужой, ты другой, твой народ — Голодрим!

Митреллас тоже пустилась в пляс, подпевая подруге, многие гости присоединились к веселью. Нимлот вдруг исчезла в толпе, и Трандуил сразу же помрачнел. Пробежавшись глазами по залу, но не найдя белый воздушный силуэт, он взялся за вино и начал о чём-то резко говорить с друзьями.

Дождавшись, чтобы отец отвлёкся, Лутиэн спешно покинула ставшее шумным помещение и поспешила догнать уходившего с совета друга, а вслед за ней полетела песня Нимродель:

— На пороге бросил ворох горицвета,

Только отвернулась — он уже далёко,

А в гнездо пустое на дубовой ветке

Колокольчик-сердце унесла сорока.

И не надо звать, ведь твои слова — как трава под ноги.

Как тростник, птичий крик, краткий миг дороги.

Гонит ветер на восток,

Через воды и песок,

Через горький-горький сок

Полыни.

Не догнать,

Не поймать,

Лишь кричать

Твоё имя.

Примечание к части Песня «Чужой» гр. «Мельница»

По ту сторону порога

Найденная в кладовке бутыль закончилась слишком быстро. Где-то в глубине души скреблось неприятное чувство то ли вины, то ли страха повторить судьбу отца и деда, однако оставаться трезвой не было сил — слишком много навалилось за последнее время.

«Пусть закончит начатое. Так будет лучше для всех».

«А если она больше не хочет умирать? Если поняла ценность жизни? Я видела это в её глазах!»

«Это уже неважно».

Слова-приговор брата повторялись в памяти снова и снова, и Андрет уже не знала, сказал ли Брегор остальное, или весь дальнейший кошмар выдумала она сама:

«Ты понимаешь, что мы не можем судить Аданель, как обычную преступницу? Но и помиловать её нельзя, потому что она хотела убить вождя! Изгнать? Но куда? Это равносильно казни! Даже хуже! Меня ещё больше возненавидит народ, если смерть несчастной убогой окажется делом моих рук! Пусть убьёт себя сама, либо ей в этом помогут. Тайно».

«Может быть, мне ещё раз попробовать с ней поговорить?» — отчаянно хваталась за ниточку Андрет, ужасаясь слишком обоснованной жестокости брата.

«Ты ещё не поняла? — Брегор посмотрел сестре в глаза, и желание спорить пропало. — Аданель любит этого орочьего выродка. Она его не выдаст. Я сам его найду».

От мысли, что девушке придётся умереть ради какого-то негодяя, становилось невыносимо жить.

«Ты сделала всё, что могла, спасибо тебе».

Лучше бы брат этого не говорил! О какой благодарности может идти речь, когда…

Не надо было возвращаться! Жила бы в лесу с мамой и папой, зимой бы делила вечера с бродягой-менестрелем, а потом когда-нибудь собралась бы и уехала на юг путешествовать. Конечно, хотелось воплотить мечту не одной, а с проклятым эльфийским лордом, но он ведь не поднимет свою неописуемо привлекательную попу с трона! Зачем ему шалаши и костры в компании всего лишь смертной, когда есть роскошный дворец и тысячи влюблённых эльдиэр?

От обиды захотелось напиться ещё сильнее, однако на крыльце послышались тяжёлые шаги, скрипнула, а затем хлопнула дверь.

Фаранор.

Помириться с ним оказалось проще, чем думалось поначалу. Главное, всё не испортить снова!

Наполовину оголив грудь и выставив на стол то, что успела приготовить, пока была трезвой, Андрет бросилась встречать жениха.

— Козлина не приходил? — со вздохом спросил Фаранор про брата, посмотрев сначала невесте в глаза, но потом заметив то, что она стремилась продемонстрировать. — Вижу, не приходил. Давно что-то нет. Козлина!

Речь замедлилась, руки, сильные, мозолистые и не слишком чистые, схватили обнажённое тело, притянули, сдавили, низ живота сделал привычное движение, демонстрируя готовность отдохнуть от работы.

Андрет улыбалась, позволяла себя трогать и раздевать, старалась соблазнительнее стонать, выгибаться и сжиматься, зная, что так всё закончится быстрее. А ещё невеста думала поговорить с опытными жёнами, кого тоже выдали замуж за хороших мужчин, выбранных семьями. Наверняка есть какие-нибудь волшебные средства, чтобы не приходилось часто делить постель с ненасытным супругом. Фаранор, конечно, хороший, но…

Он не Пушок и никогда не станет даже отдалённо похожим на эльфийского лорда.

***

Пришедший вместе с Мельдир знахарь внимательно осмотрел затянувшуюся рану на груди вождя, проверил пульс, удостоверился, что жара нет, и повторил уже не раз сказанное ранее — Брегор, сын Боромира здоров, и волноваться более не о чем. Да, нужно поберечься, не поднимать тяжести, но в целом поводов для беспокойства нет.

Понимая, что это не так, Мельдир проводила лекаря и вернулась к мужу.

— Что с тобой? — спросила она, садясь рядом на постель. — Почему ты до сих пор не встаёшь и не выходишь из комнаты? Скажи, прошу.