— Я вижу, что вы нам не враги, — светящийся поблагодарил за угощение, однако отказался от подарка, — но рассказать о себе вам необходимо.

— Мы с востока сбежали, — не моргнув глазом, начал говорить Бор, — там жуть творится! Фангли этот, башкой при рождении стукнутый, всё пожёг к хренам!

— Чокнутый он, да! — поддакнул брат, спрятав пойло.

— С вами нет малолетних детей, — эльф осмотрелся, взгляд остановился на трёх женщинах, возившихся с корытами. — И ещё недавно здесь видели только мужчин.

— Да куда детей тащить?! — попытался оправдаться воин. — Пропали б в пути! А это жёны наши. Мы не крали никого, они добровольно с нами, не рабыни, нет, жёны! А Сулион женщин не видел, так немудрено! Не до женщин ему было — раненый. Да и овдовел недавно вродь.

Светящийся командир остановил внимательный взгляд на не-рабынях, и Бор запаниковал — если сейчас хоть одна бабища попросит помощи, всё.

И тут случилось то, чего не ожидал никто: жёны беглецов посмотрели на эльфов, просияли и вдруг в голос расхохотались, что-то жестами напоминая друг другу. Похоже, когда-то случилось нечто крайне забавное, о чём можно рассказать, изображая слежку, пинки, карабканье на невидимое дерево, что-то поломанное и разбросанное, похоже, музыкальный инструмент, на котором тренькали. От ручья подошла Хола и, подмигнув мужу, махнула на подруг:

— Потом расскажу.

Обняв жену, Бор указал на неё эльфам:

— Вишь, добровольно. Моя.

Светящийся командир кивнул.

— Я видел Фирьяр с востока, — сказал он, всё так же внимательно смотря на людей, — и ни одно племя не похоже на вас.

— Ну, мы это, — Бор замахал руками, — севернее жили. Ну, там, где озеро такое, как подкова, и река ещё. Ну, поворачивает. Долбаная река! Как разольётся, бывало, весной, так нахрен всё зальёт, мать её. Но зато урожаи хорошие были, мы там от пуза жрали, а пришёл этот гад чокнутый, и всё. А чего, Сулион про нас чё плохое наболтал? Мы ж помогли, как всегда всем помогаем! И платы не взяли, ну, только спеть попросили, но это ж так, по дружбе больше. Мы друг другу без награды поём, извини, коль у вас не так. Мы не знали.

— В военное время, — светящиеся страшные глаза уставились на человека, — приходится проверять всё. Тыл должен оставаться безопасным, иначе удар в спину неизбежен. Я прав?

— Ну, да, — беглец развёл руками.

— Мы поняли друг друга, — кивнул эльф.

Ульг, наблюдавший за ходом беседы, махнул рукой — брат молодец, договорился с подозрительными чужаками. А раз помощь не нужна, значит, можно продолжить крайне важное для народа дело, а то правда ж поселение без детей странно выглядит.

***

Когда стало ясно, кто пришёл на помощь, Халет почувствовала стыд: тайное племя в своё время обидело чужаков с искрящимися глазами, а теперь те явились и выручили из беды.

Но какую плату за это потребуют?

Радостные возгласы о победе и слова благодарности постепенно стали сменяться плачем и жалобами — люди начали осознавать потери.

«Я осталась одна, — осенило Халет. — Ни отца, ни братьев, ни взрослых племянников…»

Представив, что сейчас какой-нибудь наглый дурак или не менее наглая сука попытается верховодить в её племени, женщина одним махом взобралась на долбанину, вскинула кулаки с воплем «Ха-а-а-ал!», заставила толпу поддержать её, а потом, спрыгнув, ринулась к светящимся чужакам и, благодарно поклонившись, попыталась объяснить, что, конечно, спасибо за помощь, но вообще-то племя Халет справилось бы и само, а ещё — награды ждать не надо, потому что никто подкрепление не звал. Как-то так.

***

Тэлуфинвэ снял шлем. Помня, какими поначалу были присланные Финдарато смертные, младший Феаноринг оценил неплохой словарный запас таргелионских дикарей. Немолодая растрёпанная женщина в орочье-эльфийских доспехах, на которых одновременно виднелись и восьмилучевые, и другие звёзды, а также корона с Сильмарилями и башня с огненным смерчем, кивнула эльфам и стала объяснять, что чужакам тут не место ни с добром, ни со злом. Видимо, такая позиция и помогала племени выживать всё это время.

Дикарка была коренастой, кривоногой, с глазами затаившейся хищницы — точно такая же, как те, что первыми пошли за эльфами. Но буквально через поколение Фирьяр прибавили в росте, выпрямились, научились говорить и писать неотличимо от Старших. Только суть их ни капли не поменялась.

— Мы помогли безвозмездно, — свысока улыбнулся Тэлуфинвэ, — просто так. Нам ничего не надо.

— Просто так? — дикарка выпрямилась в меру своей сутулости, расправила плечи, на одном из которых был орочий герб, а на другом — дортонионский, хищный взгляд изменился — охотница учуяла жертву. — А ещё поможете? У нас мужиков перебили.

Младший Амбарусса задумался, стараясь не улыбаться способу рассказа о несчастье, а особенно от того, как изобразили отцов. Разумеется, в его планы не входило задерживаться в Таргелионе и тратить свою казну на безразличных брату подданных, зато воинам Морьо, пожалуй, следует задержаться на берегах Аскара.

Это будет правильно. И милосердно.

***

— Мама? Где мама?

Ребёнок снова ушёл с временной стоянки беженцев тайного племени, спасавшихся от орков, и на этот раз никто не рискнул бросаться к лесу, откуда уже дважды не возвращались ушедшие за ягодами-грибами женщины.

— Где мама?

Малышу закричали вернуться, и в конце концов юная девушка не смогла остаться равнодушной и поспешила за неразумным дитём.

Оказавшись среди деревьев, молодуха-дикарка увидела ребёнка, которого чем-то угощал странный мужчина. Собравшись позвать на помощь, девушка вдруг оказалась стиснута в объятиях, рот зажала тяжёлая шершавая ладонь. Лицо обдало неприятным запахом, послышался тихий довольный смешок, а потом державшая под грудью рука полезла под грубо сшитую из кожи одежду.

Слишком низкая месть

Оказавшись дома, Морифинвэ понял, что не может находиться во дворце, где больше никогда не появится Пилинэль и не придёт с армией запуганных слуг дочка. Замок Митриэль и вовсе хотелось разнести по камню, а всё серебро — переплавить в оружие мести. Если бы не понимание, что нужно проводить советы, как ни в чём не бывало, таргелионский король сжёг бы столицу и сбежал бы в лес, чтобы убивать по одному каждого подозрительного встречного.

Но если так поступить, трон безраздельно займёт вероятная виновница гибели Пилинэль и Митриэль, а также не одной сотни эльфов, охранявших леди и принцессу.

Когда с южной границы сообщили, что несколько верных королевы уехали в Оссирианд, Оэруиль совершенно спокойно ответила, мол, да, отправила к сестре на всякий случай — вдруг война затянется, и придётся бежать в безопасные земли? Однако Морифинвэ это не успокоило. Жена готовит пути отступления. Зачем?

Мысли снова вернулись на изначальную точку отсчёта: Оэруиль не было никакого смысла избавляться от соперницы, поскольку их дела совершенно не пересекались, а кара в случае раскрытия столь чудовищного вероломства явно превышает выгоду.

Посмотрев на убранство дворца, король окончательно осознал, что здесь всё напоминает о потере, и боль не даст жить и думать. Где бы ни находился теперь Морифинвэ, сердцем он навсегда остался на холме, где лежали обугленные кости, поднятые из-под обломков Башни Эаринэль и собранные по округе. Уже не крича и не ругаясь, таргелионский король, отправился в лес за город и приказал построить новый замок, который не станет ассоциироваться с утраченным счастьем. Старый же пусть останется для… чего-нибудь. Может, выкупит кто.

Пока можно пожить в шатре, где память стен не станет давить и, высасывая последние силы, лишать способности управлять королевством и торговым союзом, иначе следующим обгорелым трупом станет сам владыка Карантир Феанорион.

***

Страшное даже на фоне войны известие шокировало Мидлос. Эльфийка только-только начала устраивать свою жизнь, вышла замуж за соседского кондитера, которому всегда нравилась, родила дочку и уже почти не вспоминала про бросившего её возлюбленного, как вдруг…