— Да, мерзко, хуже некуда.

Вирессэ подсела вплотную, прильнула к мужу, погладила плечо, спину.

— Мне больше нет доверия, — отчаянно вцепился в ладонь супруги Карнифинвэ. — Ни твоего, ни чьего-либо. Я даже письма не смогу отправить, не дав их прочитать Нолофинвэ! Я вижу, что происходит нечто важное, но мне никто ничего не говорит! И послания для меня не прилетают. Я не знаю, пишет мне лорд Маэдрос или нет и по какой причине!

— Надо же, как повернулось дело, — наигранно задумчиво подняла глаза к потолку с изображением звёздного неба и устремлённых к нему золотистых и розовых ветвей Вирессэ. — Мой злобный похититель оказался совсем беспомощным и попал в западню. Он теперь совсем не страшный и даже очень милый. Так и хочется укрыть одеялом, согреть, приласкать…

— От таких слов ещё хуже, — сдавленно произнёс принц. — Я действительно не держу тебя, Вирессэ. Уходи, не губи свою жизнь.

— Ты сказал это, не посмотрев на меня, — эльфийка крепче обняла мужа, — значит, решение не принято. — Ладонь ласково заскользила по красно-каштановым, с медным оттенком волосам, Карнифинвэ тяжело вздохнул. — Мне кажется, ты не знаешь, на что способно сочувствие.

— Всё бессмысленно, понимаешь? — сын старшего Амбарусса встретился, наконец, взглядом с женой. — Я изначально был пленником здесь, но моя роль была активной, я имел возможность ходить на советы, решал дела короны, мог влиять на политику, а теперь превратился в бесправного заключённого!

— Ты хочешь отослать меня домой, чтобы вернуть доверие врага?

Карнифинвэ болезненно сморщился, отвёл глаза. Рука принца крепче сжала ладонь эльфийки, взгляд скользнул по спальне в сторону засиявшего лучами Анар окна.

— Я уже ничего не смогу сделать, — тихо ответил потерявший доверие химрингский посланник. — Нолофинвэ не дурак — не станет давать мне второй шанс.

Вирессэ положила голову на плечо мужа, золотые волосы рассыпались по его груди.

— Тебя оклеветали, — сказала эльфийка, дотянувшись губами до шеи Карнифинвэ. — Или выдали намерения, угадав их.

— Почему ты так думаешь? — принц напрягся.

— Сочувствие — великая сила! Я ведь бедная несчастная девушка, похищенная буквально со свадьбы от любимого жениха злобным перводомовцем, который силой принуждает меня, горемычную, исполнять роль жены. Мне теперь не вернуться домой, потому что я опозорила семью и честь лорда Арагарона. Оскорбила всех, кого только можно, но виновен же ты, злобный вор. Меня многие жалеют и готовы помочь хотя бы просто дружеской беседой. Сказать плохо о тебе в Хитлуме готов любой встречный. Но я-то вижу — ты со мной не ради политики.

Карнифинвэ зажмурился, опустил голову, по-прежнему сжимая ладонь супруги.

— Ты говоришь, — Вирессэ ласково тронула щёку мужа, провела по скуле кончиком пальца, — не можешь ни отправить, ни получить письмо. Скажи, мой злобный похититель, тебе действительно есть, что передать в Химринг?

Принц внимательно посмотрел в глаза жены, лицо изменилось — ценный хитлумский гость начал приходить в себя.

— Ты назвала меня мелочным трусом, — угрожающе прищурился сын нолдорана Питьяфинвэ, отпуская руку эльфийки, — бессовестным манипулятором, ничтожным подлецом и жалким подхалимом. Ты настолько сильно презираешь меня? Или намеренно хотела оскорбить?

— Я должна была убедиться, что это не так, — словно ничего не произошло, промурлыкала Вирессэ, щекоча своими волосами грудь супруга. — И мне нужно было понять, насколько всё плохо.

— И что же ты поняла? — Карнифинвэ отстранился. — Насколько низко я пал, что даже позволяю говорить себе любые гадости?! Увидела, какой я безвольный слизняк?! Открыла моё истинное отвратительное нутро?!

— Тише, — поднесла палец к губам эльфийка, — мне лишь нужно было оценить глубину твоего отчаяния. Прости, что ставила эксперименты на живом Нолдо. Я не считаю тебя всем тем, что ты перечислил, правда. Просто я знаю, как помочь, однако рисковать без веской причины не хочу.

— Даже не думай… — начал протестовать принц, но его губы прижал изящный пальчик.

— Мне здесь сочувствуют. Не доверяют, нет. Но жалеют. Полагаю, один раз я смогу уехать как бы домой, предпринять попытку побега от тебя или честно сказать, что скучаю по родителям. Так или иначе, мне помогут покинуть Хитлум против твоей воли, конечно, мой жестокий тюремщик. Я найду способ передать письма или добраться тайком до Химринга, но при одном условии! Послания от тебя должны быть действительно важными. Ты же понимаешь — я не смогу сбегать от тебя постоянно, а потом возвращаться, жалуясь, что дома меня считают предательницей?

Карнифинвэ сгрёб супругу в охапку, уткнулся в шёлковые золотые волосы, сердце эльфа бешено колотилось, словно пытаясь вырваться из груди.

— Вирессэ…

— Да, мой похититель.

— Не называй меня так, хорошо?

— М-м-м…

— Пожалуйста.

— Как скажешь, мой…

— Ни слова больше.

Сияние утра заполнило спальню, тёмно-синее небо на потолке заиграло лазурными красками. С улицы донеслись весёлые голоса, и атмосферу вечного праздника, столь усердно создаваемую верховным нолдораном в Хитлуме, невольно подхватили даже те, у кого совсем не было причин для радости.

Лучшая замена эльфам на передовой

— Если бы только мог предположить, что когда-нибудь буду участвовать в создании обучающих книг и толковых словарей, я больше времени проводил бы с летописцем Квеннаром, когда была такая возможность. Но мне бы не пришло в голову, что я когда-либо стану заниматься одним из любимых дел Феанаро Куруфинвэ.

Двое эльфов шли среди опадавшей под ноги оранжевой, золотистой и бордовой листвы, серые тяжёлые облака медленно затягивали голубое небо, ветер кружил среди сухой травы, играя головками поздних цветов.

— Почему ты постоянно мешаешь мне спокойно жить? — с шуточным укором спросила Зеленоглазка. — Почему, Мотылёк? То мне приходится прятать твоих артистов от разгневанного принца, то вытирать слёзы жалости к себе с твоего грустного личика, то скрывать нас чарами от воинов Астальдо, чтобы спеть дуэтом на празднике, а теперь…

— Заметь, — со знанием дела поднял указательный палец Аклариквет, — каждый раз что-то новое. Я очень оригинален и никогда не повторяюсь.

— Можно я тебя стукну? — потёрла ладонью кулак колдунья.

— Нельзя, — покачал головой певец, — я под защитой короля. И уже давно понял, что не хочу быть битым даже за дело или в искупление. Хотя, раньше мне это казалось выходом. Иногда.

Эльфийка поправила волосы, прищурилась:

— Думал, если Нерданель разобьёт тебе нос, это как-то повлияет на ваши отношения?

— Я был наивным глупцом, — отмахнулся Аклариквет, отворачиваясь в сторону скорого заката. — Зато теперь знаю, как странно порой исполняются желания: я хотел занять место Куруфинвэ, и займу его. Пусть и совсем не в той сфере жизни, о которой мечтал.

— Я не представляю, как ты будешь составлять словари для этих Фирьяр, — усмехнулась Зеленоглазка. — То, что я о них слышала, создаёт весьма удручающее впечатление.

— Всё проще, чем ты думаешь, — по-прежнему смотря на запад, отозвался менестрель. — Необходимо научить их всего одной вещи.

— Раз обучение поручили тебе, Мотылёк, я примерно догадываюсь, какой именно.

— Да, догадываешься. Первое слово, которое должен научиться писать каждый атан — Нолофинвэ. Если это будет единственный набор символов, усвоенный кем-то, — не страшно. Каждый атан обязан знать, что это имя их Владыки, правившего Благословенными Землями за морем задолго до появления Фирьяр в Арде; Вдадыки, что правит сейчас и будет править вечно, и это истинное благословение Творца. Также Фирьяр должны будут знать, что о Нолофинвэ можно говорить только определённые слова: мудрый, справедливый, прекрасный, доблестный. Допускается использование «самый», «в своём роду», «среди Нолдор», «из эльфов». Возможно, я расширю список, если увижу, что ученики попались способные.

— И как ты это увидишь? Расскажут помощники?