Конечно, когда трусливые, словно кролики, эльфы, бежали с поля боя, они побросали всё, что мешало удирать быстро, поэтому и на равнине, и в лесах, и среди топей осталось много доспехов и оружия, которые теперь требовалось лишь подогнать по размеру для Сильмарилового воинства, но в кузницу пока не приходили бойцы, с которых необходимо снять мерки. Почему, интересно?

Единственным, кто в последнее время появлялся, был командир Шипастый Молот, справлявшийся о ходе работы. Орк и сам был неплохим кузнецом, и никому не доверял своё оружие и латы. Эльфы были уверены — военачальник ждёт, когда раскроют секрет заморского металла, чтобы самому сделать для себя новый боевой молот. Раньше многие орки заходили в кузницы не только раздавать пинки мастерам, но и делать что-то полезное, однако уже долго никто из них не появлялся, и данный факт заставлял вечно кислых и вялых молодых эльфов-подмастерий хоть немного оживать. Стремления к познанию и инициативы не было и у старших Авари, они работали больше по причине страха наказания и нежелания снова оказаться в опасном лесу, но у последующих поколений отсутствовал даже страх боли. Они просто расстраивались, плакали, получая удары кнутом или ожоги от раскаленной кочерги, а после снова продолжали ничего не делать, лишь создавая видимость какой-то незначительной работы в стиле «подай-принеси и не потеряй по дороге».

— Дело сдвинулось? — спросил вполголоса Шипастый Молот у кузнеца, побледневшего при виде военачальника. — Ясно, — скривился орк, смотря не на эльфа, а на лежащие рядом многочисленные латы.

Взгляд остановился на погнутом порубленном щите у стены чуть поодаль и лежащем рядом нагруднике со звездой. Воин хорошо помнил, кому принадлежали эти вещи. Жаль, не позволили оставить их себе.

— Ты слишком долго не справляешься с работой, — прищурился орк, взяв в руку кинжал с кривым лезвием. — Знаешь, почему у этого ножичка только один край заточен? Нет? Чтобы всадить его в пузо по самую рукоять, и, поднимая вверх, не разрезать брюхо с кишками, а рвать его.

Руки кузнеца задрожали, и Шипастый Молот злобно усмехнулся:

— Ты можешь откупиться от меня, бесполезный кусок мяса. У тебя есть дочь, которая меня возбуждает. Ты выставишь её трофеем на турнире, и я её заберу, победив всех слабаков. Если вдруг мне не повезёт, я заберу ту, что младше. В любом случае, тебе есть, чем меня задобрить, и, если мы договорились, я скажу Владыке, что ты уже почти справился с работой.

Уже собираясь уходить, Шипастый Молот подумал, что сейчас поднимется на тропу дозорных, наверно, услышит вой, принесённый ветром, и, довольно ухмыляясь, остановился.

— Помнишь те серпы, которые твой ничтожный собрат делает для жниц? — спросил орк эльфа. — Как думаешь, как скоро твоя спина станет такой же формы, если тебя, криворукого тупого кузнеца, подвесить рядом с королём вторгшихся врагов? А потом, если снять, разогнуться сможешь или так и будешь ходить кособоким?

Расхохотавшись над отразившимся на лице эльфа ужасом, орк ушел из кузницы.

Может быть, он тоже больше не придёт, как и его сородичи?

Празднуем победу

К празднику всё было готово, и народ уже съезжался с разных концов владений Мелькора.

Ближе всего к дороге, ведущей от поселений к Ледяному озеру, расположили высокую трибуну и внесли на неё приспособления для пыток и казни. Осуждённых, судя по всему, нашлось немало, поэтому развлечение растянется надолго. Дальше от тракта разместились торговцы выпивкой и закуской, и рядом с ними — несколько певцов-орков. На берегу озера демонстрировали товар кузнецы и охотники. Здесь можно было найти изделия из шкур и металла. А на идеально ровной глади промёрзшего до дна водоёма уже всё подготовили к турниру, где будут калечить друг друга ради того, что находится между ног юных эльфиек.

И когда народ собрался вокруг озера, толкаясь, ругаясь, обнимаясь и хохоча, усыпанное звёздами чёрное небо озарило волшебное переливчатое сияние розового, голубого, оранжевого, сиреневого и золотого цветов, и голос Владыки прозвучал раскатами грома с вершины близко расположенной горы:

— Сегодня, мой великий народ, мы празднуем победу!

***

— Сегодня мы празднуем победу над армией Моргота! — закричал с недостроенной башни Туркафинвэ, стараясь держаться за камни как можно незаметнее, словно нога уже совсем не беспокоит. Костыль он больше не использовал. — Пусть в этот день каждый отдохнёт душой! Сегодня вернулись разведчики и подтвердили, что орков нет в лесах, они больше не нападают на мирное население, и это наша заслуга! Так оставьте труды и заботы и празднуйте! Мы пришли в Эндорэ, чтобы сделать эти земли безопасными, и добились своего! Айя Феанаро Куруфинвэ! Да сияет его слава вечно!

***

— Умеешь ты изображать оратора, — мрачно усмехнулся Курво, помогая брату спуститься на землю. — Только этот отвлекающий манёвр более чем сомнителен.

— Мы сейчас всё обсудим, — прищурился Туркафинвэ, осторожно наступая на ногу, к которой всё ещё приходилось приматывать палку, но широкие штаны делали её незаметной. — Для начала поговорим вдвоём, я расскажу, что решил делать. И, Курво, ни слова Кано! Пусть и дальше сидит в своей спальне и не высовывается.

— Может, ещё стражу у дверей выставишь для надёжности? — Куруфинвэ осуждающе скривился.

Тьелкормо, морщась, посмотрел на брата.

— Мне надо присесть куда-нибудь, — прошипел беловолосый Феаноринг, — например, на свою кровать. И я тебя попрошу, брат мой, обойтись без язвительных замечаний. Наместник не станет вечно вести жизнь затворника и, значит, однажды попытается тут командовать. А я не собираюсь петь по его нотам.

Приветствуя усталых, но радостных эльфов строящегося города, двое Феанорингов ушли в почти готовый дом Туркафинвэ. Крепкие стены даже временного жилища всё же лучше и надёжнее походного шатра. Особенно, если надо, чтобы никто не подслушивал.

***

Взяв со стола вино и долгое время не отрываясь от бокала, постоянно пополняя его, Туркафинвэ развалился в кресле, наблюдая за братом.

— Я сказал разведчикам, — наконец, заговорил Тьелко, печально покачав головой, — что убью их всех, если они расскажут хоть кому-то, кроме нас, что видели. И, Курво, мне ведь придётся сдержать слово, если проболтаются.

— Тебя никто за язык не тянул, — пожал плечами Куруфинвэ.

— Ты так говоришь, — начал злиться Туркафинвэ, — словно тебя это ни капельки не касается! Я жалею, что не отправил разведку втайне от тебя! Твоя манера отстраняться от происходящего и уходить от ответственности заставляет меня хотеть снести тебе голову!

Выпив ещё, Тьелко выдохнул.

— Извини, — сказал он брату уже гораздо спокойнее. — Что тебе сказал твой верный, когда меня рядом не было?

— Я не говорил с разведчиками в твоё отсутствие, — отрешённо произнес Куруфинвэ-младший. Теперь единственный.

«Дурак!» — подумал Туркафинвэ с досадой и удовольствием.

— К великому сожалению, — тонкие губы третьего сына Феанаро дрогнули, — на том, что у Моргота кончились орки, хорошие новости тоже кончились.

— Потому что поддерживавшие нас эльфы кончились тоже.

— Да…

Братья замолчали. Начать обсуждать главную для них обоих весть не хватало духа.

***

Орёл пролетал гораздо севернее своего обычного маршрута, чтобы видеть льды Хэлкараксэ. Обогнув владения Вала Мелькора, посланник Манвэ сделал круг над лесом, где на берегу реки начали возводить город выжившие Нолдор, и устремился назад через море.

Когда исполинская птица пролетала над равниной Ард-Гален, какая-то неведомая сила заставила Майтимо открыть глаза и посмотреть на небо. Орёл скрылся из вида, и сын Феанаро, стараясь дышать медленнее и осторожнее, чтобы не тревожить искалеченное тело, зажмурился. Боль лишила сил думать, и только неизменно пустая земля внизу ещё способна была пробудить хоть какие-то эмоции. Никого…

«Ты думаешь, твои братья такие же, как ты. Считаешь их героями. Меряешь своей меркой. Тебя ждёт разочарование, сын великого Феанаро Куруфинвэ. Разочарование и прозрение».