Уверенный в своей правоте, воин осмотрелся. Ничего подозрительного на площади не происходило, многие давно ушли к арене, где, скорее всего, уже развлекались конники. Взгляд на мгновение остановился на показавшихся знакомыми эльфах-музыкантах: мужчине, сидевшем, опустив голову, полностью погружённом в игру на деревянной лире, и женщине, которая пела вместе с ним. Казалось, менестрели совершенно не готовились к выступлению, но этот факт совсем не портил впечатление. Ранион слушал, но смотреть на музыкантов почему-то не мог — всё время что-то отвлекало внимание. Решив, что надо заниматься своим делом, воин пошёл дальше, невольно вслушиваясь в удаляющуюся песню:
«Верю я: ночь пройдёт,
Сгинет страх.
Верю я: день придёт,
Весь в лучах.
Он пропоёт мне
Новую песню о главном.
Он не пройдёт, нет,
Лучистый, зовущий и славный!
Мой белый день!
Сколько зим ночь была,
Сколько лет?
Будет жизнь, сгинет мгла,
Будет свет!
Он пропоёт мне
Новую песню о главном.
Он не пройдет, нет,
Лучистый, зовущий и славный!
Мой светлый день!
Я войду в радость дня, «блудный сын».
И скажу: «Вот и я, здравствуй, мир!»
Он пропоёт мне
Новую песню о главном.
Он не пройдёт, нет,
Лучистый, зовущий и славный —
Мой чудный мир!»
Примечание к части Песни: В. Пресняков "Я буду помнить" и Ж. Агузарова "Верю я"
О настоящем огне
— Я радуюсь, что вы откликнулись на приглашение, — проникновенным голосом, словно копируя манеру Вала Манвэ, произнёс Нолофинвэ, занимая место на трибуне рядом с Ангарато, — и печалюсь от понимания, что после расставания снова долго не увидимся. Скажи, родич, что мешает тебе общаться со мной чаще?
— Править королевством совместно с братом и женой оказалось не так просто, как я рассчитывал, — напряжённо сказал дортонионский владыка, улыбаясь сидевшей рядом супруге, которая делала вид, будто её совершенно не интересует разговор с верховным нолдораном.
— Я вижу, что возникла путаница с границами и торговыми договорённостями, — ещё печальнее вздохнул Нолофинвэ. — Формально, вы объявили себя Тэлери, во главе с королём Финдарато Инголдо, однако владыка Эльвэ считает вас Голодрим, не признавая своей роднёй. Таким образом, вы официально считаетесь из рода Нолдор, а значит, моими подданными. Как и все остальные Нолдор.
Эльдалотэ беззвучно рассмеялась, отвернувшись к сидевшему рядом сыну и его невесте. Арагарон начинал злиться, мать это прекрасно видела.
— Спокойнее, — тихо произнесла супруга Ангарато. — Не давай волю эмоциям.
— Хорошо, — прошипел юный лорд, встал со своего места и, ничего не говоря, пошёл прочь с трибуны.
Вирессэ растерялась, не зная, что делать, хотела последовать на женихом, однако Эльдалотэ вдруг нежно взяла её за руку.
— Нет, — тихо сказала леди, — не потакай капризам мужчины, иначе самой придётся становиться мужем.
Растерянная девушка напряжённо уставилась на арену, не понимая тонкостей происходящего, а просто делая вид, что наблюдает. Однако зрелище постепенно захватило внимание своей пугающей красотой. Лорд Айканаро и незнакомый эльф с красно-каштановыми волосами и золотыми звёздами на груди, верхом на дивно красивых лошадях, кружились в странном танце. У обоих всадников в одной руке был лёгкий меч, а в другой — факел, горящий искрящимся бело-голубым огнём.
Кони ступали плавно, скрещивая ноги, шагая то вперёд, то назад, изящно разворачиваясь и переходя на лёгкую рысь, а после — снова на шаг. Ощущение головокружительного танца завораживало, отвлекало от сверкающей стали и бело-голубого искрящегося пламени.
— Путаницу с границами мы сможем решить после праздника, — продолжал говорить верховный нолдоран, не обращая внимания на разносивших вино и закуски слуг.
— Путаницы нет, — напряжённо ответил Ангарато, смотря, как брат встал в седле, размахнулся клинком и, казалось, сейчас одержал бы победу над соперником, разрубив и тем самым погасив его факел, однако красноволосый Нолдо в последний момент уклонился, конь обманчиво подался назад и сразу же вперёд, сталь сверкнула лучом Анар, и бело-голубой огонь из руки лорда Айканаро упал на песок, быстро угаснув.
— Да что б тебя волколак покусал, Карньо! — в шутку выругался дортонионский владыка, поздравляя своего противника с победой под дружные крики толпы. — Но больше я на такое не попадусь — я разгадал твой манёвр!
Карнифинвэ молча согласился, однако понимал, что неопытный в подобных играх Айканаро проиграет снова и снова. Обведя взглядом трибуны, принц остановил взгляд на аплодировавшем ему верховном нолдоране. Судя по лицам его гостей, узурпатор либо одерживал безусловное лидерство в споре, либо это должно было вот-вот произойти.
— Молодец, мой принц! — крикнула окружённая подругами Райвен, бросая на арену цветок.
— Хвала победителю! — мелодично пропела Нелладель, красуясь, демонстрируя волосы и открытое платье. — И рвётся сердце глупое на части, — полилась с ярко очерченных губ песня, — любви срывая тайную печать,
И можно всё отдать за это счастье,
За это счастье можно всё отдать!
Карнифинвэ улыбнулся дочери Раниона, посмотрел на искрящийся факел. Обычно победитель дарил свой огонь кому-нибудь на трибуне, выбирая либо жену, либо сына, либо кого-то из друзей. Можно было также отдать трофей проигравшему противнику, напоминая тем самым, что бой был просто шуткой, не имевшей никакого значения ни для кого из собравшихся.
— Смотреть в окно, как угасает вечер,
Листком осенним на ветру дрожать,
И можно всё отдать за эту встречу,
За эту встречу можно всё отдать!
Взгляд снова скользнул по зрителям. Узурпатор опять что-то говорил лорду Ангарато, и тот мрачнел на глазах. Нолофинвэ посматривал на химрингского посланника, видимо, ожидая, что факел подарят ему, и это будет символично: когда-то самопровозглашённый король Феанаро зажигал огни, а теперь пламя, как и корона, добровольно передастся в руки Второго Дома. Дортонионский владыка сидел, смотря невидящими глазами прямо перед собой, его супруга делала вид, будто любуется вышивкой своего платья, а девушка рядом с ней, видимо, родственница, с украшенными цветными лентами косами цвета золота с интересом наблюдала за происходившем на арене.
— И ты придёшь ко мне из ниоткуда, — песня Нелладель звучала призывно, пробуждая в сердцах тепло, однако принц не оборачивался на голос, невольно засмотревшись на милые золотые кудряшки, обрамлявшие юное испуганное личико, — когда уже душа не в силах ждать,
И можно всё отдать за это чудо,
За это чудо можно всё отдать.
Карнифинвэ поймал взгляд синих глаз, в которых отражалось смятение и робкая надежда на помощь, какая бывает у ребёнка, стыдящегося признать, что разбил или потерял ценную вещь.
— И рвётся сердце глупое на части,
Любви срывая тайную печать,
И можно всё отдать за это счастье,
За это счастье можно всё отдать.
В голове сложилась мозаика, однако принц так до конца и не понял, что именно вложил в свой поступок. Послав коня к ограде, сын нолдорана Питьяфинвэ изящно поклонился узурпатору и его гостям, а в следующий момент сияющий факел оказался в руках смущённой растерявшейся Вирессэ.
— Этот огонь сегодня победил, — сказал Карнифинвэ, с улыбкой наблюдая за реакцией короля, лорда, леди, Райвен и Нелладель, — возможно, сейчас не лучший день в истории Арды, но я хочу, чтобы мы его запомнили.
Синие глаза стали ещё испуганнее, руки дрогнули, однако удержали древко.
— Милый, — шепнула Эльдалотэ супругу, — не всё так плохо, как ты думаешь. Посланник Химринга на нашей стороне, он поддержит позицию Дортониона, и сейчас ясно дал это понять самому нолдорану. Это прекрасно, любимый.
Ангарато согласно кивнул.
Развернув коня, принц дал знак, что пора начинать следующий поединок.
— Род Феанаро, — ухмыльнулся верховный нолдоран, смерив тяжёлым взглядом Вирессэ, — всегда отличался неумением вести переговоры.
