Поползли странные слухи, однако командир Фанкиль утверждал через гонцов, что проблема решена, только воинов нужно больше. Много больше!
Вот Ульгу и повезло! Попал на Восточный фронт.
— Отец сказал — валить! — не унимался второй сын. — Я не хочу подохнуть! Не хочу!
Неожиданно в кухне появилась его жена, делая вид, будто принесла печёной репы. Покрутив бёдрами перед мужем, женщина повизжала из-за мощных шлепков по ягодицам, демонстративно выпятила грудь и снова удалилась.
— Видели?! — выкрикнул подобревший муж. — Любая наша баба, даже немытая, лучше орчихи после купанья! Валить надо! Валить! — Затравленно осмотревшись, мужчина нагнулся над столом. — На самом деле, братиш, я кое-что знаю. Батя, яма ему периной, — голос превратился в хриплый шёпот, — говорил, что надо валить от господ, мать их кверху задом, потому что мы им не ровня, сук, а значит, дыра драная, нас никогда не станут ценить выше коровьей лепёшки, которая ток на удобрение годится! Что б их затыкали до смерти в нос и дырки от глаз!
— И чё? — прищурился старший, которому было вполне комфортно подчиняться командиру-Майя.
— Да ничё. Валить надо. Вот чё! Перед смертью, братиш, не врут!
***
Ветер носился по выжженной ядом равнине, перенося отравленную пыль на пока ещё зеленеющие поля. Вихри закручивались воронками, метались среди рассыпавшихся в прах кустарников, швыряли в стороны трупы мелких зверьков. Год-два, и земля снова начнёт плодоносить, но уже не для эльфов.
Высокий тонкий мужчина с длинными волосами — огненными на солнце и серебристыми — под луной, совершенно не выглядевший воином, однако облаченный в доспех с чёрной короной на нагруднике, стоя на высоком холме, осмотрел возможное будущее поле боя. Состоится сражение или нет, сказать было невозможно, похоже, даже пленник, схваченный четыре дня назад, не был уверен в планах эльфов, однако быть готовыми дать бой нужно всегда. Наместник Мелькора на востоке хорошо это знал и поэтому не ослаблял бдительность.
Орки и люди, проверяя окрестности, путались в показаниях, однако многие утверждали, будто видели не только своих привычных врагов, но и низкорослых бородатых мужичков. Вероятно, воинам показалось, или в их верности пора усомниться — под такое описание попадает немало мелькоровских бойцов. Однако, не стоило исключать возможности неожиданной помощи гномов. Зачем им это, ещё предстояло выяснить.
Шесть дней назад разведка заметила маленький отряд шпионов, рыскавший по округе. Вскоре лазутчики попали в засаду. Военачальник Фанкиль удивился, когда эльфы, поняв своё безнадёжное положение, сразу же, убили себя, и лишь один замешкался, поэтому оказался здесь — в крепости Фангли, которая, конечно, не Утумно или Ангбанд, но тоже весьма грозная твердыня, куда лучше не попадать врагам Владыки Мелькора.
— Пленник ответил на вопросы? — наместник обернулся к идущему в его направлении воину-человеку. Тонкое белое лицо Майя, не темнеющее от лучей Анар, не выглядело угрожающе, однако любой боец знал: милая эльфоподобная внешность Айну — коварно обманчива.
Боец отрицательно покачал головой, склонился перед владыкой. Несмотря на жару, мужчина был одет в кожаный доспех поверх плотной многослойной рубахи — готовился к сражению заранее.
Глаза Фанкиля вспыхнули пламенем Утумно. Что ж, магия — значит магия.
***
Камера без потолка, напоминавшая колодец, где наместник Мелькора держал пленника, находилась высоко, в отдельно стоявшей башне. Днём здесь невыносимо пекло, а ночью становилось холодно, на стенах то и дело дежурили стервятники, проверяя, не готов ли для них обед.
Черноволосый кареглазый эльф, иссеченный кнутом и избитый палками, к ногам которого были прикованы неподъёмные гири, лежавший на раскалённом от прямого солнца каменном полу, слабо отреагировал на появление новых мучителей. Последние дни состояли исключительно из побоев, а в рот попадала только собственная кровь. Руки, скованные за спиной, за которые поднимали над полом при помощи цепей и колеса, страшно болели, словно их переломали. Вероятно, так и было, и пленнику казалось, что он уже готов молить о смерти, согласившись на любые условия.
Фанкиль подошёл ближе, дал знак сопровождавшим людям, и совсем рядом загремела цепь. Эльф в ужасе сжался, хотел закричать, но почему-то онемел, корчась в беззвучных рыданиях, и пусть ещё ничего не успело произойти, сомнений не возникло — его снова сейчас поднимут за скованные за спиной искалеченные руки.
— Почему ты считаешь эту землю своей? — задал вопрос Майя, не ожидая в ответ слов — ему нужны были мысли и эмоции. — Ты слишком юн! Ты родился не в этих краях. Священная для первых эльфов земля чем является для тебя? Кто ты? Зачем ты здесь? Не понимаешь, кто настоящие хозяева Арды и каждой песчинки на её поверхности? Здесь нет ничего вашего, разве непонятно? Кто ты? Назови своё имя. Кто послал тебя сюда? Кто этот глупец, мечтающий о прекрасной жизни на берегах озера Куивиэнэн? Кто этот слепец, уверенный, будто прошлое можно вернуть? Мир никогда не станет таким, каким был изначально, а ты, по вине пославшего тебя на смерть гордеца, больше никогда не обретёшь свободу. Вечные мучения — отныне твой удел, и, знай, дитя, никто не найдёт тебя здесь, потому что…
Цепь ещё не подняла заметавшегося в ужасе пленника над полом, но уже начала тянуть вверх запястья.
— Никто не знает, где ты.
Отчаянный крик, всё-таки вырвавшийся из окровавленной, покрытой синяками и ранами груди, больше похожий на мольбу, чем на вопли боли, заглушил металлический скрежет, распугал стервятников, однако бравая песня, долетавшая с улицы, звучала громче, заполняя собой окрестности и камеру-колодец. Будет бой? Нет? Неважно! Мы — здесь хозяева отныне и навек! А высунут носы захватчики — пожалеют, что на свет родились!
«На широко поле
Да на высокий берег
Ехали вояки — десять тысяч лошадей.
И покрылось поле,
И покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим командиром не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим командиром не приходится тужить!
Просвистели стрелы,
Первая взлетела,
Первая взлетела — в ногу ранила коня.
А за ней вторая,
А за ней вторая —
За ней вторая в сердце ранила меня!
Командир наш знает, кого выбирает —
Грянула команда, да забыли про меня.
Им досталась воля да весёла доля,
Мне досталась пыльная горючая земля.
Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волюшки во широком полюшке,
Солнышка горячего да верного коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим командиром не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим командиром любо голову сложить!»
Примечание к части Песня народная (казачья) "Любо, братцы, любо"
Снадобье Народа Звёзд Феанаро Куруфинвэ
«Самая крепкая любовь — это любовь к мечте, к надежде, а вовсе не привязанность к живому эльфу рядом или воспоминанию о мёртвом».
Сказавший эти слова давно ушёл в небытие, которое аманэльдар называли Чертогами Намо — бездной-тюрьмой. Ушёл не по своей воле, а потому что за него решил враг. Эльфа нет, но память осталась, и теперь Туивьель снова спорила с запавшим в душу высказыванием. Да, лорд Маэдрос — надежда и мечта, символ борьбы и победы там, где, казалось бы, нет шансов на хороший исход, но любовь к нему строится вовсе не на этом!
Поднявшись на смотровую площадку башни с главным химрингским знаменем, размеры которого поражали, а вложенный в его создание труд — восхищал, леди прошлась по кругу, обходя окна-бойницы, рассчитанные на разные виды оружия. Молчаливый бдительный караул поприветствовал госпожу и снова замер, словно состоял из каменных скульптур. Туивьель огляделась. Невозможно смотреть одновременно во все стороны, необходимо выбрать одну.
