«Я не лезу ни в чью жизнь, — с подозрением смотря сквозь вуаль, втородомовская травница то и дело заставляла внутренне содрогаться. — Мне просто нужно знать, когда я смогу уплыть отсюда».

Но что могла ответить Зеленоглазка? Что не вправе и не в силах влиять на дочь лорда Корабела, на него самого и его трактовки воли Вала Улмо? А это разве не очевидно? Но это всё же мелочи.

Лишь бы ничего другого не спросила! И не только Митриэль…

Когда приходили письма от Риньо, колдунья каждый раз вздрагивала, с ужасом представляя, что друг-менестрель догадался о её причастности к переменам в принце Финдекано. Понятно, что Риньо вряд ли совершит нечто, вредное для подруги, поскольку ему пошло на пользу внезапное безумие сына короля, но доверие к Лайхениэ рухнет раз и навсегда. Зеленоглазка очень боялась этого, несмотря на по сути тупиковые отношения с вечно жалующимся на жизнь музыкантом.

— Я хочу выучиться здесь и отправиться в осадный лагерь, а может, и с отцом на север, — прервала размышления колдуньи Глорэдель.

— Вряд ли он позволит тебе так рисковать, — пожала плечами эльфийка, вспоминая, сколько девушек говорили нечто подобное, но потом либо передумывали сами, либо им запрещала родня.

— Это мой долг! — аданет выпалила с жаром. — Я — дочь вождя!

Вдруг Зеленоглазка насторожилась, а через некоторое время в коридоре послышались громкие голоса и незнакомые шаги.

— А ну, пошёл отсюда! — донёсся приказ охранника-адана, прозвучали глухие удары, невнятная ругань, и любопытная девушка выглянула за дверь.

Нарушителем спокойствия оказался невысокий полноватый мужчина средних лет, лысеющий, с безумными выпученными глазами в красных прожилках. В молодости, наверное, он выглядел вполне привлекательным, но сейчас пугал до дрожи.

— Ты знаешь, что мне нужно! — громче и громе орал незнакомец. — И я это возьму, если не дадите!

— Тише-тише! Брат, ты чего?! — вмешался в драку появившийся из комнаты мужчин-лекарей худощавый адан.

— Пошёл вон, Унур! — заорал тот, сгибаясь под ударами охранников. — Ты мне не брат, раз не помогаешь!

Глорэдель закрыла дверь, но ещё долго слушала крики из коридора.

— Несчастный это человек, — вздохнула Зеленоглазка, берясь за какие-то записи и схемы частей тел. — Я помню его молодым, как тебя. Он пришёл за лекарствами для младшей сестры, у которой часто болели уши. А потом поехал на север.

***

Ветер — дышать невозможно. Холод — до слёз. Метель — словно хлыстом по лицу. А сзади погоня.

Бежать! Быстрее, быстрее! Нельзя им попасться! Только не к оркам проклятым! Только не к ним!

Снег, грязь, лёд, вода… Удар шквала, да такой, что слепота сразу. Тьма лишь на миг — а под ногами вдруг исчезла опора. Падение.

И всё.

***

— Его привезли соратники, — многозначительно посмотрев на Глорэдель, продолжила рассказ знахарка. — Говорили, он себя выдал, когда в разведку ходил, за ним погнались, и он упал в овраг на кусты — пропорол брюхо насквозь. Выжил чудом, но…

Зеленоглазка посмотрела на дверь, покачала головой.

— Он теперь болен? — осторожно предположила аданет.

— Да, — согласилась колдунья. — Он не может без некоторых эликсиров. Точнее сказать, может, но что-то заставляет его употреблять их снова и снова. Иногда ему удаётся где-то купить снадобья, но когда не получается, он приходит к нам и угрожает.

— Он опасен? — спросила тихо-тихо дочь дор-ломинского вождя.

— Так же, как и все подобные ему. Да, Глорэдель, их много. И поверь, они хуже обычных пьяниц.

***

Почтовая карета проехала площадь, голоса зазвучали громче, но аданет слушала только шаги в коридоре.

Нет, не тот страшный человек. Кто-то другой. Знакомый. Сердце замерло.

Раздался стук в дверь, и после позволения зайти в комнате появился высокий худой адан с седыми волосами и рябой кожей, но удивительно красивыми лучистыми глазами.

Слегка поклонившись, мужчина положил на стол подписанный знахарями листок и, словно извиняясь, пожал плечами:

— Мне сказали, что ты передашь.

Глорэдель знала, о чём речь, для чего это лекарство, и кому оно требуется, где оно хранится и как его изготовить, но сейчас в одно мгновение забыла всё.

— Серый шкаф справа, — внезапно прозвучавший голос Митриэль заставил вздрогнуть. Когда травница успела войти? — Вторая полка, три средних флакона. Кстати, девочка, сходи, сама лекарства отнеси, заодно запиши подробно, как здоровье Ниэльлунэ. Может, пора другие зелья варить.

По интонации травницы создавалось впечатление, будто она говорит о тех составах, что готовят для омывания трупов перед погребением.

— Ей будет приятно внимание, — кивнул мужчина. — Спасибо.

Глорэдель ощутила ревность. Понимая, что этот Гилнор ей не пара, аданет страшно злилась на судьбу и влюблялась всё сильнее. Было в этом мужчине с примесью эльфийской крови что-то… Особенное! Волшебное!

Быстро собрав порошки и эликсиры, дочь вождя поспешила вместе с Гилнором к больной женщине, заботу о которой он объяснял просто:

«У неё больше никого нет. Только я».

Не муж, не любовник. Просто приятель, боевой товарищ. Но Глорэдель чувствовала, что такая связь гораздо крепче любви, и не могла справиться с разъедающими сердце чувствами.

На миг подумалось, что надо бы забрать письма, но мысль о долге знахарки перед нуждающимися в помощи не позволила подойти к зданию почты. Потом. Всё потом. Сначала — больная одинокая женщина.

Тёзка небесной звезды

В маленьком тихом доме было несколько наглухо запертых комнат, в которые, судя по пыли на дверных ручках, давно никто не заходил. Обжитая часть помещения выглядела так, словно там пронёсся ураган или табун диких лошадей с той лишь разницей, что ни ветер, ни животные не оставляют на стенах надписи с проклятьями в адрес Моргота и любовные послания хозяйке.

Привычно проходя по заваленному старой мебелью и тюками коридорчику, Гилнор ловко приладил на место падающий подсвечник, поправил полочку, протёр бронзовую статуэтку собаки. Глорэдель растерялась и не знала, как себя вести, поскольку её учили, что в чужом доме ничего трогать нельзя, если хозяин не попросит.

Из кухни донёсся надрывный сиплый кашель, вошедшим открылось печальное зрелище: на печи, от которой слегка веяло теплом, лежала растрёпанная женщина с опухшим бледным лицом и тёмными кругами под глазами. Пахло табаком. Глорэдель вспомнила, что не стоит удивляться, видя больных людей, продолжающих ухудшать своё состояние тем, что привело к хвори, но всё равно не удержалась и вздохнула.

«Курит, кашляет», — быстро нацарапала она на глиняной табличке и спрятала запись от глаз Гилнора.

— Здравствуй, Ниэльлунэ, — вежливо произнесла Глорэдель, думая, как лучше расспросить женщину о её состоянии, хотя и так всё в общем-то понятно.

— Спасибо, что пришли, — хозяйка подавилась кашлем, спустилась с печи, покачнулась и села за стол, не позволяя другу себе помогать. Она зябко куталась в шерстяное одеяло, но всё равно дрожала.

Опомнившись, Глорэдель быстро нашла более-менее чистую чашу, воду, разожгла огонь и насыпала порошков, чтобы облегчить страдания больной, пусть и ненадолго. У Гилнора, однако, были свои понятия об искусстве врачевания — мужчина чем-то набил курительную трубку и подал подруге. Как ни странно, Ниэльлунэ стало лучше.

— Спасибо, — снова поблагодарила она, тяжело дыша. — Не дотяну я до зимы, но прошу, не пропадай. Одной помирать совсем грустно. Вот помру — тогда и пойдёшь Моргота побеждать.

Женщина взяла вазочку с мёдом, убрала оттуда мошек, зачерпнула ложкой и отправила в рот. Глорэдель знала — это могло бы улучшить состояние, но не в данном случае.

Ниэльлунэ снова закашлялась, поёрзала на стуле, затянулась. Дым из трубки имел странный запах, который перебивал даже заваренные ароматные травы. Глорэдель налила лекарство, стала записывать наблюдения. Невольно вспомнился тон Митриэль, и стало не по себе от понимания, что мрачная знахарка оказалась права.