Река Гелион встретила путников соответственно своему имени — насмешкой, внезапно разлившись и затопив не только известные броды, но и низкие мосты. За переправу на лодке пришлось платить двойную цену с учётом того, что хитлумское серебро повсеместно считалось низкокачественным, оттого дешёвым. Конечно, если его переплавить, да обогатить, да обработать нормально, может, и получится что-то дельное, но в таком виде увы, платите втридорога.

Арминас уже хотел пустить в ход более качественный металл, однако собратья остановили командира, напомнив, что серебро у них от верховного нолдорана и в достаточном количестве, а вот жизнь у каждого своя собственная, к тому же всего одна. Да и всем известно, что гномы жадные, и с этим ничего не поделать.

Платить, так платить. Лишь бы довезли.

Однако на этом неожиданности не закончились, и, высадившись на противоположном берегу Смеющегося Потока, эльфы поняли, что указанное на карте место стоянки дикарей пустует и, похоже, очень давно.

Примечание к части Песни:

«Неупокоенный» из рок-оперы «Суинни Тодд»

«Марионетки» гр. «КиШ»

Или лучше мне тебя не знать совсем!

Приземистый и невысокий, как большинство соплеменников, мужчина со спутанными чёрными волосами прибежал с охоты быстрее и раньше, чем планировал.

— Там эти! — сообщил он, размахивая копьём. — Припёрлись!

— Кто? — Халдад, собиравшийся уже проучить вернувшегося без добычи собрата, с недоверием прищурился.

— Эти! Длинные, — вытянул вверх ручищи охотник, — узкие, синие, а глаза светятся, будто в башку молния жахнула! Во! Искры аж летят! Да так летят, что на голую землю падают, и она гореть начинает!

Какая-то женщина в ужасе закричала, дети заплакали, мужчины схватились за оружие. Халдар среагировал на шум, прибежал от костра, на котором жарил кабана.

— Счас мы им покажем! — Халет вышла из землянки и толкнула брата кулаком в плечо. — Прогоним гадов!

— Прогоним! — Халдар кивнул сестре и отцу.

Тайное племя уже забыло, как выглядят эльфы, и что Старшие вообще существуют — в последний раз таргелионские Нолдор приезжали посмотреть, как живут Младшие, два поколения назад, а оссириандцы и вовсе наблюдали только из укрытий и то крайне редко. Сказки о красивых дивных существах порой рассказывались людьми у костра или на ночь детям, но были то лишь выдумки, с годами всё более непохожие на реальность.

— Обольём их водой, — рассудил вождь, — они и потухнут. Делов-то.

— Но сначала копьями! — Халдад взял сразу три жерди в непропорционально огромный кулак — стареющий воин всячески показывал, что до сих пор силён и храбр.

— И в реку, — кровожадно кивнула Халет.

— Точно, — радостно согласился Халдар. — Пошли, хал! Хал!

— Хал!

Издав радостный грозный клич, дикари рассредоточились, прячась среди не слишком густой лесной поросли.

***

— Я нашёл их следы! — радостно сообщил собратьям Нолдо, выйдя из зарослей терновника. — Они здесь были недавно и, похоже, нередко появляются. Скорее всего, где-то неподалёку живут.

Арминас присмотрелся и прислушался, ещё один воин забрался на сосну и кивнул на юг:

— Там они. Пойдём, подойдём ближе, главное, оружие не демонстрируйте.

Менестрели взялись за инструменты.

— Мы будем петь, чтобы нас слышали издалека. А когда Фирьяр поймут слова, тем более посчитают нас друзьями.

Заиграла музыка, воздух зазвенел волшебством, птицы защебетали в такт мелодии, и хмурый день показался тёплым и ясным.

— Я мог бы тебе подарить небо в алмазах,

Я мог бы тебя удивить, всем на свете и сразу.

Я мечтаю тебя отвести на закат на янтарный,

Где в запахе зелёной сосны стихнет ветер коварный.

Я хотел бы для тебя стать всем,

Или лучше мне тебя не знать совсем!

В кустах таилось всё больше дикарей с кривыми палками, Арминас дал знак соратникам охранять менестрелей. Конечно, эти смертные не представляли серьёзной угрозы, ведь среди них точно нет колдунов, однако терять бдительность явно не стоило.

— Я стану ясным соколом и буду прилетать к тебе

И не покину ни во тьме, ни в счастье, ни в беде.

Я стану ясным соколом, чтоб крыльями от бед укрыть,

Лететь сквозь горы, лес и дол, чтоб просто рядом быть.

Вдруг со всех сторон повалили толпы дикарей, окружая незваных гостей своих земель, швыряя в них камни и то, что, по-видимому, считалось копьями. Понимая, что убивать смертных нельзя, а по-другому от них уже не отбиться, Арминас принял единственное казавшееся верным решение, и эльфы, побросав вещи, полезли на сосны, вязы и ясени, чтобы с недосягаемой высоты попытаться договориться с дикарями. Разумеется, уже не шло речи о переселении этого племени на запад — хитлумские Нолдор хотели добиться позволения уйти домой невредимыми. А тем временем трое грязных мужчин в шкурах притащили нечто, отдалённо напоминающее пилу.

***

— Фирьяр сломали всё, что нашли, и мы остались без вещей, — сделал каменное лицо Арминас, пытаясь хоть как-то объяснить свой провал верховному нолдорану, — нам пришлось прорываться с боем, и лишь чудом никто из наших не погиб.

— Вы остались без вещей, и нанялись охранять торговые караваны, — процитировал письмо Нолофинвэ.

— Да.

Воин не стал уточнять, что труд тех, о ком говорили исключительно: «А, это хитлумские!», оплачивался очень плохо, но выбора всё равно не было. Ради выживания пришлось игнорировать насмешки.

Король промолчал. Нужно было решить для себя, верить ли рассказу провалившего миссию отряда, а если верить, то насколько. Это требовало времени, да только оно неумолимо играло против хитлумского владыки, и как изменить ситуацию, не потеряв ещё больше, Мудрый Финвэ совершенно не представлял.

Примечание к части Песня Марка Тишмана "Я стану твоим ангелом"

Фиалки и звёзды

Белемир вошёл в дом кузена без стука и приветствий, по лицу мужчины было заметно, насколько он зол.

— Я возмущён, Боромир! — с порога накинулся сын Бельдир на брата. — Ты — наследник вождя и позволяешь себе позорить семью! Ты пьёшь и пьёшь уже не первый год! Твои дети смотрят на тебя! Наш народ смотрит на тебя! Ты…

Речь внезапно оборвалась, потому что в кухню ввалился такой же пьяный Борон, еле державшийся на ногах.

— А ну цыц! — вождь сделал строгое лицо, словно журил ребёнка. — Иди к себе!

— Я давно не маленький! — Белемир сжал кулаки. Он понимал, что недостаточно силён, чтобы справиться даже с налакавшейся до свинячьих рыл роднёй, поэтому не хотел лезть в драку, однако терпение уже иссякло у всей семьи.

После похорон отца и сына вождь Борон начал пить. Поначалу это было незаметно, к тому же удобно многим — главе разраставшегося поселения приносили вино, сидр, эль и разную другую брагу, сопровождая дары всяческими пожеланиями. Простоватый добродушный Борон приглашал каждого гостя к столу, напивался и соглашался со всем, о чём бы его ни просили. Жена и сёстры пытались повлиять на главу семьи, однако тот ничего не хотел слышать и откупался от недовольных женщин подарками.

Постепенно сын присоединился к застольям отца, особенно, когда его супруга стала проводить практически всё время с малолетними детьми. Боромир не говорил об этом прямо, но он страшно ревновал родителей и супругу к своим наследникам. Подобное чувство казалось молодому мужу неправильным, поэтому он не мог никому признаться в терзаниях и глушил злобу выпивкой.

В доме вождя всё чаще появлялись какие-то сомнительные люди, начали пропадать вещи.

— Дядя, — Белемир отошёл от двух пьяных родичей на безопасное расстояние, — негоже вождю…

— Да что б ты понимал, клоп бумажный! — Боромир, покачиваясь, поднялся из-за стола, выпил медовухи прямо из горлышка. — У меня уже трое, а у тебя ни одного! Ты не мужик!

Слова больно задели, однако сын Бельдир, смирившийся с отсутствием детей, проглотил обиду. Пришло понимание, что сейчас говорить с роднёй не только бесполезно, но и небезопасно, поэтому библиотекарь и учитель грамоты поспешил уйти из дома дяди-вождя.