Опустив взгляд, Амрот требовательнее сжал плечи девы, и та вырвалась, отстранилась.

— Послушай, — сказала менестрель без насмешки, — может быть, когда-то в детстве, любуясь картинами с изображениями пар, слушая песни о чувствах, тайком подглядывая за целующимися дориатрим, восхищаясь королевской четой, я мечтала о любви. Это были фантазии маленькой девочки, которой я давно не являюсь. Скажу тебе больше, Амрот, сын Амдира: в моих детских снах любовь была прекрасной и простой, без интриг и преодолений, без прошлого и с прекрасным будущим. Так не бывает, сын воина, вставшего на сторону голодрим. Так не разрушай мою прекрасную невинную фантазию, которая мне дорогá.

— Я люблю тебя! — выпалил Амрот, уверенный, что умрёт, сказав это. Однако, не умер.

Нимродель поджала яркие манящие губки. Изящные руки, украшенные гномьим серебром и бериллами, нежно взяли лиру, и сын Амдира возненавидел инструмент, которому доставалась ласка, недоступная эльфу. Опустив белоснежные пушистые ресницы, дева хитро улыбнулась.

— Лишь вчера 

Весь мир объятья раскрывал, — нежным, слегка насмешливым голоском пропела менестрель. — Лишь вчера 

Легко леталось так во сне!

Но ты сам дверь нарисовал, 

На камне дверь нарисовал.

Белую-белую дверь 

На гранитной стене.

В нарисованной чаще нельзя заблудиться, 

И не съест никого нарисованный зверь. 

Только веришь ты, веришь ты, веришь, что может открыться 

Эта белая дверь. 

Эта белая-белая дверь.

***

— Я глупец, — обречённо произнёс Амрот срывающимся голосом. — Никчёмный глупец!

— Нет, — Амдир потрепал сына по голове. — Ты всего лишь влюблён. Не отчаивайся, никто не знает, как сложится судьба. Порой в Арде случаются самые невероятные события: я видел, как изменился мир, когда на небе появились Исиль и Анор… — Синда замолчал, подумал и отмахнулся. — Мир изменился, сын, а война продолжается. Слышал, о чём говорил Белег?

Юный эльф слышал, но Моргот волновал его не более, чем новый кинжал Тингола, подаренный каким-то дальним родственником.

«Я верю, — думал Амрот, — верю! Нарисованная дверь откроется!»

***

Последние покидающие Дориат аманэльдар, которых в Королевстве-под-Завесой уже не называли Тэлери, скрылись за поворотом дороги, и Келеборн, убедившись, что никто не преследует народ королевы Артанис, дал знак защитникам уходить с позиций, и в этот момент на пути появился небольшой отряд.

Предводитель был темноволос, непривычно высок и широкоплеч, альквалондский самозванец сразу вспомнил худшие моменты свой жизни, хоть и понимал — перед ним не может быть Нолдо из рода Финвэ.

— Ты ведёшь народ на убой, — заявил командир, сверкая холодными бесцветными глазами. — С чего ты взял, что там, за Завесой, сможешь обеспечить чью-либо безопасность?

Келеборн не понял, чего хочет этот незнакомый эльф, живущий на южной границе Дориата вдали от Менегрота. Взгляд валинорского Тэлеро оказался очень красноречивым, и Синда усмехнулся:

— Леди Галадриэль — не Майэ Мелиан. И даже не та, кого принято называть лесными ведьмами за дружбу с непонятными древоподобными существами. Твоя жена слабее, и её чары не сделают землю скрытой от зла. Хотите свободы — уходите к Энтам. Полагаю, вы, эльфы Амана, спокойнее воспринимаете странные творения Валар, чем мы, не видевшие Света Древ.

— Благодарю, — сдержанно улыбнулся Келеборн.

— Не стóит, — незнакомец осмотрелся. — Я — потомок великого вождя Денетора, моё имя Орофер, и однажды мой род снова станет славным и многочисленным. Ты ещё услышишь обо мне, беглец. И помни: развитие и процветание возможно только в безопасности. Вот причина, по которой я — подданный Тингола.

«Амбиции — это, безусловно, прекрасно, — подумал самозванец, снова ощущая окрыляющее прикосновение чар, как в тот самый день, когда было принято решение бежать от Феанаро. — Однако, нужно нечто большее. Например, удача».

— Защитники Дориата, — увереннее заговорил Келеборн, — утверждают, что орки не добрались до границ Завесы, были перебиты воинами-Нолдор.

— Маблунг — глупец, — отмахнулся Орофер, — а Белег, любимчик принцессы, и подавно. Поэтому я и не служу под их командованием. Мы — охотники, не воины. Но если будет необходимость, поохотимся не только на оленей, но и на орков. — Посмотрев по сторонам, эльф покачал головой. — Что ж, не стану тебя задерживать. Надеюсь, ещё увидимся однажды, а ты послушаешь мой совет, примешь к сведению. Помни: самая сильная магия во власти творений Йаванны, а не в прекрасных глазах твоей жены.

Келеборн хотел поспорить, однако передумал: нет смысла терять время, пытаясь доказать свою правоту тому, кто абсолютно уверен в собственной. А принадлежность к роду Денетора обычно приписывали себе те, кто хотел выглядеть авторитетнее, не имея других аргументов. Хотя… не альквалондскому лучнику осуждать кого-то за присваивание чужого имени.

«Всё это неважно, — мысленно одёрнул себя Тэлеро. — Главное, я скоро увижу Артанис. Кем бы мы ни были теперь, мы вместе, а это оправдывает любой пройденный ранее путь».

***

Поверхность воды искрилась, хотя рядом не было ни одного источника света. Небольшая плоская чаша, казалось, начала разрастаться, поглощая весь мир, преобразуя реальность в иллюзию, а видение — в жизнь.

Артанис многое хотела увидеть и многих, однако сердце требовало показать только…

Прогнав ненужные, мешающие сосредоточиться эмоции, дочь валинорского короля присмотрелась к искрящейся звёздами тьме воды.

И мельком увидела его лицо, сосредоточенно-напряжённое, глаза всматривались вдаль, в огонь. Пришла догадка: это видение из прошлого. Оно не нужно. Совершенно не нужно.

Налив ещё воды, королева без королевства спросила совет.

«Правь, — сказала вода, меняя обличия, — у тебя есть народ. Ты знаешь, что подданные важнее чётко очерченных границ. Можно править многими, не имея постоянной территории для жизни, не строя дворцов, обходясь лишь походными шатрами, наскоро сделанными из подручных материалов, однако пользуясь влиянием и авторитетом. А можно сидеть в пустом замке на необитаемой земле, называться владычицей и гордиться собой, но по нраву ли тебе такое правление? Ты знаешь ответ».

— Я прошла Хэлкараксэ, — напомнила себе Артанис, — училась у Мелиан. Я не простая эльфийка из глухих дебрей. Я королева. И буду носить этот титул достойно.

Примечание к части Песня "Белая дверь" Пугачёвой

О новой жизни

Она позволяла прижаться к себе, обхватить руками, не двигалась, чтобы не разорвать объятия, не отстранялась от поцелуев, но была слишком далека и холодна, словно неживая скульптура из редчайшего мрамора, прекрасная и холодная.

Голова эльфа кружилась, словно после слишком большого количества вина, перед глазами расплывался любимый силуэт, мерцал и дрожал, как будто Даэрон смотрел на Лутиэн сквозь пелену слёз.

Розовое закатное свечение неба окрашивало размытое прекрасное лицо в дивные нежные цвета, и менестрель, боясь, что рядом не любимая, а фантом, осыпал поцелуями щёки, лоб, губы, шею, убеждаясь с каждым прикосновением, что Лутиэн здесь, её можно ощущать, обожать и согреваться теплом безучастного бархатистого тела.

Желание стать единым целым с любимой давило на грудь, убивая все другие чувства и мысли, заглушая музыку, рождающуюся в сердце менестреля, обрывая лишь начатую мелодию. Ничто не имело значения, всё рухнуло в бездну и исчезло, осталась только Лутиэн и позволение целовать её прекрасное подсвеченное закатом лицо. Нарастало чувство страха, что любимая вот-вот исчезнет, и…

Конец.

Сияющие звёздами глаза вдруг сфокусировались на Даэроне, эльф вздрогнул от неожиданности, чуть отстранился и увидел, как призрачный силуэт обретает чёткие формы. Голова сначала закружилась сильнее, но ощущение падения резко прекратилось, и, снова чувствуя реальность и твёрдую опору, Даэрон понял, что внутри него образовалась пустота, спасение от которой совсем рядом — надо лишь не отпускать любимую из объятий, тогда есть шанс выжить…