***

В Барад Эйтель неожиданно стало очень холодно. Несмотря на разгар лета, с севера прилетели ледяные ветра, ночью пришлось топить печи.

Несмотря на то, что Ириссэ никогда не бывала в Крепости Исток, Финдекано казалось, будто сестры не хватает рядом. Тягостное чувство потери давило на сердце сильнее с каждым вздохом, и до отчаяния не хватало рядом кого-то, способного поддержать. Казалось, известие о смерти Ириссэ стало последней каплей, камнем, вызвавшим обвал. Семья рушилась, и это ощущалось чем-то необратимым, страшным, хотелось просто поговорить с кем-то, кто поймёт.

Если бы Нарнис…

А что Нарнис? Нарнис бы выслушала, обняла, позволила себя уложить в постель, но это было бы сделано только из чувства долга, которому её научил отец. Но разве верность долгу может исцелить раны души?

Промелькнула мысль: если бы брака с Нарнис не было, сохранилась бы возможность жениться здесь, в Средиземье. Сделать частью семьи женщину, которая действительно любит…

Финдекано вспомнил приказ, запрещающий Линдиэль появляться в Барад Эйтель. Стыд за глупый поступок обжёг изнутри. Но если менять что-либо — это станет признанием в поспешности и необдуманности серьёзных решений. Нет, если понадобится встретиться с Линдиэль, лучше поехать к ней самому.

Сестра не любила Нарнис и, пожалуй, это было небезосновательно. Может быть, вырастив детей, перводомовская красавица нашла мужа, которого выбрала сама? Сердце заболело от пронзившей обиды и ревности. С другой стороны, а что ещё ожидать от брака по договорённости семей? Многие союзы вот так распались, и это вовсе не плохо. Наверное…

Странное смятение создало тёмную пелену перед глазами. Пытаясь справиться с мешающим чувством, Финдекано вдруг осознал, что не понимает, какое именно чувство и чему мешает. Беспомощно закрутив головой, принц наконец увидел карту Ард-Гален и Дор-Даэделот, и разум прояснился.

Да, смерть Ириссэ отвлекла от главного не только Хитлум. Нужно возвращаться к войне и…

И Линдиэль хотела помочь, но нет, нельзя подвергать её бессмысленной опасности — все ведь знают, что орки делают с женщинами.

Всё-таки сосредоточившись на донесениях из земли Моргота, Финдекано покачал головой: Хадор прислал добрые вести. Добрые. Добрые!

— Во что мы превратились? — привычно спросил портрет жены принц, но тут же отвернулся, чувствуя, что не хочет обсуждать свои чувства с этой неискренней женщиной. — Я называю добром гибель разумных существ! Их умерло меньше, чем могло, и это добро! Но они не должны были погибать потому так! Не должны воевать! Это неправильно. Всё неправильно. Проклятый Моргот! Ненавижу!

Опустив глаза на письма, старший сын короля вдруг понял — ему в общем-то всё равно, сколько смертных погибли в Дор-Даэделот, ведь главное — армия продвинулась на север и захватила сторожевую башню. Маленькая, но победа. А значит, Морготу недолго осталось править Ардой. Любые жертвы оправданы, необходимы и будут принесены.

Зло можно победить только злом.

Драконий Член

Единственной мыслью, стучавшей в гудящей голове, было «Дойти до кровати». Позади осталось шумное застолье, продолжавшееся пять или шесть дней, а с ним и боевые песни никогда не воевавших юнцов или забывших, каково это, стариков. Таких же, как сам вождь. Тяжёлые шаги непослушных от хмеля ног увели оттуда, где по-прежнему сидели уставшие, но всё ещё весёлые собутыльники, уверенные, что лидер, независимо от возраста, должен перепить всех, где безразлично находилась жена, не раз намекавшая, что пора заканчивать пир, дети, внуки, какие-то незнакомые люди, забывшие, по какому поводу собрались.

Всё осталось позади.

Короткое наслаждение, когда уставшее от пьяной ходьбы тело оказалось на мягком и под тёплым, быстро сменилось сном, который показался чересчур реальным для хмельного забытья.

Хатол увидел Барад Эйтель. Крепость была такой, какой юный воин её когда-то видел, но уже успел забыть. Сейчас же, во сне, эльфийская твердыня предстала в совсем не расплывчатых, чётких красках, вождь смотрел и узнавал весёлого молодого отца, а также взрослого сына, который вдруг очень чётко сказал:

«Мы увидимся снова, па. Может, нескоро, но увидимся».

Кто-то рядом пел, и Хатолу казалось, будто мотив знакомый, однако сосредоточиться и расслышать постоянно меняющиеся слова не удавалось. Зато старший внук, внезапно появившийся перед глазами, встревоженно обернулся к тонущему в смрадном тумане горном хребту.

«Там мой брат!» — крикнул он с отчаянием.

«Два брата, — усмехнулся незнакомый резкий голос. — Но кто-то здесь явно лишний».

Послышался звук спущенной тетивы, и Хатол понял — стреляли в него. Обычно от такого он просыпался, даже после длительного и щедрого застолья, но в этот раз пробуждения не наступило.

Больше никогда.

***

Деревянные гусли монотонно тренькали всю дорогу через Ард-Гален, однако ни один воин не попытался заставить Гилнора притихнуть. Он снова пел одно и то же, но по крайней мере песня поменялась:

— Подарите мне пару крыльев!

Где рассвет сольётся с закатом,

Недоверие станет пылью

И развеется резким взмахом.

Взмыться ввысь над бессильем и ложью,

Раствориться в небесной пучине,

Не влачить свою совесть к подножью,

Не запутать судьбу в паутине.

Распахнуть бы те крылья с силой,

Песней сердца открыться Року,

Заодно со снежной лавиной…

Чистоты не бывает много.

Пусть закружит, задушит снегом

И мороз разольётся по жилам,

Пусть погибнуть, но только в белом.

Блик спасенья — сигнал однокрылым.

Подарите мне пару крыльев,

Можно чёрных, но лучше белых,

Птицей проще успеть, наверно,

Отдалиться, что сил, от скверны.

Курившая без остановки всю дорогу Ниэльлунэ зябко куталась в тёплое, не слишком чистое одеяло, и каждый раз, когда телега особенно сильно тряслась, ёрзала и почёсывала между ног. Даже через одежду ощущался стойкий рыбий запах. Вокруг много кто и что воняло, поэтому такая мелочь никого ни капельки не смущала, но сама женщина чувствовала — это не слишком хорошо. Правда опасные болезни пахли иначе, а значит, волноваться было не о чем, но примочки всё же не помешают. Вспомнить бы только, куда положила…

— Не хватало в притоне спиться, — самозабвенно и не слишком мелодично тренькал Гилнор, — всё простив подлецам и унылым,

Напоследок стать вольной птицей…

Подарите шанс однокрылым!

Надоело в плену томиться,

В темноте свет искать постыло.

Напоследок стать вольной птицей!

Подарите шанс однокрылым.

«Гостинцев привозите», — в шутку говорил друзьям на прощание Унур, и те решили, что непременно выполнят его просьбу. Возможно, приятель не обрадуется, но это уже будут его проблемы.

Последняя стоянка перед переходом через горы оказалась напряжённо-тихой, и даже вечно сожалеющий, что не обзавёлся семьёй, воин по прозвищу Кулак в этот раз промолчал.

Что-то менялось, это чувствовалось в воздухе, лишь тьма над Железными Горами по-прежнему оставалась такой же, как и всегда.

***

Сердце терзала странная тревога.

Проведя невыносимо долгий и скучный год в эльфийском госпитале, но зато более-менее восстановив пострадавшую от огня дракона руку, Хадор задержался в Барад Эйтель, чтобы вдали от семьи и знакомых переосмыслить свою жизнь и ведение войны. С одной стороны было страшно вновь столкнуться с бунтом или непризнанием права командовать из-за бездействия, но с другой — Хадор чувствовал: лучше сейчас промедлить, но понять, что необходимо изменить в себе, чем попасть дважды в одну и ту же яму, идя одной и той же дорогой.

Залеченная рука всё равно болела часто: то погода поменяется, то холодно, то влажно, то просто болит безо всякой причины. Пальцы утратили прежнюю подвижность, и пусть воин научился сражаться левой, прежнюю уверенность в себе вернуть не удалось. Тогда Хадор начал тренироваться в метании всего, что могло представлять хоть какую-то опасность для врага: ножи, палки, камни, топоры, сломанные копья или клинки. Вскоре воин заметил, что эльфы стали всех людей, ловко бросающих оружие в цель, называть «хадорами». Наверное, стоило начинать гордиться собой.