— Я интересен для изучения? — спросил Инголдо, нежась в своих же объятиях. — Не бойся, за глоток воды я готов на всё.

Проведя подрагивающими ладонями Амариэ по бёдрам, спустив их к низу живота и дальше, эльф блаженно прикрыл глаза.

— Вот так это делается, — выдохнул он, помогая правильно сжимать твердеющую плоть, поднимать и опускать руку. — А теперь…

Финдарато кивнул супруге, приглашая удобно разместиться на нём.

— Но… — Амариэ снова зажалась, не готовая садиться сверху.

Неудивительно — её воспитывали строго, научили играть вторую роль всегда. Подумав, что после вчерашнего веселья будет нелегко сделать всё, как надо самому, Финдарато поднялся, уложил Амариэ на подушки и стал осторожно гладить и надавливать.

Сквозь наслаждение во взгляде эльфийки показалось искреннее удивление и восхищение, которое бывает только в самый первый раз. Но… неужели это возможно? Как она хранила себя, не поддавшись обычному любопытству? Зачем?

Однако недоумение быстро сменилось приятным пониманием, что сочный плод, упавший в руки, не только не надкусан, но даже не тронут любопытными пальцами. Это было волшебно, вдохновляюще и подействовало целительно. Забыв об усталости и опьянении, Финдарато прикоснулся губами, начал двигать языком. Амариэ задрожала, ахнула, напряжённо сдвинула брови, закусила губы.

Тела соединились, принц на мгновение вспомнил, как свет Древ Телпериона и Лаурэлин сливается в одно, улыбнулся ассоциации и сразу же забыл обо всём. Хотелось только одного — наслаждаться.

Примечание к части Песни:

Ю.Антонов "Несёт меня течение"

Ю.Лоза "Плот"

Не ждали

Смятый листок полетел в огонь. На этот раз на нём были не размышления, строки песен и стихов и ненужный набор слов, а письмо. На этот раз Нельяфинвэ был не один в своей комнате, приводя в порядок хаос в голове. На этот раз он был в переговорной.

— Тьелко, — поднял глаза в потолок старший Феаноринг, — ты заставляешь меня жалеть о том, что я приказал служанке из Второго Дома развлекать Карнистира. Может быть, стоило ему позволить завершить начатое?

— Ой, братец, оставь эту свою манеру говорить для кого-то помладше, — отмахнулся Туркафинвэ, — от меня всё равно пользы больше, чем вреда. Карты видел? Если бы не я, ты бы так и сидел в тёплом семейном кругу, слушая сладенькие речи о будущих детках. Финьо уже сотню колыбельных, наверно, сочинил?

— Тьелко, — Майтимо напрягся, — я предпочёл бы находиться именно в кругу семьи — своей семьи! — а не здесь с тобой, обсуждая интриги Ноло и твоё поведение. Хочешь жениться — женись. Хочешь гулять — для этого у нас полный дворец доступных девок!

— Виноват, согласен, — развел руками Туркафинвэ, видя, что брат уже на грани, — и я готов поговорить с дядюшкой. Он ведь сейчас придёт?

— Да, — Нельяфинвэ опустил глаза, — придёт. У меня к нему пара вопросов. И тебя здесь быть не должно. Ясно?

«Как мне надоело, что он вечно указывает!» — со злобой подумал Туркафинвэ, но на лице привычно сияла ослепительная улыбка.

Учтиво поклонившись, беловолосый Феаноринг удалился, изящно вышагивая по длинному коридору.

Майтимо глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Теперь он понимал, что его попытка вернуть мир в Дом Финвэ ничего не дала. Кроме семейного счастья дочери. Да, это важно, безусловно, но…

Сын Феанаро снова развернул свитки с чертежами. Смотря на позиции, подготовленные для лучников, он видел, что находящиеся на высоте площадки расставлены так, чтобы портовая площадь была взята в кольцо и насквозь простреливалась из мощных охотничьих луков. У чудовищ, выползших из тьмы, шансов нет.

— Господин Нолофинвэ Финвион, — объявил слуга, и Майтимо быстро убрал свитки в стол.

***

Он не хотел приходить на встречу, тем более во дворец Феанаро, но выбора не было, ибо Нельяфинвэ наотрез отказался встречаться «во Втором Доме». Нолофинвэ казалось, что его, как неразумное дитя, отшлёпают и лишат сладкого, и это ощущение заставляло ненавидеть того, кто сидел напротив и высокомерно смотрел куда-то в сторону. Впрочем, как обычно. Решив, что надо нападать первым, Нолофинвэ сделал вдох, и в этот момент Майтимо небрежно бросил на стол свитки, все ещё смотря в сторону.

— Я жду объяснений, — холодно произнёс сын Феанаро, — подробных.

— Какое совпадение, — нервно улыбнулся Нолофинвэ, — я как раз…

— Мой вопрос важнее, — перебил его Феаноринг, — чем игры взрослых мальчиков и девочек. — Он наконец повернулся к собеседнику и прямо посмотрел ему в глаза. — Вот это, — указательный палец упёрся в свитки, — ставит крест на всех моих усилиях по сохранению целостности нашей семьи. Видит Эру, я пытался.

— Твой брат совратил мою дочь!

— А ты строишь заговоры против родни! — Нельяфинвэ поднялся во весь рост, чуть наклоняясь над столом. — Кто даст мне гарантию, что однажды я не окажусь на площади, окружённый со всех сторон лучниками?!

— Майти, ты с ума сошёл? — опешил Нолофинвэ. — Как ты мог такое подумать?

— Я ещё не такое могу подумать, дядя. Но речь не о том. Я требую объяснений, почему от Первого Дома утаили угрозу, растущую за морем?

— Может быть, потому что я в неё не верю?

Майтимо прищурился, выпрямился, отклонившись от стола. Нолофинвэ смотрел на племянника и пытался решить, как действовать дальше. Он понимал, откуда Первому Дому стало известно о стройке, и очень хотел поговорить с дочерью по душам, но она всё не возвращалась.

— Кажется, разговор зашёл в тупик, — констатировал Феаноринг и налил вина себе и гостю. — Пей, дядя, не отравлено.

Подняв бокалы, эльфы сдержанно улыбнулись шутке, и в этот момент распахнулась дверь.

Нолофинвэ увидел, как изменился в лице Майтимо, и обернулся.

Просто исчезнуть

Мир померк.

Сначала Куруфинвэ думал, что глаза отвыкли от света Древ за время, проведённое в подземелье. Величайший Эльда чувствовал опустошение, но именно оно придавало лёгкость и ощущение парения над землёй. Казалось, Нолдо стал ветром, невесомым, прохладным…

И бесполезным.

В другой момент это осознание ужаснуло бы Феанаро, но сейчас в нём не осталось ни эмоций, ни чётких мыслей. Только пустота и ощущение счастья от завершённой работы — самой главной в его жизни.

Дорога до дома была ещё долгой, и старший сын короля Финвэ верил, что постепенно начнёт чувствовать себя более-менее привычно, однако этого не происходило. Да, силы возвращались, в душе нарастала эйфория от понимания, что величайшее творение завершено, однако видеть окружающий мир прежним Феанаро не мог. По сравнению с красотой Сильмарилей всё вокруг казалось блёклым, скучным, обыденным и опостылевшим. Не хотелось смотреть ни на что, кроме Камней, и это пугало, но страх загонялся в самые дальние глубины души всепоглощающей любовью к своим созданиям.

Как же они красивы! Эти переливы света! Эти чистейшие волшебные оттенки! А как трудно было огранить кристаллы! Порой казалось, будто Сильмарили хотят остаться первозданной неправильной формы, которую обрели в ладонях своего творца. Своего единственного родителя.

Нет, Камни! Как бы ни любил вас создатель, вы обязаны ему подчиняться! Запомните это!

И Сильмарили послушно позволяли делать себя ещё красивее, хоть и давали знать папе, что считают наилучшей ту форму, которую дали ладони со всеми их складками, морщинками, линиями и выпуклостями, даже если эта «огранка» слишком далека от совершенства.

Зато её сделала живая плоть, а не мёртвый безразличный металл инструментов.

На пути стали попадаться знакомые лица. Пустые. Безжизненные. Угасшие. По их реакции Феанаро догадывался, что выглядит как-то не так, но пока был не в состоянии об этом думать. В мыслях сохранялось лишь желание показать свои творения всему Аману. Всему? Нет. Пожалуй, слишком многие недостойны приближаться к прекраснейшим кристаллам Арды. Можно, конечно, показать издалека и мельком…

Но сначала нужно прийти домой и отдохнуть.

Мутное сияние Древ смешалось воедино, став цвета кислого молока, воздух сделался вязким, тяжёлым для дыхания.