Не хотелось бы такого развития событий.

Выйдя из шатра брата, королева сделала знак служанкам, чтобы оставили её одну, и отправилась к реке. В чём-то Финдарато всё же прав: магия важна. Даже больше, чем хотелось бы.

Спустившись к быстрым волнам, Артанис опустилась на корточки.

— Вода, пришедшая вместе с нами, талые льды севера, хранящие память веков, всегда ли вы были холодны?

Лёгкая рука эльфийки коснулась прозрачной волны, от пальцев разошлись золотые кольца, заискрились. Совсем не как в Валиноре. Волшебство здесь иное, тает льдинкой в горячей ладони.

Светящийся круг разошёлся, расширился, искрящийся край истончился, начал угасать. Лишь на мгновение вода смилостивилась и открыла тайну: множество судеб переплелись и запутались в паутине лжи. Правды нет. Зато есть любовь.

Артанис поднялась и осмотрелась. Любовь? Как её можно выстроить на лжи? Как можно полюбить неискреннего эльфа? Откуда возьмётся единство феа, когда между мужчиной и женщиной стена тайн? Или… Это общая ложь?

— Нет, — резко развернулась королева и пошла назад, — ни один из родственников Корабела моим супругом не станет! Не собираюсь подчиняться рабу Вала Улмо Кирдану! Я не для того уходила из Валинора, чтобы снова славить Валар и жить ради них. Я дитя Эру, а не одного из Айнур. Обойдусь без валандиля Новэ!

Примечание к части Песня "Длиннее стали тени" из мюзикла "Элизабет" в переводе Kagamine Len

Мудрость целителей

За пологом шатра было тепло и влажно, от огромной лохани поднимался пар. Запах трав заполнял воздух, и Зеленоглазка сразу поняла, что не так с составом снадобья, однако говорить не спешила: ей не давали слова и пока ничего не спрашивали. Эльфийка молча наблюдала.

Трое лекарей очень осторожно подняли с постели истощённое, бессильно провисающее тело, опустили в воду, придерживая голову. Эльф, в котором Зеленоглазка бы никогда не узнала того, с кем однажды столкнула её судьба на войне, был в полусне, не открывал глаз, лишь иногда сводил брови и что-то шептал. Подойдя ближе, колдунья сразу же посмотрела, что ещё, кроме руки, отрезано у бывшего пленника её Владыки, и с удивлением обнаружила, что остальное на месте. Поймав озадаченный осуждающий взгляд пришедшей с ней Митриэль и других лекарей, Зеленоглазка пожала плечами:

— Что такого? Мне не разрешается туда смотреть?

Заметив, как от её акцента кривится знахарка, колдунья усмехнулась:

— Можете считать меня диким зверёнышем, но именно я буду учить вас целительской мудрости. Вы все пытаетесь бросаться в бой с ядовитым змеем, но ни один из вас не знает противоядия. По-вашему, это правильно?

Никто не счёл нужным отвечать, а тем более оправдываться.

— Огнём и мечом, — нечётко проговорил Майтимо, тяжело, прерывисто дыша, когда искалеченная рука оказалась в воде, — своим… гневом… Преследовать… любого… Клянусь. Клянусь. Клянусь.

Вздох перешёл в короткий стон, эльф зажмурился. Зеленоглазка покачала головой. Глядя на страдающего от боли Нолдо, которому недостаточно помогали снадобья, эльфийка вспоминала детство и юность, когда то и дело с кем-то из близких или знакомых случалась беда, и никто не мог помочь, даже если очень хотел. Оставалось лишь сидеть рядом и отвлекать от мучений разговорами. Нередко пострадавшие на охоте или при нападении врагов эльфы, слушая родные голоса, чувствуя прикосновения любимых рук, улыбались… перед тем, как умереть.

— Принц Финдекано, — неожиданно заговорила Митриэль, обращаясь к сыну короля, внимательно рассматривающему новоприбывшую знахарку, — твой отец требует тебя к себе для разговора. Он сказал, что это крайне важно и не терпит отлагательств.

— Ничего, подождёт, — отпивая из фляги, отозвался Финьо, снова делая вид, что читает летопись Квеннара, которую дал ему брат. — Господин и-Онотимо был знатным сказочником. И его очень интересно изучать. Мой король-отец тоже сказочник, но его истории меня не впечатляют.

Митриэль поджала губы. Зеленоглазке стало безумно интересно узнать подробности, но эльфийка понимала — спешить с расспросами не нужно, поэтому молча наблюдала за тем, как лекари осторожно омывают, обтирают и укладывают обратно в постель спасённого из плена Владыки эльфа, удивившись тому, что её больше не тянет называть Нельяфинвэ похищенным рабом.

Когда рану стянули бинты, руку согнули в локте и стали туго приматывать к перекошенному, исполосованному шрамами от хлыста и когтей телу, Майтимо приоткрыл глаза и посмотрел на давнюю знакомую.

— Даже на свободе я связан, — слабо усмехнулся король Нолдор, снова закрывая глаза. — Зачем ты сбежала с Митрима?

— Испугалась, — честно ответила знахарка, рассматривая бритую голову эльфа. Волосы начали появляться, но не красно-каштановые, как раньше: теперь пламя смешалось с белой золой, особенно на висках.

— Что требовал от тебя… Моргот? — спросила Зеленоглазка, подсаживаясь к Нельяфинвэ. — Почему ты не уступил?

— Неважно, — в приоткрывшихся бесцветных поблекших глазах полыхнула белым пламенем ненависть. — Неважно, что требовал он. Главное, — Нолдо на миг стиснул зубы, — главное то, что требовал я. И в чём мне было отказано. Но я поставлю свой вопрос снова.

— Несомненно, — согласилась Зеленоглазка, — а пока придётся потерпеть. Моё лечение эффективно, но крайне неприятно. И, к сожалению, в ощущениях весь смысл.

Нельяфинвэ, глубоко вздохнув, закрыл глаза.

— Финьо, — прошептал он, — поговори с отцом. Иди.

Возможно, принц Финдекано начал бы спорить, но Майтимо, посмотрев на брата, невольно скосил глаза, остановив взгляд на искалеченной руке, и сын Нолофинвэ сразу же подчинился, не произнеся ни слова.

— Вы смазывали кожу маслами и растирали, разгоняя кровь? — спросила Зеленоглазка, взяв левую руку Майтимо и рассматривая глубокие борозды на предплечье, пересекающие след от ожога. — Это в данном случае мало поможет. Слишком много времени потребует.

Пересев ближе к голове, эльфийка стала водить пальцами по шее Нолдо, около позвоночника, точечно надавливая всё сильнее.

Майтимо начал вздрагивать и морщиться. Знахарка не просто касалась тела, она применяла чары, и создавалось ощущение, что от кончиков пальцев, проникающих до самых костей, по сосудам и нервам расползаются тонкие быстрые змейки.

Невыносимо отвратительно. Но почему-то хотелось продолжения.

— Есть земля на востоке, — заговорила Зеленоглазка ласково, надавливая на ложбинку в основании черепа, — называется Оссирианд. Это леса, горы, реки и прекрасные озёра. В тех местах живут эльфы-охотники, к которым даже орки боялись соваться, ведь на своей родине эти стрелки непобедимы. Эльфы Оссирианда редко покидают свои земли, потому что у них есть поверье…

Перестав давить пальцами, эльфийка позволила Нельяфинвэ отдохнуть, осторожно растирая шею по бокам, спускаясь к ключицам.

— Оно гласит, — голос стал ещё нежнее, — что однажды придёт большое пламя, из которого поднимется клинок. Дальше версии разнятся: на севере и западе Оссирианда считают, что меч укажет верный путь, а на юге и востоке мнение противоположное.

Пальцы снова надавили, Майтимо вздрогнул. По спине пробежала волна напряжения, отозвавшись тянущей болью в каждом позвонке, однако ощущение было на удивление приятным.

— А ещё, — нажимая сильнее, произнесла Зеленоглазка, — эльфы Оссирианда считают мой народ сгинувшим во тьме. И даже сложили о нас песню-плач.

Снова поднявшись к голове, пальцы надавили под ушами. Колдунья долго смотрела в глаза Нельяфинвэ, отпустила, коротко надавила.

Смочив руки в ароматном масле, Зеленоглазка начала растирать шею, спускаясь к ключицам, тихо напевая:

— Опустошённые тщетной надеждой,

Мы просто пленники собственных грёз,

Света лишённые, эльфы-невежды,

Мчимся среди остывающих звёзд.

Мы были нищими, мы были святы,

Небо лучилось от нашей любви,

Но, искажением мира объяты,

Мы стали просто ничьими детьми.

С утра — привычная гонка по кругу,