Дуилино согласно кивал, взял стоявший рядом бокал, выпил, и только потом понял, что это было вино жены архитектора менегротского дворца.

— Вы даже славите друг друга так, что не поймёшь — похвалили или в рожу наплевали! — продолжал старый гном, настукивая по столу ритм любимой песенки о бороде. — Нет в вас единства, дылды! И поэтому находите проблемы на свои тощие задницы.

— Ничего подобного! — возмутился архитектор, удивляясь налитой в своём кубке смеси вина и медовухи. — У нас нормальные задницы!

Жена покраснела и быстро ушла с пира. Проходя длинными коридорами, рассматривая светильники и узоры на стенах, эльфийка решила прогуляться по Залу Славы и взглянуть на привезённые гномами картины, вазы, гравюры и мозаики. Остановившись у огромного портрета Лутиэн в центре галереи, супруга архитектора вспомнила, как странно отреагировала на изображение принцессы крошка Нимлот: малышка замерла, притихла, одной ручкой крепко ухватилась за маму, а другой потянулась к картине и расплакалась. Эльфийка не понимала поведения дочки, но сама тоже ощущала тревогу рядом с, казалось бы, гениальным шедевром. Почему-то создавалось впечатление, словно темные области рисунка — не тень, а пятна засохшей крови.

Пройдя мимо двух женщин-наугрим, с жаром рассказывавших художнице из рода Новэ Корабела о тонкостях изготовления картин из самоцветов, эльфийка взглянула на выставленные в ряд дивные кувшины из сердолика, гагата и гематита, украшенные серебром и цирконами.

— Это поющие кувшины! — с гордостью сообщила, прервав разговор, одна из женщин подгорного народа, поглаживая тёмно-русую бороду с вплетёнными зелёными витыми шнурочками. — И, когда наливаешь воду, молоко, вино или травы, дух сосудов поёт по-разному. Давай, покажу.

Неожиданно громко произнесённые слова отвлекли от удивительных творений Детей Ауле.

— Не понимаю, почему вы все так цепляетесь за жизнь в Дориате! — с жаром говорил Амдир, одетый в гномью кольчугу на голое тело, кожаные штаны с меховыми вставками и короткий маскировочный плащ. — Вам только кажется, что здесь безопасно. Не понимаешь, что вся оборона выстроена исключительно на желании королевы оберегать нас? А что, если она соскучится по своим собратьям-Айнур и уйдёт в Валинор? Ты понимаешь, что у нас нет армии, достаточной для обороны границ? Понимаешь, что если Моргот пробудит своих огненных чудовищ под Менегротом, в городе начнётся пожар, и все мы задохнёмся в дыму! А мои земли, ныне опустевшие — это далёкие, прекрасные края, где леса и реки пропитаны особой магией Средиземья. Нужно лишь правильно коснуться этих чар, и природа расцветёт по-новому, удивительно и прекрасно!

Девушка слушала неохотно, гораздо больше внимания уделяя картине, сложенной из яшмовой крошки.

— Если Майэ Мелиан захочет вернуться в Валинор, — задумчиво произнесла эльфийка, любуясь изображённой влюблённой парой, — она заберёт нас с собой.

Амдир вздохнул.

— Ладно, — сказал воин, — твоя взяла. Если ты не хочешь уходить из Дориата, мне тоже придётся остаться здесь. Когда я увидел тебя на пиру, танцующую с бородачом, смеющуюся над его шутками, вдруг понял…

Эльф опустил глаза.

— Я не хотел связывать себя семьёй, хотел быть свободным, делать, что вздумается, старался не вспоминать о тебе…

— Ты… — дева рассмеялась, покраснев от смущения. — Ты меня приревновал… к гному?!

— Глупо, правда?

— Очень.

Эльфийка вдруг бросилась в объятия воина и поцеловала в губы, не обращая внимания на гостей галереи.

С портрета смотрела Лутиэн. Живыми влажными глазами, звёздными безднами, полными тьмы и ярких искр, словно рядом с картиной пылало пламя, губительное для подземного города.

Злое предзнаменование

Всадник возник из тьмы и тумана, преградив путь.

— Надо поговорить, Артанис, — серьёзно произнёс Айканаро, и королева поймала себя на мысли, что кузен ещё никогда не был столь мрачен, даже когда Ангарато едва не погиб на охоте в Хэлкараксэ.

— Я слушаю, — ответила дочь Арафинвэ, останавливая лошадь.

Взгляд эльфа был страшным. Артанис вдруг поняла, что сейчас её поставят перед фактом, и возражать она не посмеет. Потрясённая догадкой, эльфийка ощутила холод ветра, прилетевшего со стороны моря с севера.

— Я не поеду в Дориат, — сказал Айканаро. — Знаю, это глупо, помню, что мы шли в Эндорэ не за Феанаро Куруфинвэ, что не собирались воевать… Но я так не могу, прости. Я не хочу скрываться в лесах, надеясь на защиту королевы Мелиан. Это недостойно воина — прятаться за спину женщины, пусть даже это Айну. Прости…

— Не извиняйся, — не дала договорить Артанис, — я горжусь тобой. Правда, брат мой. Горжусь, уважаю твой выбор и не смею запрещать идти своим путём. Уверена, ты ступил на правильную дорогу.

— Я тоже в этом уверен, — улыбнулся Айканаро. — И не пожалею о том, что отказался от безопасной благополучной жизни. После того, что мы видели у дяди, я на многое посмотрел иначе.

— Как и я.

Королева погладила гриву лошади, тронула вплетённые в неё бубенчики.

— Ангарато присоединится к тебе, — улыбнулась Артанис кузену. — Нельзя разлучать близнецов, не так ли? Вдвоём вы справитесь с любым врагом.

Нолдо кивнул, и тьма отступила перед пламенем ярко запылавшего факела, Айканаро развернул коня, поскакал в чёрный волокнистый туман. Огней стало больше, вереница факелов устремилась обратно на север, и сердце королевы неприятно заныло тяжким предчуствием. Или это лишь нежелание расставаться с любимыми родичами, отпускать от себя верных защитников?

Снова вспомнилось письмо из Дориата. Сила и доблесть идут в бой, им достанется слава, остальным же — интриги и нечестная игра. Вспомнив, как не смогла стать воином, как упала без чувств во время битвы в Альквалондэ, Артанис решила, что придётся смириться и принять досадный факт: меч в её руках бесполезен.

Но ведь Келеборн предлагал говорить не на языке оружия. Значит, есть шанс повернуть ситуацию так, чтобы извлечь максимальную выгоду.

Лишь бы Финдарато ничего не испортил!

***

Смотря с лесистой возвышенности вдаль на утонувшую во тьме низину, Линдиэль ловила взглядом редкие солнечные блики на реках, сливающихся воедино среди молодой зеленой поросли, начавшей чахнуть из-за недостатка света.

«Зачем Морготу этот непроглядный мрак?! — спрашивала себя дочь Новэ Корабела, радуясь, что волокнистая клубящаяся тьма не добралась до Оссирианда, осев среди заболоченных низин вдали. — Неужели врагу так противен свет?»

«Во тьме проще воплощать злые замыслы, — говорил своим новым вассалам лорд Каленовэ и повторял те же слова жене и младшей сестре. — Под покровом бесконечной чародейской ночи можно незаметно выпустить в леса полчища волколаков, перебросить войска на нашу территорию, захватить врасплох не готовых к войне, растерявшихся из-за лишившей зрения тьмы эльфийских владык».

«Накрыв Белерианд чёрным туманом, — безапелляционно утверждал собрат Туивьель, — Моргот хочет быть единственным хозяином света в мире. Будет порабощать целые народы, заманивая их сиянием дивных камней».

На пологий речной берег пастух пригнал табун лошадей, и, наблюдая, как горделивые сильные скакуны спускаются к воде, Линдиэль снова затосковала о море, о его неповторимой прекрасной музыке, о шуме волн и пенных приливах. Захотелось увидеть маму и папу, поболтать с сёстрами, поспорить с братьями, поиграть с племянниками…

Решив написать родне письма, дочь Новэ Корабела побежала в сторону своего нового дома.

***

— Слава часто бывает случайной, незаслуженной, и ты вдруг понимаешь, что тебя знают и воспевают не за то, что ты действительно умеешь и делаешь важного и ценного, а за свалившуюся неожиданную удачу, — развела руками Туивьель, показывая сбежавшимся мальчишкам шкуру исполинской летучей мыши.

Супруга лорда Каленовэ тоже смотрела с интересом, хоть и видела трофей эльфийки из рода Авари уже много раз.

— И что же ты считаешь своей главной заслугой, Туивьель? — спросила Элиан, взяв тонкими пальцами в ажурных серебряных кольцах костяной гребень, лежавший на чёрной гладкой ткани среди множества других изделий.