— Но… — эльфийка явно пыталась понять, стоит обижаться или нет. Глаза стали смотреть изучающе, пронзая насквозь. — Песня должна была подействовать не так! Я не собиралась зарабатывать на еду или новое платье!
Фумеллотэ пыталась шутить, но в глазах разгоралась злость.
— Я считаю лучшей оценкой труда — его оплату, — ласково пояснил Орёл, зачем-то тронув деву за щёку. — А чего ждала ты?
— Разве непонятно? — обиженно, но уже теплее сказала эльфийка. — Я спросила: «Красивая песня?» Ответ должен был звучать: «Но ты красивее!» Понимаешь, я читала в одной книге, про которую не знает Квенголдо, что… — Фумеллотэ покраснела, сглотнула. — Короля приворожила дева, стала его женой.
Чтобы не рассмеяться, Глорфинделу потребовалось приложить немало сил.
— Да, — сказал он, — я слышал и то, что, якобы, народ королевы таким образом наслал проклятье на род короля, и лишь особая любовь Валар спасла несчастных, чья сестра поступила столь опрометчиво. Это лишь слухи и домыслы, однако колдовство — это действительно опасное оружие.
— Которым я не владею, похоже, — вздохнула дева.
— Может быть, приворотные чары действуют только на королей, принцев и принцесс?
Фумеллотэ выглядела такой расстроенной, что её захотелось обнять и утешить. Глорфиндел и сам не заметил, как его руки осторожно прижали хрупкую эльфийку к груди. Погладив девушку по спине, Нолдо заметил, что ему самому хорошо от проявленной нежности. Одиночество — это просто, удобно, но когда рядом любящее сердце…
— Я об этом не подумала, — прильнув и расслабившись в объятиях, Фумеллотэ заговорила тихо, словно сквозь полусон.
— А я не король и не принц, — гладя деву по спине и постепенно опуская голову к её макушке, сказал воин, — я родился в самой обыкновенной семье, о которой не пели баллады и не писали летописи. Мои родители не стремились к славе и вершинам искусства, соседи знали нас лишь потому, что мы с сестрой постоянно дрались между собой и с другими детьми. Когда в Тирионе появилось боевое оружие, меня и Эленнис и вовсе начали избегать, а мы участвовали в турнирах, веселились. Потом моя… Моё безрассудство прославило нас.
— Ты хотел сказать «доблесть»?
— Храбрость, но это была не она. Храбрость, Фумеллотэ, осознанная. А я вообще не понимал, что и зачем делал. Мне просто хотелось, и я ни в чём себе не отказывал. Доблесть же… Это больше о битвах, чем о ссоре между полубратьями. Доблесть — это сражаться до последнего, спасая слабых, позволяя отступить соратникам. Доблесть — то, что нужно герою для подвига, а я тогда был просто дураком.
Эльфийка так мило и заразительно засмеялась, что Глорфиндел тоже не сдержался. Фумеллотэ подняла голову, посмотрела в глаза Орла, и вдруг их губы сомкнулись в поцелуе.
Примечание к части Песня Юрия Антонова «Хмельная сирень»
Кротодрузья
Лес вокруг небольшой полянки у оврага с речушкой на дне сотрясался от нестройных гортанных воплей. На самом деле они были не воем троллей, как казалось, а песней, обычно исполняемой нежными девичьими голосами:
— Колечко на память, колечко!
Теперь несвободно сердечко!
Скажи ты мне, речка,
Скажи мне, рябина,
За что я его полюбила?
Четверо нетрезвых Кхазад: седой лысоватый возница, два его помощника средних лет и юный парнишка с пока не длинной бородой, сидели на брёвнах у костерка и отдыхали после долгого пути.
— Плыл над водой тихий причал,
Где мы встречаться любили.
Ты уезжал, любить обещал,
На память кольцо подарил мне!
В отдалении стоял богатый шатёр. Из кустиков, справив нужду, вышла, поправляя юбки и штаны под ними, дорого одетая гномиха с неестественно красно-рыжими волосами и искусно заплетённой чёрной бородой. Посмеявшись в сторону певунов, женщина крикнула:
— Если бы лично не знала ваших супружниц, ни за что не доверила бы таким чудакам свой груз!
— Да мы самые лучшие проводники! — надулся старший и продолжил голосить:
— Ты далеко в мире большом,
Письма мне пишешь не часто.
А на руке простое кольцо,
Оно — моё горе и счастье.
Проверявшая лошадей и повозку гномиха в мужском наряде отмахнулась.
— Госпожа, — сказала она, — мужи всегда чудят, но без них-то кто впряжётся, вместо лошади, если нашим красавицам отдохнуть надо будет? Ты знаешь — если распоясаются, я им вмажу.
Дорого одетая женщина кивнула.
— Колечко на память, колечко!
Теперь несвободно сердечко!
Скажи ты мне, речка,
Скажи мне, рябина,
За что я его полюбила?
Ох, тяжела эта печаль!
Лучше бы я не любила!
Я бы тогда тебя не ждала,
На милый причал не ходила.
Зайдя в шатёр, гномиха села около расстеленной скатерти, взялась за еду.
— Соли мало, — скривилась она, однако дичь не отложила. — Кончается уже? Так и знала — надо было больше брать! Когда уже в Ладрос доедем?! Поедим хоть нормально!
— По-человечески, — хохотнул её муж, подсаживаясь и приобнимая.
— Это как раз НЕ нормально, — гномиха хлебнула воды и отставила кружку. — Не буду пить, надоело в кусты бегать.
— Да нормально они мясо готовят! — ещё молодой, но уже далеко не юный бородач с русыми косами впился зубами в жареную ножку глухаря. — Я когда о делах договаривался, так меня от пуза накормили!
— Слушай, Блоин, — гномиха, морщась, доела, отложила кость в миску с объедками, — сколько Брегору лет?
— Дюжин пять, не думаю, что больше, — пожал плечами тот, — а что?
— Да боюсь я, как бы следующий вождь нас не отправил домой. Мы сейчас вложимся, мастерскую построим, место прикормим, а только отбивать начнём, так Брегор в землю ляжет, и придётся нам сворачиваться, а дом ещё и не продадим, потому что дорого для этих поселенцев наше жильё.
— Нарви всё предусмотрел, — кивнул Блоин в сторону молодого черноволосого кудрявого гнома, который тут же оторвался от еды и многозначительно закивал.
— Да, — важно заявил он, — моя госпожа, всё предусмотрел. Ваша с господином Бобуром мастерская будет легко разбираться и собираться в любом месте. Перевезёте брёвна и плиты, соберёте, и готово!
— Это ж не твой проект, да, Нарви? — прищурился муж богато одетой бородачки.
— Не мой, господин Бобур, но я его купил, ни о чём не беспокойся. Я ведь учился заборы, ворота в подгорье да замки-засовы делать, такие, чтоб таран морготов выдержали и от землетрясений не сыпались. Но это не значит, что в домах на поверхности ничего не смыслю. Мы с отцом хотели в Таргелион переехать, но потом с кем-то кто-то не поладил, другие за митрилом ушли, и мы в итоге дома остались. Но строительство домов, подобных кхулумским, я одним глазом глянул. Можно собрать коробку без фундамента, если местность не гористая и не песок один. Делаешь эту коробку без гвоздей на болтах и штырях, да пазы подгоняешь — и готово!
— Это всё равно траты, — гномиха нахмурились ещё больше. — У Брегора сынок вроде есть от первой жены, надо бы с ним подружиться.
— А я думаю, — Нарви подался вперёд, заодно прихватил ещё еды, — с королём Инголдо надо дружбу завести. Что бы там атани ни пели нам в уши, это кхулумья земля. И они решают, кому на ней торговать, а кому нет.
— Посмотрим, — отозвался Блоин, толкнул брата в бок: — Бобур, ты заснул что ли?
— Не, — тот открыл глаза и сделал вид, будто бодр. — Не. Я про деда думал. Старик Глои невовремя помер, ох, невовремя. Нас с тобой дядьки с тётками без наследства теперь оставят. Наши отец и мать, сам знаешь, не будут бороться за золото деда с братьями и сёстрами, и будем мы камни лизать. А эти проходимцы дориновы — лежать на золоте под шелками! И не делать ничего.
— Поэтому им наследство нужнее, — отрешённо произнёс Блоин, почёсыаая русую бороду. — Бездари да бездельники. Сами себя не обеспечат. А мы, коль в тяжбу ввяжемся, время зря потратим. Лучше ещё мастерские откроем, да колечки-серёжки наши продадим. Глои теперь с Махалом эль пьёт да гордится нами. Мы же всегда его гордостью были. Кстати, надо после Ладроса в Дориат заехать. Тингол, поди ж, заскучал без новых красивых вещиц. Я бы картину ему из драгоценных камней сделал. Его портрет.
